— Да.
Мэйо прищурился:
— Дай немного подумать…
Нереус бухнулся на колени прямо посреди кубикулы:
— Нет. Прошу. Не нужно ничего придумывать. Кнут страшит меня гораздо меньше, чем твои непредсказуемые поступки.
— Если речь про осьминога, то план был безупречным!
— Виола очень зла на тебя.
— Повизжит и успокоится! Ей следует признать, что главенство в семье принадлежит мужчине.
— А тебе проявить снисхождение к женской слабости, — геллиец посмотрел на хозяина. — Когда она прижалась, я слышал стук её сердца, волнение груди…
— Ты нашëл грудь у моей сестры?! — осклабился Мэйо. — Поздравляю первооткрывателя неизведанного! Мне казалось, что она специально утягивает всë повязками, не желая иметь даже маленькие округлости, на которых мог бы отдохнуть мужской взгляд.
— Мэйо!
— Да сядь ты уже в кресло, хватит натирать коленками полы!
— У тебя очень красивая сестра. И ты это знаешь.
— Знаю.
— Есть ли способ расстроить её свадьбу?
Поморец сплëл пальцы и положил на них подбородок:
— В теории — да. И не один.
— Может, попробуем?
— Что я слышу! Друг, упрекавший меня за мелкие шалости, толкает на серьëзный проступок. Где твои благочестивость и смирение с капризами судьбы?
— Я просто желаю счастья и тебе, и госпоже Виоле.
Мэйо улыбнулся с видом сытого тигра:
— Я не строю планы на далёкое будущее. Предпочитаю действовать исходя из обстоятельств.
— Это мне уже ясно. Но нельзя обходиться одной лишь тактикой, должна быть и стратегия.
— Можно. Я же как-то справляюсь!
Эбиссинский жеребец, доставшийся Рунако, был песочного цвета — завсегдатаи ипподромов называли эту масть соловой.
Конь приплясывал, упираясь в удила. На узкой морде с миндальными глазами широко раздувались тонкие ноздри.
Нереус вывел расшагиваться светло-серого Апарктия, похожего на Альтана статью, но менее обмускуленного.
Островитянин ласково оглаживал коня, настраиваясь на скачку.
Верховые не разговаривали друг с другом — это считалось плохой приметой.
Семейство Кьяна и его гости расположились в беседках и под тканевыми навесами. Оттуда доносились музыка, смех, детский визг.
Нереус ждал, когда придëт Мэйо, чтобы по традиции дать напутствия коню и его всаднику.
Поморец явился в прекрасном настроении, пьяный и весëлый, как сатир.
Он быстро шепнул в ухо Апарктия охранительный заговор и смачно поцеловал лошадиную морду.
— На кого поставил? — спросил геллиец.
— На вас конечно!
— Зачем?
— Я тут вспомнил одну историю, — Мэйо сунул руку в поясной мешочек, вынул сухарь и угостил жеребца. — Было это в звенящие годы детства. Наш Богоподобный Император Клавдий приехал в Таркс и отец устроил грандиозные скачки колесниц в его честь.
Нобиль полез за вторым сухарëм:
— Наш Дом представляли четыре лучших наездника и четыре сильнейшие упряжки. Мне тоже хотелось поучаствовать, а не сидеть в ложе и слушать рассуждения о политике. Я собрал четверик молодых коней, приехал на ипподром и заплатил стартовый взнос. Отец был в ярости.
— Представляю…
— Он велел своим рабам любой ценой не пускать меня вперёд, заставить добровольно сняться после пары кругов, — Мэйо усмехнулся. — Драка за победу была нешуточной. Три колесницы разнесли в щепки. А я… Настырный мелкий оболтус первым пересëк финишную черту.
— Ты выиграл?
Поморец кивнул:
— Выиграл. И выиграл честно. Это видел весь ипподром и сам Император. Он встал из кресла и апплодировал мне.
— Вот почему тебя любят горожане.
— И поэтому тоже, — нобиль похлопал Апарктия по шее, — Император призвал меня к себе, поздравил с победой и подарил золотой браслет, доставшийся ему от деда — страстного поклонника скачек.
— Огромная честь получить такое сокровище.
— Богоподобный Клавдий сказал, что он приносит удачу.
