Поцелуй сирены и первобытные хищники (ЛП) - Рейес Елена М.

Никогда ей. Кому угодно, только не ей.

Тонкая струйка слюны стекает по уголку ее рта и подбородку, отмечая все еще видимые чешуйки на ключице. Я хрюкаю от этого зрелища. На кровь там тоже. Мою кровь. Глубокие борозды, которые ее ногти оставили на моей плоти, запачкали ее, и это только подчеркивает ее красоту.

Грязно. Греховно. Совершенно.

— Когда это закончится, я собираюсь подарить тебе весь мир, моя женщина.

Клятва. Моя клятва. Но затем корабль стонет под нами; оглушительный треск раздается в нескольких футах от того места, где она сосет мой член. Мы тонем, и быстро — крики моей команды прорываются сквозь бушующий шторм. Они зовут меня по имени, умоляют сойти с корабля и укрыться в безопасности, но я не двигаюсь.

Я бы никогда не испортил ей веселье. И моя женщина наслаждается, игнорируя причиненный ею ущерб.

Непристойный звук, с которым она давится моим членом, стоит десятерых моих разрушенных кораблей.

— Твою мать, — я шиплю сквозь стиснутые зубы, когда ее горло сжимает спазм, крепко поглаживая мой член с каждым глотком. Одна из моих когтистых рук вцепляется в то, что осталось от мачты, в то время как другая использует ограниченную подвижность, которую дают мне кандалы, чтобы намотать ее волосы на кулак.

Крепко держу ее, удерживая на месте, но не толкаюсь бедрами. Вместо этого я наслаждаюсь быстрым подергиванием ее горла при каждом глотке и болью от ее когтей, когда они снова вонзаются в мою плоть. Чем больше корабль опрокидывается, заливая каждый этаж, тем агрессивнее — отчаяннее — становится мой маленький шторм.

Корабль наклоняется еще больше, и несколько ящиков ударяются друг о друга. Они разбиваются при ударе, осколки разлетаются, ударяясь обо все на своем пути, и все же моя пара не перестает принимать меня так глубоко.

Когда маленький осколок стекла из теперь уже разбитого окна рассекает мой живот, я чувствую, как она дрожит, когда воздух пропитывается моей кровью и потребностью. Ее рот воздействует на меня сильнее, глубокими поглаживаниями, прежде чем отстраниться и облизать дорожку от кончика к узелку, а затем к порезу на моем животе.

И человек, и зверь рычат на нее.

Грудь вздымается. Сверкание клыков. Капли предэакулята падают на пол…

Маленькая нимфа только ухмыляется мне.

— Веди себя прилично, Волк.

Вот и все. Просто указание оставаться послушным, пока Нерисса смотрит на уже заживающую маленькую ранку. Она следит за движением каждой капли, а затем совершенно потрясает меня, слизывая каждую дочиста. Ее язык такой чертовски мягкий, когда скользит по порезу, но именно оставшееся после него ощущение покалывания вызывает у меня сильную дрожь. Это почти непостоянно; мои мышцы сжимаются и разжимаются, в то время как узел набухает почти до боли.

Ее чешуя, прекрасная своими разнообразными оттенками, тоже начинает вибрировать. Движения едва уловимы, а пульс ритмичен в три-четыре счета между короткими паузами — я в восторге. Это язык, который я пока не понимаю, но планирую изучить.

— Это мое прекрасное сокровище. Такая хорошая маленькая женщина, боготворящая свою пару.

Услышав мою похвалу, Нерисса бросает на меня нежный взгляд, прежде чем снова взять меня в свой горячий маленький ротик. Каждое движение ее головы быстрое, в то время как одна рука скользит пальцами по моему узлу и ниже, сжимая мои тяжелые яйца достаточно сильно, чтобы ужалить, но вспышка боли и удовольствия только делает меня тверже.

Мое освобождение так близко. Она тоже это понимает и резко дергает.

Я отпускаю ее волосы, когда вода плещется у наших ног, а затем и у голеней. Все происходит как в замедленной съемке; влажный жар ее рта отвлекает меня от разрушения корабля и беспокойства членов моей стаи на баркасах где-то поблизости. У меня нет ни малейшего внимания на волны, разбивающиеся и загоняющие нас в нечто похожее на водоворот, или на то, как молния ударяет в обломки, когда их уносит течением.

