Рогатый папа (СИ) - Лира Екатерина

Тишина продолжалась минуту, а то и две.

Даже недолюбливающие меня коллеги, сцепив зубы, молчали, растеряв все свои колкости.

А у меня самой руки дрожали от напряжения. Только сейчас я поняла, что вся эта обманчивая легкость, с которой я сейчас порхала по сцене, далась мне не просто так. Чтобы хоть как-то скрыть собственную слабость, наклонилась, тихонько выдыхая, и принялась поправлять гетры.

– Сильно, – спустя какое-то время наконец вынес вердикт Владимир Витальевич. А затем негромко произнес то, от чего сердце рухнуло куда-то вниз, да так там и осталось. – Жаль, что фестивальную партию придется все-таки отдать Галине.

«Что он сказал?..»

– Пойдем, Эльтова, побеседуем, – кивнул мне балетмейстер.

Я шла за ним на негнущихся ногах с идеальной прямой спиной. Будто то, что происходило сейчас – уже не было правдой. Правдой была музыка, танец, полет над сценой. Но никак не хмурое лицо Владимира Витальевича передо мой.

Как оказалась у него в кабинете, я помнила смутно. Он усадил меня на стул. Всучил в похолодевшие руки стакан с водой.

– До меня тут слухи дошли… – протянул он, но, покачав головой, спросил прямо. – Какой у тебя срок?

– Одиннадцать недель, – врать на прямой вопрос я не решилась.

Владимир Витальевич громко выругался.

– Ведь догадывался, старый дурак… – прошептал он. – Почему молчала? Ты хоть понимаешь, как могла всех подставить?! Думаешь, с нашими обтягивающими костюмами долго скрывать смогла бы?

– Но я… – все слова застряли в горле. А что я могла сказать? Что да, я дурочка, которая погналась за мечтой? За желанием получить такую значимую роль, выступить на фестивале?..

Это стало, по сути, моей навязчивой идеей. Ради этого я была готова заниматься с травмой, наплевать на любые риски.

– Тебе неделя-две осталось от силы. Потом на тебе ни одна пачка не сойдется, – жестко отрезал балетмейстер. – Думаешь, я тебя с пузом на сцену выпущу? Да даже в кордебалет не имею права тебя такую ставить.

Я коротко кивнула.

– Не смотри на меня так, будто я на твоих глазах кого-то убил и расчленил… – Владимир Витальевич устало покачал головой. – Я тоже не слишком-то доволен ситуацией… Тебя же во всех постановках заменять придется.

Кабинет постановщика на некоторое время погрузился в тишину.

– Мда… – протянул мужчина. – Не вовремя это все, конечно. Отец-то… тот, кто я думаю?

Снова кивнула, а затем, облизав пересохшие губы, все же решилась попросить:

– Владимир Витальевич, до фестиваля осталось всего две недели… Может быть, я все-таки…

– Я тебе уже все сказал, Эльтова! – неожиданно вспылил балетмейстер. – Если ты ради своего эго готова всю труппу в посмешище превратить, то упрашивай тогда отца своего ребенка. Он вроде сейчас в соседнем кабинете, как раз. Я в таком позоре буду согласен участвовать только за очень большие деньги.

Фыркнув, мужчина буквально выдернул у меня из рук стакан и махнул ладонью в сторону двери.

– Разговор окончен. Надеюсь, ты все поняла. И да, на репетиции тебе пока все равно придется ходить наравне со всеми.

Выйдя в коридор, я еще несколько минут стояла у стены, пытаясь не дать волю рвавшейся наружу истерике.

Только почувствовав привкус крови во рту, я поняла, что из-за нервов прокусила губу и даже не заметила этого. Руки и ноги не желали слушаться, во всех мышцах чувствовалась слабость, как после нескольких часов скачек по сцене.

Чтобы хоть как-то прийти в себя, буквально на автопилоте прошла в туалет, где открыла кран и принялась плескать себе в лицо водой.

«Упрашивай... отца своего ребенка. Я… буду согласен… только за очень большие деньги…» – слова балетмейстера буквально жгли изнутри. Вот как их понимать после всего? Это открытое вымогательство взятки?

А внутренний голос вторил:

«Самой-то после такого каково будет, а?»

– Что там от тебя Владимир Витальевич хотел? – я подняла покрасневшие от воды глаза и увидела в зеркале отражение Светки.

