Перья столь порочные (ЛП) - Зандер Лив

— У тебя привычка такая? Спасать девиц в беде?

— Не совсем, — он втянул щёки и нахмурился. — Но я едва ли могу позволить тебе разгуливать одной.

— Я не одна, — возразила я и показала влево. — Я… — Одна. Да чтоб боги их прокляли, куда они подевались? — Мне не стоило мешкать.

— А может, тебе не стоило слепо следовать за женщинами, которые служат лишь собственным эгоистичным интересам, — он кивнул на каменный амулет. — Это камни с моего острова, Ланай.

— Ты оттуда? — спросила я и, заметив, что он слишком долго смотрит на камень, не произнося ни слова, прочистила горло. — Себиан?

Он вздрогнул и повернулся ко мне.

— Хм?

— Ты с Ланая?

Он кивнул.

— Мы называем их лаоол, что на древнем Вэр значит «морская пена»… Наверное. Может быть.

— Лаоол, — повторила я на языке, который считала таким же мёртвым, как и королевский род Хисал. — Ты говоришь на нём? На древнем Вэр?

— Немногие Вороны его знают. Я помню два-три слова, которым пытался научить меня дядя, пока не сказал, что я безнадёжен, — уголок его губ дрогнул в едва заметной усмешке, исчезнувшей так же быстро, как та появилась. — Малир владеет им в совершенстве. И пишет тоже.

Что и ожидалось от принца Воронов.

— А что значит дадос’та… Нет, не так. Как оно было? Далос…

— Делос’та лай.

— Да. Это же название книги в библиотеке, которую хотел прочитать Малир. Что оно означает?

— «Бесконечная тоска». Вот тут, помнишь? — он коснулся груди. — Там, где наша аноа тоскует по предназначенной паре, настолько, что это может причинять физическую боль.

Неужели именно это делает Малира больным? Томление? Трудно было поверить, что он способен чувствовать что-то иное, кроме ненависти. Над головой раздалось хлопанье крыльев, и я подняла взгляд к небу. Лишь стая чёрных птиц, что, должно быть, неподалёку отдыхала, а теперь поднялась в полёт.

Я провела большим пальцем по бусине, возвращая внимание к камню.

— Он красивый.

— Я часто находил их на дне речных русел возле своей деревни, — сказал Себиан. — Продавал на пристани за хорошие деньги. Мать почти всегда ловила меня, била по лицу и отбирала монеты за то, что осмелился покинуть деревню.

— Нарушитель правил, — я могла это уважать. — Всё детство ты провёл там?

Он кивнул.

— Чтобы добраться до пристани, надо перелететь через горную цепь, окружающую долину. Возможно, именно поэтому нас не трогала война. До того дня, пока отец не решил, что мы отправимся на материк и присоединимся к делу Воронов. Заима любит… любила эти камни.

Любила.

Любила…

То, что он говорил о ней в прошедшем времени, могло означать только одно — её больше нет. И это не должно было влиять на меня так сильно, замедляя радостное биение в груди. Не сегодня, не в тот день, когда я наконец оказалась среди такой живой суеты.

Я обернулась к барбакану¹¹, полная нетерпения идти дальше, открывать новое, ощущать. Лавки. Конюшни. Таверны. Столько ещё нужно было увидеть!

— Сколько месяцев занимает дорога в Ланай верхом? — спросила я.

— Верхом? Неделя? Две? Пятнадцать? — Себиан пожал плечами. — Не знаю. При хорошем юго-западном ветре и с минимумом сна я добирался туда за пять дней.

Пять дней…

Стекло ринулось в самые кончики пальцев, покалывая под ногтями. Каково это — быть настолько свободным? Настолько свободным, чтобы достичь самых высоких гор и скользить над широчайшими океанами, отправляясь куда пожелаешь? В который раз я ощущала к Воронам не презрение, а…

Зависть.

Звонкий детский смех заставил меня поднять взгляд к боевому ходу на стене. Там стоял маленький мальчик, краснощёкий и сопливый, вцепившись в деревянные перила. Он всё сильнее всхлипывал, чем крепче упирался в ладошки, толкавшие его в спину.

— Не будь таким трусом! — крикнула девочка за ним и сильно толкнула его в плечо. — Прыгай, Оливар! Может, ты обернёшься!

Горло у меня сжалось.

Может?

Сердце забилось быстрее, когда тело мальчика опасно перегнулось через перила.

