— Уже? Я думала мы поедем к нему завтра.
— Сегодня, госпожа.
— О, Вед Всемогущий! Я не готова трястись в лектике несколько часов. Даже ради судьбоносных предсказаний!
— Об этом надлежало подумать вчера.
Виола швырнула в Йину подушку:
— Нахалка! Ступай прочь!
— Вас понесут бережно, — пообещала рабыня. — Юная госпожа Канна составит вам компанию.
— Прочь! И передай брату, что его отвратительное пойло нисколько не помогает!
— Он ждëт ответа на письмо, — прячась за тканевыми занавесями напомнила невольница.
— Письмо? Я про него забыла. Прочти.
Йина открыла запечатанный деревянный футляр:
— «Моя навеки любимая сестрица, я долго подбирал слова, чтобы поведать тебе о природе мужской и женской…»
— Он думает, мне это интересно?
— «Питаю надежду, что из письма ты узнаешь много нового, а после будешь чувствовать себя желанной каждодневно и во всякий час…»
— Уже интереснее…
— «Прежде всего, я хотел бы поговорить о намëках скрытых и явных. Сгорая от жажды откровенных ласк…»
— Достаточно! — Виола села на постели. — Подай письмо. Я прочту его сама.
Она жадно уткнулась в строки.
— Вы рискуете опоздать к Оракулу, — шепнула рабыня.
— Обожди! — махнула рукой дочь Макрина. — Тут он пишет такое… Такое интимное! Ох, как будто покрывает всë тело сладкими поцелуями…
— Ваш брат это умеет, — с придыханием откликнулась Йина.
— Что?
— Он способен возбуждать к себе такой интерес, что оказавшись с ним рядом, ощущаешь только лëгкость и непреодолимое желание полностью отдаться его воле…
— Мэйо? Да он готов использовать кого угодно лишь бы удовлетворить свою низменную похоть! Видела, как вчера он лез к мерзкой выдре Като? И наверняка отправился ночевать к ней в постель!
— Если это и произошло, то по обоюдному согласию.
— Мне жарко! Распахни окно!
Виола дочитала письмо до конца:
— Тщательно запечатай и спрячь. Никто не должен его найти.
— Какой будет ответ?
— Я благодарна за откровенность и нахожусь под большим впечатлением. Этого достаточно.
— Полагаю, ваш брат рассчитывает на большее…
— Пусть мучается в ожидании! Скорее, Йина! Я опаздываю к Оракулу!
В лектике Канна положила под спину подушку и уткнулась в книгу.
— Что ты всë время читаешь? — спросила Виола, выглядывая на улицу.
Восемь крепких рабов подняли носилки, готовясь к дальнему пути.
Сопровождавшие хозяек девушки-рабыни весëлой стайкой собрались у ворот дома.
— Трактаты понтифекса Руфа.
— Кто это?
— Новый первосвященник при дворе Клавдия.
— И о чëм он пишет?
Канна зачитала медленно, нараспев:
— «Обсуждая природу Зла, прежде иного, следует отметить, что оно есть осязаемая материя, как мы с вами или солнечный свет.
Зло — не беспросветная тьма, пугающая невежественных дикарей — и даже не её частица.
Творящееся днём, оно также сильно, как и ночью, и последствия его неизменно ужасны.
Заблуждаются полагающие, будто Зло ниспослано нам Богами, или демонами, или ещё кем-либо: оно было всегда.
Вне всякого сомнения, Боги милостивы, и люди, схожие с ними лицом и телом, все добры по рождению, но Зло проникает в души и копится внутри годами, отравляя даже светлейшие помыслы.
Должно понимать, что более прочего, оно любит толпу, которую легко разъярить, словно раненого зверя, принудив в одно мгновение позабыть доброту и сострадание.
Уподобляясь жидкому тягучему меду, Зло стекает с позолоченных вершин в низкие места: недаром в бедных кварталах, где человек быстро скатывается на дно жизни, оно, имея почти неограниченную власть, липнет к каждому, кого коснется, и к тем, кто сами, вольно или нечаянно, дотронутся до него.
Даже человек истинно добрый и безупречный рано или поздно не устоит перед нападками Зла, которое вторгается не тотчас, а постепенно и скрытно.
