Эй, дьяволица (ЛП) - Мигаллон Хулия Де Ла Фуэнте

Её пучок сегодня ниже обычного, небрежнее, несколько прядей выбились и мягко обрамляют лицо.

Она чертовски горячая в этом расслабленном образе, и я не могу оторваться от неё. Настолько, что она велит мне следить за дорогой, иначе не возьмёт на себя ответственность за мою смерть. Хотя, конечно, виновата будет целиком и полностью она.

В итоге мы делаем техническую остановку в нашем «постоянном» отеле. Ну а что — безопасность превыше всего. Водитель обязан быть ответственным.

Я беру её за руку, едва мы выходим из машины, притягиваю к себе и целую, даже не дожидаясь лифта.

— Колетт. Колетт, — снова повторяю её имя, срываясь на шёпот, пока наши губы неразлучны.

Она смеётся.

— Ты его затрёшь.

Я обхватываю её сзади, позволяя ощутить свою эрекцию.

— Хочешь знать, что ты сотрёшь у меня? — шепчу ей в ухо, прежде чем прижаться губами к её шее.

Она вздрагивает, тихо постанывая, потому что эта коварная женщина не надела лифчик, а её соски отчётливо проступают под тканью топа, угрожая моему душевному равновесию.

Я сжимаю их сквозь ткань, и она прижимается ко мне, когда её пронзает дрожь.

Ну, сдержанность явно переоценена.

Я скольжу ладонью между её ягодиц.

— Можно? — снова шепчу ей, обводя языком мочку уха. Отчаянно. Жадно.

Она прикусывает губу и кивает.

Я приваливаюсь к стене, слегка сгибая колени, притягиваю её крепче за талию, спускаю чулки ровно настолько, чтобы позволить себе лишнее.

— Ах… Колетт… — шепчу ей в шею, погружаясь в неё, чувствуя, как её тело раскрывается навстречу, тёплое, влажное. И тут же взрываюсь, не в силах остановить рвущийся наружу жар.

Любой мог бы подумать, что со временем я научусь контролировать этот момент, но нет.

Она опять смеётся. До тех пор, пока моя рука не пробирается под её топ, не сжимает грудь, а затем не скользит вверх, чтобы обхватить её шею, пока я проникаю глубже, ощущая её ягодицы прижатыми ко мне.

Теперь смеяться перестала, да?

Я обвожу пальцами её клитор, зная, что ей это нравится.

Она начинает дрожать, и я прикусываю кожу у основания её шеи.

— Вот так, Дьяволица.

Лифт останавливается раньше нашего этажа. Двери открываются, и мои руки тут же размыкаются, приобретая невинный вид.

Входит сотрудник техобслуживания, и мы, возможно, выдавливаем из себя самые фальшивые улыбки в истории.

Мы выпрямляемся, но всё ещё остаёмся прижаты друг к другу. Я всё ещё в ней. Юбка надёжно скрывает это от посторонних глаз.

Наш попутчик, не обращая на нас внимания, утыкается в телефон.

Колетт впивается мне ногтями в руку, когда я снова, едва заметно, двигаюсь внутри неё.

Я сдерживаю смешок и, не отводя взгляда от незваного спутника, продолжаю. Ситуация меня заводит и забавляет одновременно. Хотя… скорее, заводит. Намного больше, чем забавляет.

Поэтому, когда лифт снова останавливается, я тут же хватаю её за талию, прижимаю к зеркалу и, глядя на наше отражение, позволяю себе наконец сорваться. Быстро. Грубо.

Буквально на пару секунд.

— Всё вылилось в тебя, — выдыхаю, запрокидывая голову.

Она снова смеётся.

— Новый рекорд, охотник?

Сегодня мне точно не похвастаться выносливостью.

— Ты просто слишком хороша.

И факт, что я снова чувствую её влажность, только подтверждает это… Теперь, когда угроза гангрены окончательно снята.

Но, похоже, лифт был для меня слишком волнующим аттракционом, потому что, добравшись до номера, я понимаю, что мой лучший друг решил устроить забастовку.

Я стараюсь исправить ситуацию по проверенной методике, дважды доводя её до оргазма, но мой гордый инструмент всё равно отказывается сотрудничать.

Я чувствую себя идиотом, но Колетт лишь улыбается, целует меня в губы и тянет за руку.

— Пойдём танцевать.

Ведь именно ради этого мы сюда и приехали.

