Четвертый брак черной вдовы (СИ) - Лакомка Ната

Было слышно, как хлопнула дверца кареты, и как хрустнул гравий под башмаками Хоэля, но он не побежал за женой, не попытался остановить ее хотя бы словом, даже не окликнул.

Дрожащими руками, не попадая ключом в замочную скважину, Катарина отомкнула дверь своего тайного убежища, а потом надежно заперла ее изнутри — как будто закрыла на замок собственную душу. Пусть дон Дракон остается там, снаружи. Она не пустит его, ни за что не пустит тем более — в собственное сердце.

На втором этаже Катарина зажгла свечу и посмотрела на себя в зеркало, медленно снимая маску. Зеркало показало ей прекрасную женщину в черном траурном платье. Прекрасную — но бледную, с застывшим лицом, словно у статуи. Или как у покойницы. Катарина отшатнулась, ужаснувшись того, что увидела.

— Я не такая, — зашептала она своему отражению. — Я не такая!

Чтобы развеять морок, она пощипала себя за щеки, пытаясь вернуть им румянец, но бледность не желала покидать этого красивого и холодного лица, и тогда Катарина приподняла подол платья, оголяя колени. Чулки на ней были совсем не вдовьи — да, тоже черные, но с серебряными стрелками, а на подвязках были кокетливые бантики из серебристой тесьмы. Эти бантики — легкомысленные, украшенные крохотными жемчужинками, не могли принадлежать ни вдове, ни покойнице. Такие чулки могла носить только очаровательница, обольстительница, женщина, которая ценит и красоту, и смелость.

Повернувшись спиной к зеркалу, Катарина привычно изогнулась, чтобы посмотреть на себя сзади и еще чуть повыше приподняла юбку. Женщина с такими стройными ногами и в таких бесстыдно-красивых чулках не может быть статуей, это точно!..

Коротко вздохнув, благородная донна посмотрела в окно и встретилась взглядом с собственным мужем.

Да, ее муж — дон Хоэль Доминго, герцог дель Астра, собственной персоной восседал на подоконнике распахнутого окна, как какой-нибудь вор и разбойник, и с огромным удовольствием любовался женой.

19.

Прелести красивого белья

— Что вы здесь делаете? — запинаясь спросила Катарина, с трудом приходя в себя и одергивая подол. — Как вы сюда забрались?!

— Взлетел, — хохотнул в ответ он и залез в комнату, едва не опрокинув с подоконника подсвечник в виде амурчика. — Так вот чем занимается моя чопорная и правильная женушка! А чего вы сразу спрятали чулочки? Я и не знал, что под этим унылым платьем скрывается такая красота.

Он прошелся по комнате, с любопытством осматриваясь, и время от времени хитровато поглядывая на Катарину. Она стояла, замерев, и даже забыла дышать, когда Хоэль поднял одну книгу с письменного стола, потом вторую, поглядев на имя автора, а потом коснулся крышки шкатулки, явно намереваясь ее открыть.

— Значит, напоказ мы — одно, а на деле — совсем другое? — спросил он.

— Не понимаю, о чем вы! — выпалила Катарина, невольно делая движение, чтобы помешать ему заглянуть в шкатулку. Ах, зачем она не выбросила эту дурацкую фигурку дракона!

— Ага, — правильно понял ее порыв Хоэль и медленно приподнял крышку. — Что же там у нас такое?..

— Это мои личные вещи! Вы не смеете!..

— Вы забыли, что я ваш муж, донья в чулочках? Все ваше — это мое, — парировал Хоэль и тут же сунул нос в шкатулку. — И чего вы боялись? — спросил он через минуту, изучив содержимое. — Я думал, тут письма от любовника.

— От любовника?! Попрошу относиться ко мне

— уважительно, — сказал он, выуживая из недр шкатулки фигурку серебряного дракона. — Да, я помню. Можете не повторяться, донья.

Он нахмурился, вертя дракончика в пальцах, а Катарина до боли сцепила руки. Но Хоэль, помедлив, бросил фигурку обратно и подошел к шкафу. Катарина ощутила такое глубокое разочарование, что даже зубы заныли, но когда муж взялся за створки шкафа, позабыла обо всем и бросилась вперед:

— Там моя одежда! Вы же не станете!.. — она попыталась захлопнуть шкаф, но этим только еще сильнее подзадорила Хоэля.

— Что же вы прячете, раз так боитесь? — он без особого труда оттеснил Катарину и заглянул в шкаф, а потом засмеялся.

