Империя огня. Амнезия в подарок (СИ) - Грин Агата

— Ты сама ответила на свой вопрос – я глупая девчонка, — ответила я, радуясь тому, что наконец-то она перестала называть меня «эньорой». Мне так это было надо, так я нуждалась в простом отношении.

— Ты хуже, чем глупая! Ты дерзкая! Своевольная! Хитрая!

— Вот видишь? Значит, я заслужила.

— Это она, верно? — шепотом спросила Нереза, разглядывая мою обожженную щеку. Хорошо еще я увернулась в последний момент, и огонь не ударил по глазам. — Это Кинзия сделала? Конечно, она… Не выдержала, пустила огонь в ход… Я же предупреждала, что она убьет за Мариана.

— Причем тут Мариан?

— Другим ты можешь вешать лапшу на уши, но я-то сразу поняла, что между вами с молодым Сизером происходит. Он так и ест тебя глазами, так и норовит коснуться, а сколько он возился с тобой? Кони эти, великое искусство… Мариан для Кинзии не просто брат, это ее ребенок, единственный, кто любит ее по-настоящему!

— Но ты говорила, что владетель тоже любит жену.

— Это другое… Что же теперь будет? Куда запропастился этот Жако? Неужели не понимает, что каждая минута для тебя мучение?

Словно в ответ на ее возмущение, в дверь постучали. Только Нереза открыла дверь, как внутрь ворвался… Сизер. Управляющий, подлец, лишь воровато заглянул в комнату да был таков.

— Я же просила не говорить! — злобно крикнула я. — Чтоб я еще раз о чем-то попросила тебя, Жако!

— Тише, пожалуйста, — попросила Нереза, беспокоясь обо мне.

Ну а мне и так, и эдак было больно. Разозленная, я уставилась на ошарашенного Мариана. Раз он здесь, и так быстро, значит, оставил свою невесту одну, примчался сразу, как только Жако сообщил ему о происшествии.

— Нереза, выйди, — промолвил плад, подходя ко мне.

— Останься, Нереза, — сказала я.

— Конечно, останусь, — вдруг заявила женщина, впервые откровенно выразив несогласие перед хозяином и вообще – выразив себя. Раньше она в присутствии пладов и взгляд-то поднять боялась, слово молвить, а тут – настоящий протест со вскидыванием подбородка.

Мариан удивился этому не менее чем я.

— Можете что угодно со мной делать, но я вас с молодой эньорой не оставлю, разве что вы силком меня выгоните, — решительно сказала Нереза.

— Я не собираюсь тебя наказывать или силком выгонять. Но ты должна выйти и оставить нас наедине.

— Нет уж, эньор! Мне и раньше не следовало оставлять эньору Валерию одну с вами. Вы чужой мужчина, и это вы должны отсюда выйти!

— Я уйду, — ответил плад, вероятно, шокированный тем, как с ним говорит служанка, — но только после того, как вылечу твою эньору.

— Меня вылечит врач, — сказала я, и внимание обоих снова обратилось на меня.

— Урон, нанесенный пламенем смерти, можно убрать только пламенем жизни. Будь благоразумна, Лери.

Снова Лери…

— Это правда? — спросила я у Нерезы, хотя ты никак не могла быть экспертом в этой области.

— Это просто смешно, — пробормотал Мариан и присел ко мне на кровать. Его топазовый взгляд медленно заскользил по обожженной стороне моего лица. — Не будь ты пладом, ты бы этой боли не вынесла.

Наверное, Сизер был прав – точно я ничего не знаю. Но мне известно, что даже маленький ожог от обычного огня причиняет сильную боль, которая о-о-очень долго не утихает, а большой ожог – это болевой шок.

— Значит, я могу исцелиться сама? — спросила я.

— Нет, не можешь. Ты неспособна к великому искусству… но ты все же плад, и только поэтому сейчас можешь говорить со мной и ясно рассуждать.

— На самом деле, — призналась я дрожащим голосом, — мне дико больно и в голове мутится.

— Сейчас пройдет, — пообещал плад, и, соединив ладони, создал большой неспокойный шар энергии, а потом протянул его мне. Помня о наших уроках, я склонилась, припала к шару губами и торопливо выпила его. Энергия объяла мое тело, и боль сразу убавилась, но не ушла. Как не ушли и изумление от того, что ко мне применили запрещенный прием.

Я посмотрела туманными глазами на Сизера. Шепнула:

— Все?