Ночь не могла сложиться лучше.

Музыка — огонь, атмосфера — потрясающая, а компания — лучшая из возможных. Это социальные танцы, так что мы часто меняем партнёров, чтобы учиться и просто веселиться с разными людьми, но в конце концов всегда возвращаемся друг к другу. Ближе, чем с кем-либо, потому что мой взгляд не отрывается от её глаз.

Колетт смеётся без остановки. Я кручу её, наблюдая, как взлетает подол юбки, и думаю: в какой момент она перестала быть Дьяволицей и превратилась в Колетт? Когда её рот стал извергать смех, а не клыки? Когда я перестал носить свои серебряные кольца, забросив их в самый дальний угол ящика, чтобы иметь возможность касаться её кожи в любое время, не обжигая её?

Эти вопросы кружатся вместе с нами под мягким светом клуба, среди аккордов сальсы, бачаты, кумбии и кизомбы.

Она явно не профи и не знает всех шагов, но двигается хорошо и быстро учится. В моих руках она расслаблена, доверчива, и это делает её лёгкой для ведения — я помогаю ей выглядеть эффектно, блистать. Она надувает губы, бросает мне дерзкие взгляды, кокетливо играет волосами, как те опытные танцовщицы, за которыми наблюдала.

Она заставляет меня смеяться. Заставляет её обожать. Заставляет чувствовать, что грудь полна счастья, потому что ей явно хорошо. А если ей хорошо, то и мне тоже. Мы дурачимся, подначиваем друг друга, находим тысячу поводов, чтобы прижиматься и касаться снова и снова.

Я думаю, что рядом со мной самая красивая девушка в этом зале. И мне даже не нужно смотреть на остальных, чтобы это понять. Я просто знаю. Я счастлив. Настоящий, безусловный, здесь и сейчас. С ней.

Когда вечер подходит к концу, мы забираемся на заднее сиденье моей машины, потому что не можем перестать касаться друг друга, целоваться, смеяться, как пьяные подростки.

Мои пальцы бесконечно запутываются в её волосах, которые за вечер успели полностью растрепаться, а мой взгляд снова и снова скользит по ней, будто пытаясь выгравировать в памяти каждую её черту, дюйм за дюймом.

Прежде чем я успеваю осознать, мы уже снимаем одежду. Вернее, она снимает её с меня. А я… я в восторге. Не знаю. Будто парю. Никогда не думал, что счастье может так ударять в голову.

— Хочешь? — спрашиваю я.

Она отрывается от моей груди и, глядя лукаво, кивает.

И я, в очередной раз благодаря за тонировку стёкол, позволяю ей расстегнуть мои джинсы, устроиться сверху и просто наслаждаюсь тем, как она наслаждается.

— А ты что? — спрашивает она, заметив, что я не двигаюсь.

Я пожимаю плечами и улыбаюсь.

— Сегодня всё для тебя. — Я даю ей карт-бланш. — Используй меня, как хочешь.

Я не в лучшей форме — ещё не отошёл от сцены в лифте и до сих пор слегка оглушён этим вихрем эмоций, но она умудряется довести меня до нужного состояния, чтобы у меня встал. Она двигается в моих объятиях, касается себя, забирая столько удовольствия, сколько захочет. А я просто смотрю. Смотрю. Смотрю.

Её полуприкрытые глаза, запрокинутая шея, выражение полного блаженства… Клыки, мелькнувшие, как всегда, когда она возбуждена.

— Хочешь меня укусить?

Она стонет, вгрызаясь в собственную губу. Затем наклоняется к моей шее, вдыхает запах моей кожи, скользит по ней носом, оставляет влажный поцелуй, облизывая меня.

— Каждый раз, — выдыхает с мучительным стоном, потом снова отстраняется, покусывая свои губы.

Чтобы не укусить меня.

В голове всплывают слова брата: мы выбираем того, с кем можем быть собой, не скрываясь.

— Делай.

Её глаза широко распахиваются. Она смотрит на меня, будто ослышалась.

— Давай, — подбадриваю я. — Хочу попробовать. Хочу видеть, как ты получаешь удовольствие.

Сегодня всё для неё. Я по-прежнему плыву в каком-то странном опьянении счастьем.

— Нет.

— Да. — Раз она остановилась, я начинаю двигаться, чтобы вернуть ритм. — Давай. Ты же говорила, что делаешь это только когда получаешь разрешение.

А сегодня я хочу дать ей всё.