Того, кто осмелится проявить стойкость духа и воспротивиться Злу, оно или убивает, или вытесняет как можно дальше — за свои пределы — подобно реке, что исторгает из глубин и уносит прочь маленькую щепку.
В пути ее швыряет на перекатах и может затянуть опасный водоворот, равно как и непокорного Злу, бегущего без оглядки, преследуют многочисленные напасти. Долгие скитания в поисках хотя бы временного убежища нередко приводят страдальца к гибели.
Для него действительно волнующим становится вопрос: а возможно ли побороть Зло и как?
Задумайтесь, по силам ли человеку одолеть солнечный свет? Если утаиться в тёмном подвале, он все равно будет литься на землю: алый утром и багровый по завершении дня…»
— Хватит! — взмолилась Виола. — Это слишком тяжело для моего понимания.
— Что тут непонятного? — искренне удивилась Канна.
— Зло. Добро. День. Ночь. В твоём возрасте следует читать о любви, о подвигах прекрасных юношей, а не это занудное брюзжание.
— Руф пишет очень интересно. Про Восьмиглазого бога и про то, что никакого царства Мерта на существует.
— Как не существует? — удивилась Виола. — Всем известно, что легендарные герои спускались в загробный мир и бились там с жестокими демонами.
— Руф говорил с человеком, который нашëл вход в это царство, спустился туда и вернулся назад. Он рассказал, что не видел ни демонов, ни Мерта. Там были пауки, тысячи тысяч пауков, и Восьмиглазый Бог, пожелавший открыть людям истину.
— Где же тот волшебный вход?
— Не веришь? — насупилась Канна. — В Афарии. Руф подробно нарисовал карту. Он советник при императоре Клавдии. Очень уважаемый человек.
— Ясно.
— Дядя Ливий тоже посмеялся надо мной.
— Я не смеялась, — примирительно сказала Виола.
— Ты ведь не хочешь за него замуж?
— Почему ты так решила?
— Восьмиглазый Бог сказал нам: «Пусть всякий юноша и всякая девушка идут вместе лишь по взаимному согласию и любви!» Он против имущественных и политических браков.
— Ливий уже выбрал тебе жениха, — догадалась Виола.
— Скоро я уйду от него и стану жрицей Восьмиглазого. Ты будешь навещать меня в храме?
— Да, конечно, моя дорогая.
— Благодарю, — Канна протянула ей руку. — Надеюсь, Оракул предскажет счастливую и весëлую свадьбу.
— Я тоже на это надеюсь.
Хижина провидца оказалась небольшой пещерой, выдолбленной в серой скалистой породе.
Рабыни поставили возле входа корзины с дарами.
Виола робко шагнула внутрь и увидела слепого старика, раскладывающего на камнях птичьи кости.
— Ты чуть не опоздала, — скрипучим голосом произнëс Оракул.
— Я…
— Свадьба, — перебил старик. — Желаешь послушать про свадьбу… Я вижу. Вижу…
Он помолчал, скребя пальцами по вытянутому подбородку, и наконец заявил:
— Вижу свадьбу белую. Много птиц в небе и цветов под ногами. Вижу свадьбу золотую. Медные трубы возвестят о ней в каждом городе и в каждой деревне. Вижу свадьбу красную. Тысячи мечей, устремлëнных вверх. Тысячи славящих твоë имя. Это всë, что я вижу. Теперь уходи.
Виола испуганно выскочила из пещеры, бегом кинулась к лектике.
— Что сказал Оракул? — взволнованно поинтересовалась Канна.
Бледная девушка вцепилась в еë пальцы:
— Не знаю. Это было страшно.
— Ты не запомнила?
— Запомнила. Какие-то птицы, цветы, мечи и трубы…
— Значит, свадьба состоится. Всë хорошо. Успокойся.
Виола замахала руками перед лицом, стараясь глотнуть прохладного свежего воздуха:
— Ещё он сказал, что тысячи станут прославлять моë имя.
— Здорово! Тебя ждут почëт и слава. Оракул никогда не ошибается.
— Ох, мне бы собраться с мыслями… Очень странное предсказание…
— Хорошее предсказание. Тебе нужно развеяться, восстановить душевные силы.
— Только не говори, что зовëшь меня в паучий храм!
— Нет, есть в городе одно местечко. Уверена, тебе понравится…
— Какое?
— Знаменитые силладские термы.
В послеполуденные часы у женской термы было немноголюдно.