Все, что я вижу и признаю, — это она.

Моя женщина. Моя пара.

Нерисса медленно преображается, ее хвост, мерцающий под водой, теперь достигает моих колен. То, что осталось от мачты, стонет, и я тоже стону, когда она мотает концом взад-вперед, оставаясь именно там, где она мне нужна.

— Мой.

— Я твой, Нерисса. Бери все, что тебе нужно.

— Никогда не забывай об этом, Альфа, — говорит она, и на этот раз, когда она втягивает меня в себя, Нерисса не останавливается, пока не достигает моего узла. Там она поджимает губы и дразнит нижнюю сторону кончиком языка…

— Черт, — я шиплю сквозь стиснутые зубы, когда первая струйка спермы приземляется на ее язык. Она одобрительно мычит, надувая щеки и высасывает все до последней капли. И сексуальнее всего, что делала эта великолепная сирена…?

Румянец на ее лице, когда она смотрит на меня своими фиалковыми глазами и сглатывает.

Совершенство. Дом. Моя.

Отстраняясь, она в последний раз целует кончик и приподнимается, чтобы слегка прикусить мою нижнюю губу. Ее маленькие клыки рассекают кожу, ее вишневые губы теперь испачканы моей кровью и спермой, когда воздух разрывает резкий щелчок.

Этот звук…

Богиня, все возвращается в фокус, когда я делаю полный вдох. Ночное небо освещается грозой, и дождь начинает лить сильнее, как только вода достигает моей груди. Тяжесть сломанной мачты тянет меня вниз, темная вода окружает меня, и все же я вижу все это.

Вспышка боли на ее лице, когда она соскальзывает под воду.

Блеск металла вокруг моего запястья.

Свет, исходящий от чего-то, находящегося сразу за изолированной бурей…

А потом все становится черным. Бесконечная чернота, пока мимо меня не проплывает гибкая фигура и маленькие пальчики не скользят по моей коже. Это шок для моих чувств и моего зверя — электрические нити нашей связи и укус боли, когда она срывает Кордис Люкс с моей шеи. Мой волк проявляется в моих горящих глазах, наблюдая за тем, как ее клан уплывает прочь — они окружают свою принцессу, — но ее движения не такие плавные.

Она борется за каждый дюйм пространства между нами.

Это видно по тусклому покачиванию ее красивого хвоста и напряженным плечам. Медленно, как будто ей физически больно уплывать от меня, но как только они проплывают мимо обломков, она поворачивается в последний раз, и наши глаза встречаются. Я глубоко рычу, и вибрации доносятся до нее через воду.

Моя пара дрожит и протягивает ко мне правую руку, затем отдергивает ее, когда я снимаю все кандалы. Теперь в выражении ее лица есть намек на нервозность, и в полуформированной связи ощущается трепет в ожидании моего следующего шага.

И, к ее удивлению, его нет. Пока нет.

Сейчас я хочу, чтобы она уплыла и спряталась. Я хочу заслужить право взобраться на свою пару.

Я собираюсь опровергнуть каждую ложь, которую они ей скормили.

Я покорю море — уничтожу тех, кто разделяет нас, — не оставив никому убежища, кроме меня.

Я — ее дом. Все, что ей когда-либо будет нужно.

Я иду за тобой, мое грешное сокровище. От меня никуда не деться.

1

КАЙ

ГОД НАЗАД…

— Рожденный тенью. Выкованный кровью. Рожденный тенью. Выкованный кровью.

Волки поют, пока я пробираюсь сквозь толпу к центру круга бойцов. Некоторые в унисон бьют себя в грудь, глядя прямо перед собой, в то время как другие опускаются на одно колено, склонив головы. И то и то является проявлением уважения, поскольку их вой пронзает ночь, эхом разносясь по открытому полю недалеко от берега острова — древний призыв, который подтверждает их верность мне.

Их королю. Их Альфе.

— Рожденный тенью. Выкованный кровью. Рожденный тенью. Выкованный кровью.

Земля под моими босыми ногами влажная и теплая. Кровавый след на песке — бесчувственные тела лидеров территории, которые волокли по дороге к палатке целителя, — свидетельство наших древних обычаев. Это традиция. Священный ритуал.