— Нет еще. Я дам тебе еще выпить пламени. Тебе так же больно?

— Уже получше.

— Не трогай пока лицо, дай огню себя заполнить.

Так как мне стало значительно лучше, и дрожь перестала меня колотить, я облизнула губы и обнаружила, что прокусила нижнюю. Сам «прокус» уже затянулся – спасибо целительному огню Сизеров – а вот кровь осталась. Я слизала ее и снова посмотрела на Мариана, Мариан – на меня, а Нереза – на нас.

Необходимое было сделано. Далее должен был последовать самый важный вопрос, но я не представляла, как ответить. Кинзия напала на меня, но перед этим напала я, и неизвестно, кто кому больше боли в итоге причинил.

Или Мариан уже в курсе?

— Просто несчастный случай, — сказала я, глядя в глаза плада.

— Как бы я хотел, чтобы это было так… Как бы хотел… Но это не несчастный случай. Это катастрофа.

— Не преувеличивай, — нарочито весело сказала я, и эта веселость в моем голосе прозвучала так искусственно и неуместно, что я сразу же пожалела о своих словах. — Все будет нормально, Мариан, — уже другим тоном, уверенным, проговорила я.

Красивое, но бледное лицо плада скривилось, и такой безнадегой него повеяло, что у меня даже перехватило дыхание. А потом мужчину прорвало.

— Нормально? Нормально?! Ничего нормального, Лери! Это сущий кошмар! Ты права была, когда хотела сбежать отсюда, когда называла эту проклятую Колыбель клеткой! С тех самых пор, когда Брадо увез нас с Кинзией, все идет наперекосяк! Я торчу здесь только из-за сестры, только из-за нее… у нее так мало радостей в жизни… и вот ты… и вот это все… что мне делать?

Я не знала, что ответить Сизеру.

— Что мне делать? — обессиленно повторил он.

Я могла бы промолчать снова, но не стала. Очевидно, он боится, что Кинзию накажут за применение огня смерти. Но этого не будет, потому что я не хотела и не буду жаловаться. Именно поэтому я и скрылась скорее в комнате, пока никто посторонний нас не увидел.

— Не переживай, Мар, — сказала я. — Никто не узнает о произошедшем.

— Но я-то знаю… Ты видела на площади в Ригларке, что мы делали? Мы применяли огонь смерти, но это были правильные приемы, безопасные. То, что произошло сегодня – это нарушение закона. За это карают.

— Никто не узнает! — повторила я. — Никогда. Клянусь.

Глаза молодого человека потемнели. Что-то в них появилось новое, пронзительное, щемящее до глубины души… По одним только глазам Сизера я поняла, что произошло что-то действительно серьезное, что-то такое, после чего как раньше не будет.

Мариан создал новый шар энергии, такой же теплый, как и предыдущий, и, ни слова не говоря, протянул ко мне руки. Закрыв глаза, я начала пить с них энергию; по мере того как она заполняла меня, боль от ожога все уменьшалась и уменьшалась, пока не пропала совсем, а тело не запело. Понимая, что на этот раз исцеление было полным, я отстранилась и сразу же прижала руку к щеке.

Пальцы нащупали неровность.

— Это шрам? — прерывисто спросила я.

— От пламени смерти всегда остаются шрамы, — ответил Мариан, глядящий на меня с… жалостью. Много чего еще было в его взгляде, но жалость – хуже всего. Что может быть ужаснее жалости?

Я вскочила с кровати и подбежала к зеркалу; Нереза попыталась меня остановить, но я попросту смела ее с пути.

В красивом зеркале отражалась красивая девушка.

С уродливым шрамом на лице.

Шрам был не так уж заметен, и безобразным его нельзя было назвать: так, неровность, которую можно счесть следами от юношеских прыщей... Кого я обманываю? Эта пощечина навсегда запечатлелась на моей щеке, и только слепой ее не увидит.

— Все равно вы красивая, — сказала Нереза; она снова стала обращаться ко мне на «вы».

Эти слова ужалили меня; отойдя от зеркала, я стала нервно переплетать косу.

Последние дни я была сама не своя и никого не хотела видеть; только Мариан заходил ко мне, чтобы подлечить, но лечить уже было нечего, ведь шрамы от пламени смерти остаются навсегда. Что там с Кинзией, я не спрашивала – я и слышать о ней не хотела, одна только мысль о ней вызывала у меня такой шквал эмоций, что я взрывалась призрачным огнем.