Мэйо достал из мешочка мужской браслет в три пальца шириной, оттряхнул от крошек:
— Наклонись, скажу напутствие.
Нереус свесился с коня.
Поморец ловким движением защелкнул браслет на запястье раба:
— Мне он великоват, а тебе — в самый раз.
— Браслет Императора? — геллиец уставился на свою руку с благоговейным ужасом.
— На удачу! И это… Моë напутствие: на четырех ногах уезжаешь — на четырех и вернись.
Мэйо ободряюще улыбнулся невольнику.
Коснувшись пальцем серьги, Нереус отчеканил:
— С твоим именем и в твою честь!
Маршрут скачки пролëг через скошенный луг, вдоль сети каналов и вверх по засаженному фруктовыми деревьями холму.
Длинная дистанция не испугала Нереуса.
Его жеребец обладал сухими, крепкими ногами, широкой грудью и отлогим плечом.
Прикрываясь ладонью от рыжего предзакатного солнца, раб мысленно прикинул, где добавит хода, где напротив — одержит скакуна, чтобы сберечь его дыхание и силы.
Дюжина всадников выстраивалась у стартовой отметины.
Эбиссинский конь злобно жал уши, когда Рунако набирал повод чуть короче.
Бритоголовый невольник смотрел вдаль с азартом, не отвлекаясь даже на то, чтобы облизнуть пересохшие от волнения губы.
Бросить платок доверили красавице Виоле.
Ещё не до конца оправившись после приключений на Зубастой скале, девушка выглядела бледной и взволнованной.
Нереус вспомнил её поцелуй, запах еë духов…
Белый платок коснулся земли, возвещая о начале состязания.
Геллиец сдавил пятками бока Апарктия.
Жеребец пружинисто сел на задние ноги и, взвившись, сорвался с места размашистым галопом.
Эбиссинский скакун оказался проворнее. Он вытянулся стрелой и на два корпуса опередил остальных.
Лихтиец видел перед собой облако пыли и бритый затылок Рунако.
На гладком участке пути обе лошади наддали, выровнялись ноздря к ноздре и помчались вдоль канала, с грозным фырчаньем молотя копытами по земле.
Вскоре верховые покрыли половину отведëнного расстояния и поворотили жеребцов у дорожного камня, очутившись спинами к ветру, а лицами — к особняку Кьяна.
Широкая тропа вела на холм. Его склон оказался довольно пологим, однако Нереуса охватило беспокойство.
Соперник стремительно удалялся, а геллиец вновь дышал пылью, наблюдая всë тот же затылок и гордо вскинутый хвост эбиссинского скакуна.
Нереус бросил поводья и схватился за гриву Апарктия.
Почуяв волю, жеребец толкнул языком медные удила и расширил мах.
В нëм словно пробудился одноименный дух северного ветра, приносящий шквалы и град.
Перед финишной прямой расстояние между двумя лидерами составляло пять корпусов. Прочие участники безнадёжно отстали.
Эбиссинский красавец выдохся.
Он потерял почти треть хода и продолжил замедляться.
Апарктий, напротив, уверенно держал скорость, быстро сокращая разрыв.
Некоторое время рабы ехали плечом к плечу, а затем Нереус обошёл соперника, пригнулся к лошадиной шее и первым пересëк финишную черту.
Глава шестнадцатая
Йина вошла в комнату. Остановилась на пороге, сбросила платье.
Сделала пару неуверенных шагов к постели, на которой отдыхал Нереус:
— Доброй ночи.
— Доброй ночи, — ответил геллиец, поправив золотой браслет.
— Ты победил и мог выбрать любую.
— Знаю.
— Хочешь отомстить?
— Нет.
— Тогда зачем?
— Иди ко мне.
Йина легла, нежно поцеловала парня. Открылась его ладоням и жадному взгляду.
Геллиец твëрдо знал, чего хочет, действовал умело и решительно.
Ийну затрясло от возбуждения. Она тëрлась о любовника, выгибалась, постанывая и кусая губы.
Нереус бережно, словно хрупкую драгоценность, погладил её грудь, талию, раздвинул стройные бëдра.
В широко распахнутых глазах Йины плескалась похоть.
— Возьми меня, — прошептала рабыня.
Ей не хватало воздуха, желание сводило с ума.
— Скучала по мне? — усмехнулся Нереус.
