Дорога Костей (ЛП) - Винтерс Деми

— Не расслабляйся, — бросил Джонас, не отрываясь от своей резьбы.

Из ее губ вырвался хриплый смешок.

— О, но ведь быть привязанной к дереву и жить под угрозой смерти — так расслабляюще.

— Некоторые женщины любят веревки.

Силла застыла, ее рот приоткрылся. Он… он действительно только что это сказал? Ей пришлось сдержать порыв выхватить его кинжал и вонзить прямо в его руку.

Джонас повернулся, лениво скользнув по ней взглядом с головы до ног.

— Не думаю, что ты из таких, но в прошлом я уже ошибался в своих предположениях.

Силла вскочила на ноги, её руки сжались в кулаки. Она с усилием их разжала.

— Думаю, мне пора отправиться на ночной отдых.

Она неловко развернулась и отошла от костра, а тихий смех Джонаса преследовал ее во тьме.

Схватив мех из повозки, она выбрала место на траве, разложила покрывало и легла. Свернувшись на боку, Силла натянула плащ и меха и уставилась в пустоту. Вернется ли Рей, чтобы вытащить ее из постели и снова привязать к дереву?

Перед ней, на траве устроилась на животе маленькая светловолосая девочка, подперев щеки кулачками.

— Ты должна завоевать их, Силла.

Силла тяжело выдохнула.

— Это сложнее, чем я ожидала.

Сегодня ночью она едва избежала топора Рея. Что принесет завтрашний день? Одна мысль об этом выматывала ее.

Девочка убрала непослушную прядь волос за ухо.

— Ты справишься. Ты выжившая.

Выжившая. Это слово вызвало у Силлы слезы. Она вытащила из сумки тунику отца и прижала ее к носу. Остаток его запаха успокаивал ее, последняя частица, которая путешествовала с ней.

— Будь начеку, — продолжала девочка. — Завоюй их расположение, но не сближайся слишком сильно.

Силла кивнула. Она должна втереться в доверие, не раскрывая правду. Если члены «Кровавой Секиры» узнают, что на нее охотится королева, они наверняка выдадут ее короне.

Но что бы ни случилось, она не имела права терять бдительность.

Г

ЛАВА 15

— Остаётся только одно, — сказал Джонас. Он вынул из миски травяную мазь, дыша ртом, чтобы не чувствовать едкий запах, и бережно намазал её на опухшую челюсть матери.

Её затуманенные глаза были устремлены в потолочные балки длинного дома, и Джонас сомневался, способна ли она вообще говорить в таком состоянии. Окуная пальцы в липкую смесь, он взял ещё немного и осторожно размазал её под её глазом. На этот раз отец её отделал как следует. Сильнее, чем Джонас видел за последние месяцы.

— Ты должна уйти от него, — сказал он тихо, быстро оглядев комнату. Отец всё ещё был без сознания, развалившись за столом. Даже с этого расстояния Джонас чувствовал запах мочи и эля.

Мать приоткрыла рот, но тут же сомкнула губы. Джонас сузил глаза. Значит, она выбирает молчать.

— Если соседи подтвердят характер твоих травм, Собрание легко даст тебе развод. — В его груди разгорелась надежда. На новую жизнь. На свободу от постоянного насилия. Без отцовского гнева, без этой вечной осторожности, без страха, что любая мелочь может вызвать ярость.

Это мог быть даже смех над чем-то, что кажется отцу не смешным. Или то, что мать подала ему миску супа с меньшим количеством мяса. Или просто дождь за окном. Или проигранные в таверне десять соласов.

К десяти годам Джонас научился слышать изменения в голосе отца. Знал, когда нужно стать маленьким, исчезнуть в тени, спрятаться с Илиасом под вязом. Знал, как выдерживать звук ударов по телу матери.

Но этот план… Он должен был сработать. Сосед нашёл Джонаса и Илиаса под вязом. Бросил взгляд на длинный дом. И сказал слово, которое зажгло в них такую надежду.

«Развод».

Джонас держался за это слово несколько недель. Тихо собирал информацию. Он узнал, что если у женщины есть видимые следы побоев и честные уважаемые люди, готовы подтвердить их происхождение перед Собранием, то Законоговоритель обязан будет её освободить.