— Если он не обернётся, он переломает десяток костей.

— Скорее все до одной, — остановился рядом Себиан. — Высота приличная.

Я уставилась на него, не веря своим ушам, пока всхлипы мальчика не становились всё громче, разъедая мне желудок.

— И вы не сделаете ничего, чтобы их остановить?

Себиан расплылся в улыбке.

— Видимо, слух, что вороны — равнодушные родители, до тебя так и не дошёл.

Я снова посмотрела наверх, внутренности сжались в тугой узел, когда дети захихикали и начали толкать сильнее. Потом, едва наклонившись вперёд, мальчик перелетел через перила. Он закричал. Боги, как он кричал, пока моё сердце не остановилось в груди. Почему он не оборачивался? Почему он не…

Всплеск теней взметнулся к боевому ходу: чёрные щупальца сплелись в четырёх маленьких воронов. Те захлопали крыльями под радостные хлопки детей и вскоре уселись на перила.

— Наконец-то! Молодец, Оливар! — выкрикнул Себиан и снова посмотрел на меня с самодовольной ухмылкой. — Ты выглядишь бледнее обычного, Галантия. Неужели твоё сердце начало смягчаться к нам? Твой отец был бы так разочарован.

Я стиснула зубы, потому что он был абсолютно прав.

— Ему было страшно.

— Это был его первый полёт. — Себиан подмигнул и положил ладонь мне на поясницу, мягко побуждая идти дальше. — Мой отец как-то в воскресенье усадил меня себе на плечо и сказал, что ему надоело таскать меня повсюду пешком. Сбросил меня прямо со скалы. Я обернулся за миг до того, как ударился о волны. Инстинкт выжить слишком силён, чтобы наш праймел его проигнорировал, как бы ни боялись дети своего первого осознанного превращения.

— Он… сбросил тебя со скалы? В море? — внутри всё тяжело осело под грузом десятков правил, что определяли моё детство. — Иногда я тайком выходила за стены и проводила там целый день, глядя на волны, махала руками, притворяясь чайкой, которая может улететь далеко-далеко.

— Тайком выходила… — Себиан прищурился. — Душа моя, Тайдстоун стоит прямо у самого берега.

Его реакция только добавила тяжести в груди. Какая же я была невыносимая зануда. Всего лишь избалованная девчонка, ничего не знавшая и ничего не видавшая.

Я обернулась назад — старшая девушка-ворон взбиралась по лестнице на боевой ход, присоединяясь к своим друзьям. Один за другим они прыгали через перила. Те, кто ждал своей очереди, хлопали в ладоши и смеялись.

Все, кроме одной.

Девушка, что занималась моими волосами в день пира, прислонилась к зубцу стены. Ветер трепал редкие чёрные пряди, падавшие на обожжённую половину её лица. Другая же, казалось, тоже хотела поплыть вниз вместе с остальным.

— Почему эта девочка просто стоит?

Взгляд Себиана последовал за моим.

— Её зовут Тжема. У неё больше нет стаи.

— Почему? Потому что она потеряла аноа?

— Наш праймел даёт нам возможность оборачиваться. Она его потеряла, когда твой отец разгромил лагерь перемещённых воронов, что приютили её, — сказал он. — Его солдаты поймали часть её стаи в сеть и подожгли — проследили, чтобы перья горели так, что они не могли вырваться, прежде чем их проткнули. Она выжила только потому, что её уднасы, вороны, державшие её человеческую форму, не были убиты.

У меня неприятно заныло в животе. Я вспомнила, как пуглива была Тжема в тот день. И как моё имя — Брисден — вызвало в ней явный дискомфорт. Возможно, даже страх — куда более оправданный, чем я думала сначала?

— В этой истории должно быть что-то ещё, — сказала я, стараясь подавить чувство вины, ту эмпатию, которую я не могла себе позволить. — У неё ведь тогда ещё был дар. Возможно, она использовала его против солдат моего отца?

— Использовала? И как именно? Задушила их теневой тканью?

Значит, она была ткачихой. Безобидной.

— Она ворон. Наш враг.

— Разве она ворон? — Себиан остановился и повернулся ко мне лицом, чуть склонив голову. — Это тощая девчонка без дара, без ворон, в которых можно обернуться… и единственное, что у неё осталось — чёрные волосы. Она всё ещё ворон, Галантия? Или теперь она человек?