«Если бы она не намекнула вчера Ксюше, сегодня бы ничего не было!»

– Можно подумать, сама не догадываешься, – я скрестила руки на груди, так и не повернувшись к ней. По-прежнему смотря через зеркало.

– О чем ты? – она вскинула брови. Сейчас мне хорошо было видно ее притворство. Словно посмотрев на нее в отражении, уставшую, с темными кругами под глазами, я наконец поняла ее истинную сущность.

– О том, что если бы не ты, то Ксюша не растрепала бы сегодня всему театру о моей беременности...

– Да я ни слова про тебя Ксюше не говорила! – взвизгнула Светка. – Ты слишком высокого о себе мнения!

– Я не слепая, – процедила я, наконец поворачиваясь к ней. – Не делай из меня дурочку, ты вчера только что пальцем в меня не тыкнула, когда про декрет говорили.

– Ты не слепая, а просто завистливая, – вдруг выдала Светлана. – Сама мужика упустила, так теперь моему счастью завидуешь!

Я тяжело сглотнула. Так, значит, вот как? Это я завидую ее счастью? Это звучало так глупо, что я невольно прыснула.

В этот момент телефон Светки зазвонил. Она мигом переменилась в лице, а когда поднесла аппарат к уху, то даже голос стал чуть выше и тоньше:

– Да, любимый… – с придыханием произнесла она.

Я моментально представила этих двоих вместе. Что бы Светлана ни говорила, в этот момент я твердо была уверена, что она все это время встречалась именно с Нагицким.

Балетмейстер, кажется, сказал, что Герман сейчас в театре.

Еще раз взглянула на Светку. Она отошла к стенке и слушала кого-то на том конце связи с глуповатой улыбочкой.

В голове словно что-то щелкнуло: не она была виновницей всех моих бед.

«Сейчас я пойду и все ему выскажу!» – внутри буквально все закипело.

Кажется, если бы я не вышла сейчас из туалета, то прямо там бы приложила воркующую Светку чем-нибудь тяжелым.

Меня раздражало буквально все. И, идя по коридору, больше всего на свете я хотела, чтобы мои подозрения подтвердились. Чтобы я зашла сейчас к Герману, а он там как раз говорил по телефону.

Правда, когда до двери его кабинета осталось метра два-три, мне пришло в голову, что Нагицкому незачем звонить Светке, если он в театре. Либо звонил все-таки не он, либо – его в театре нет.

Дернула ручку – та поддалась.

Я заглянула. И тут же словно красная пелена вспыхнула перед глазами. Герман сидел за столом и прижимал к уху сотовый!

Меня словно перемкнуло. Я никогда не понимала, что такое «состояние аффекта», но позднее, оценивая свое поведение, думала, что это было именно оно.

Влетела в комнату и, с громким стуком захлопнув за собой дверь, попыталась отнять у Нагицкого телефон. Герман от неожиданности разжал пальцы, и я прижала трубку к уху, уже набрав в грудь побольше воздуха, чтобы наорать на Светку и высказать этой змее все, что о ней думаю.

– Значит, Антон устраивал все покушения на твою женщину, а ты…

Воздух застыл в легких от услышанного. Я что-то сдавленно пискнула. Голос на том конце провода был незнакомым, но то, что он говорил, не укладывалось в голове.

– Алло? Что там у тебя?

Это… что же это получается? Во всех моих проблемах виноват тот самый Антон, которого приставил ко мне Герман? То есть, Нагицкий специально все подстроил, чтобы привязать меня к себе?

Фавн с каменным выражением лица поднялся с места, угрожающе двинулся на меня.

Такой маленькой и беспомощной я себя еще никогда не чувствовала. Герман забрал у меня телефон и, бросив в трубку «я перезвоню», отключился и убрал его в карман.

Затем скрестил руки на груди и приподнял одну бровь в выражении крайнего недовольства.

– И что это было? – голос был предельно тихим, но при этом пробирал до самых костей. Столько яда и гнева было в каждом звуке.

Лучшая защита – это нападение, да? В голове пронеслась сотня вариантов того, как мне сейчас следует поступить. Наорать на него, залепить пощечину.

Это ведь получается, что все было подстроено. Сначала он заставил меня прийти к нему гипнозом, а потом мнимой угрозой удерживал рядом с собой.