Губы матери треснули, когда она их разжала. Голос прозвучал едва слышно.

— Нет.

Надежда в груди сжалась и растеклась, оставив за собой лишь тяжесть.

— Но…

Её глаза встретились с его. Свет, который когда-то в них был, давно угас. Она облизнула губы и тихо сказала:

— Он мой муж. Я не могу.

Джонас слышал слова, которые она не произнесла.

Я его люблю.

Я люблю его и не оставлю.

Я люблю его и обреку вас с братом на эту жизнь.

Вот что такое любовь. Она делает человека эгоистичным. Она ослепляет. Она ведёт его к гибели. Джонас посмотрел на свою мать, и грудь его наполнилась ненавистью.

Любовь — это оружие, которое можно использовать против тебя. Безопаснее быть одному.

Сердце Джонаса окаменело, и он дал себе безмолвную клятву: Со мной такого никогда не будет.

Джонас резко проснулся, в животе завязался узел тошноты. Он сделал несколько поверхностных вдохов, затем сел. Сон, сказал он себе. Это был всего лишь сон. Закрыв глаза, он представил крепкий ствол старого вяза, раскидистые ветви. Золотые поля пшеницы, солнце, растворяющееся в пастельных красках, будто нарисованных самими богами.

Его пульс замедлился, дышать стало легче. Сны были и благословением, и проклятием. Они напоминали о прошлом. Но напоминали и о будущем.

В воздухе прозвучал незнакомый смех, и его желудок снова сжался. На мгновение он забыл, что теперь с ними есть ещё кто-то. Джонас протёр глаза.

День был хмурым, низкие тучи нависли над землёй, где-то в лесу каркал ворон. Трава вокруг него была влажной от росы, и Джонас знал — совсем скоро её сменит иней, а «Кровавой Секире» придётся вытаскивать из повозки шатры.

Справа, зарывшись в меха, спал Гуннар, его чёрные локоны выбивались наружу. Остальные постели уже были убраны. Джонас поискал взглядом Илиаса — того, кто всегда поднимался последним, — но вспомнил, что этой ночью он был на страже.

Запах приготовленной еды ударил ему в нос, и тут же прогнал остатки сна.

Он свернул подстилку, плеснул в лицо ледяной воды из ручья и натянул льебринью. Разгладив чешуйки брони на груди и плечах, Джонас бросил взгляд к костру. Силла сидела рядом с Илиасом, её спина сотрясалась от беззвучного смеха, пока тот что-то увлечённо рассказывал, его глаза сияли, несмотря на ночь без сна.

Джонас почувствовал знакомый тёплый укол привязанности… и лёгкую зависть к его умению располагать к себе людей. Конечно, женщины сами липли к Джонасу, но все это было поверхностно.

Как ты сам и хотел, напомнил он себе.

А вот Илиас… Тот умел очаровывать людей, выслушивать их истории. Даже после всего, что было, он не потерял своей искры. И Джонас надеялся, что не потеряет.

Его внимание привлекло звяканье металла. На краю поляны тренировались Рей и Гекла. Гекла резко присела, уходя от удара его длинного меча, её левый выпад оказался неожиданно сильным ответом. Но она оступилась, бросив вперёд протез, чтобы удержать равновесие. Пальцы согнулись не так, как нужно, и она рухнула на землю. Рей не дал ей передышки, и Гекла перекатилась в сторону, избегая его удара.

Джонас зевнул и неспешно двинулся к костру.

— Утра, — пробормотал он, голосом ещё сиплым после сна.

— Доброе утро, Джонас.

Силла протянула ему дымящуюся чашку пряного роа. Он долго и недоверчиво смотрел на него. Вчера она с готовностью взяла на себя готовку, а теперь встала раньше всех, чтобы снова разжечь костёр?

Дважды приготовленная пища не отменяют её хитрости, подумал он мрачно.

Их взгляды встретились — её улыбка была не менее натянутой, чем его.

— Любишь, когда в роа добавляют мед? — спросила она.

— Да, — выдавил он сквозь зубы.

Её щёки округлились, на правой появился ямочка.