— Немедленно закройте! — потребовала она, уже понимая, что проиграла.

— Небеса святые! — Хоэль присвистнул, погладив золотистый шелковый корсаж. — Неужели эти штучки были надеты на вас все это время, донья? Да вы мастерица хранить тайны! И какая жестокая! Похоронили такую красоту!

— Вы не имеете права — лепетала Катарина, пока он осматривал ее коллекцию корсетов, чулок и подвязок. Каким-то невероятным образом Хоэль угадал ее недавние страхи. Разве этот шкаф не похож на самый настоящий склеп? И это платье, под которым она похоронила себя?..

— Занятные вещички, — Хоэль выглядел довольным, как сытый кот. — Зачем же вы их сюда запрятали, дорогая донья? Им место вовсе не в шкафу, — и он перевел взгляд на Катарину, словно показывая, где должны находиться золотистый корсаж и красные чулки. — Признаться, вы меня удивили. Послушать вашу подружку — в этом доме вы молитвы читали и слезы лили, а тут такая роскошь! Донья Пигалица умрет, когда узнает

— Вы не скажете Лусии ни слова! — вскинулась Катарина.

— А, вы и от нее скрывались? — Хоэль был обрадован неимоверно. — Что ж, это меняет дело.

— Меняет? — Катарине удалось захлопнуть шкаф, и она прижалась к дверцам спиной, охраняя свое сокровище.

— Конечно, — Хоэль усмехнулся и потер подбородок, меряя ее взглядом. — Значит, вы не желаете, чтобы донья Пигалица узнала о разноцветных чулочках?

Катарина догадалась, к чему он клонит, и едва не заскрипела зубами.

— Согласен молчать при одном условии, — подтвердил он ее догадку.

— Что вы хотите за молчание?

— Сущую безделицу, — лживо успокоил он ее. — Будете показывать мне, что на вас надето.

— Ни за что! — Катарина подскочила, как ужаленная.

— Почему? Такие красивые вещички на красивой женщине просто нуждаются в показе. Я ваш муж, так что ничего предосудительного — вы показываете, я смотрю. И вам хорошо, и мне приятно.

— Вы грубый, нахальный — начала она.

— Да-да, я именно такой, — перебил он. — И грубый, и нахальный, и неотесанный, но кое-что в хорошеньких женщинах понимаю. Вы скорее язык себе откусите, чем признаетесь, что вовсе не так благопристойны, как пытаетесь казаться, но я вижу вашу милую ложь.

— Что вы себе позволяете

— Много чего могу позволить. Например, полюбоваться на вас, — он широко улыбнулся. — Если что, я весь в предвкушении, дорогая донья

— Не дождетесь!

Теперь они стояли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза. Катарина подумала, что если сейчас Хоэль решит получить то, причитается ему на правах мужа, она не сможет его остановить. Да и захочет ли? Она вся затрепетала, вспомнив фламенко. Фабиан правильно заметил — это был не танец. Это была страсть. Но уступить ей будет неправильно.

— А если откажусь? — спросила она. — Что будете делать? Сами полезете мне под юбку?

— Зачем? — Хоэль пожал плечами и прищелкнул ногтем по сборнику любовных сонетов. — Не забывайте, вы у меня в руках. И вы, и ваши денежки. И вы же не хотите, чтобы ваша говорливая соседка донья Инес узнала, что вы прячете в шкафу, и что читаете.

— Да это шантаж!

— Я бы не советовал вам быть такой категоричной, — протянул Хоэль, переводя взгляд на губы Катарины и сразу же отворачиваясь.

— О! Вы поднаторели в сложных словах! — притворно восхитилась Катарина. Ее не обманул и — что скрывать? — взволновал этот быстрый взгляд, и еще ей показалось, что Хоэль чуть смутился.

— Общение с вами пошло мне на пользу, — сказал он, взяв со стола томик стихов Гарсиласо де ла Васо и пролистав несколько страниц: — Вы же такая образованная, донья, книжки вот читаете Вам нравится этот парень? Гарсиласо. Как всем доньям в городе? Он тоже разбирается в женских прелестях. Хотя, между нами, он всего лишь любовный болтун, обыкновенный враль.

— Дон де ла Васо хотя бы врет красиво, — не удержалась от колкости Катарина, забирая у него книгу. — Как говорил его персонаж, слуга-пройдоха Табарино: «Если уж врать, то врать увлекательно».