Дикарь (СИ) - Суржевская Марина "Эфф Ир"

И когда мы, наконец, избавились от ткани и Хенсли вдруг отстранился, я жадно глотнула воздух пересохшими губами. И решила, что убью его, если он сейчас уйдет. Утоплю в гейзере. Или закопаю в лесу.

Но он не собирался уходить. Это я поняла, стоило увидеть темные глаза – бешеные, хмельные. В которых билось такое неистовое желание, что мне стало нечем дышать. Он смотрел на меня, рассматривал все – от грязных ступней до растрепавшихся рыжих волос,и я тряслась под этим взглядом. Не знаю, как можно так смотреть. Мы стояли на коленях друг напротив друга – обнаженные и растрепанные, окутанные лишь ароматом цветущей лаванды.

Я не сдержалась и тоже прошлась взглядом по его телу. Сильный. Жилистый. Возбужденный. Возбужденный до предела, его плоть уже сочилась смазкой, и это заставило меня облизать губы. Никогда не думала, что испытаю такое удовольствие от явного, неприкрытого мужского желания.

Χенсли поднял руку и за шею притянул меня к себе. Губы в губы, кожа к коже. Казалось, Шерх хотел испробовать на вкус каждый кусочек моего тела, потому что его язык побывал везде. И пальцы. Какие умелые у дикаря оказались пальцы! Они заставляли меня стонать и выгибаться, мучая порочными и чувственными ласками. И когда он накрыл меня телом, прижал к своему бедру мое колено и вошел толчком, я не выдержала и вскрикнула, глядя в темноту его глаз. На лоб Шерха упали темные пряди, лицо исказилось. Он дышал рывками – рваными и короткими, в такт своим движениям. Толчок, пауза, толчок… Так мучительно сладко… Спазмы в животе нарастали, наслаждение заставляло двигаться навстречу этим восхитительным ударам.

– Быстрее… – прошептала я в его губы.

Сдавленный тихий стон сквозь зубы, и Шерх двинул бедрами сильнее, тараня меня. Уже не сдерживаясь. Шипя и глотая свои рычания. Сжимая зубы. Я хотела поцеловать его, но не могла. Меня уносило куда-то туда, где уже не плыли облака, а темнели тучи. Плевать. Я неслась в небо с каждым ударом, с каждым хриплым стоном и лаской длинных пальцев, что трогали меня.

Гром прогремел почти над головой, сверкнула молния,и на поле с лавандой обрушилась гроза – первая весенняя гроза в этом году…

***

Я свихнулся. Окончательно.

Мне это нравится.

И даже если я сдохну после всего, что сделал, плевать. Все равно уже не остановлюсь. Невозможно остановиться, когда тело трясет от вожделения. Это какая-то одержимость, это почти запредельное удовольствие. Ρыжая, страстная, неҗная… совершенная от изящных пальчиков на ногах до пушистых волос, что я все-таки сжал в кулаке, не сдержавшись. Тянул их, эти волосы, и целовал тонкую женскую шею, губы, грудь. Целовал все, до чего мог дотянуться, не понимая и не думая. Только чувства… сильные, острые, горячие настолько, что тело стало влажным. Мы оба стали влажными. И от этого понимания я рычу и пытаюсь затолкать свой рык обратно в глотку… Ничего не выходит. Ни затолкать, ни сдержаться….

У Софи бархатная кожа, круглые ягодицы, родинка под левой грудью. Я хотел бы изучать это долго и внимательно, но вожделение не оставляет мне шанса. Я знаю, что скоро будет гроза, чувствую. И надо бы убраться туда, где тепло и сухо, но… Ρыжая стонет. Так чувственно и протяжно, что я теряю остатки разума. Вдалбливаюсь,трусь, почти кусаю. Целую. Трогаю… Двигаюсь. Наслаждение жгутом сворачивает внутренности, кровь стучит в висках,и перед глазами темно… А нет. Темно, потому что гроза все-таки подобралась к нам.

Потоки воды хлынули с неба, прибивая к земле цветущую лаванду и остужая наши разгоряченные тела. Земля мигом набухла от влаги и превратилась в жижу. Мы барахтались в этой грязи – перепачканные с ног до головы, стонущие и сумасшедшие. Я перевернулся на спину и теперь София сидела на мне, откинув голову и подняв лицо к небу. Вода стекала по ее волосам на шею и грудь,тонкими струйками вилась между грудей, огибала ямку пупка. И я думал, что могу кончить только от этого зрелища. Даже если бы она не двигала бедрами в грешном и искушающем танце...

Молния ударила снова. Молния внутри меня, горячая и ослепляющая. Она выжгла мысли, оставив лишь чистое наслаждение. Я сжал зубы, чтобы не орать, и все же не сдержался… И сразу ощутил, как сжались мышцы Софии, как она забилась, падая мне на грудь. Ее экстаз – настоящий и сильный - чуть не выкинул меня в небо снова… Блаженство оказалось сродни боли – такое же неистовое, только со знаком плюс… Его так же не сдержать и так же не остановить,только хочется снова и снова…

Я лежал там, на этом лавандовом поле, под темным небом. Усыпанный мелкими цветами и мокрыми травинками. Опьяненный, хмельной, горячий. Грязный. И чувствовал себя счастливым. Я прислушивался к этому чувству с недоумением, потому что совершенно забыл, как оно ощущается. Счастье. Рыжее, влажное, щекочущее дыханием мне шею.

Я не забыл. Я просто раньше не знал…

***

– Гроза! – оторопело воскликнула я, ловя губами капли воды.

– Она началась до того, как ты решила, что хочешь оседлать меня, – хрипло отозвался Хенсли.

Я несколько сконфуженно улыбнулась и тихо взвизгнула от раската грома, что громыхнул прямо над головой.

– Убираемся отсюда!

Шипя и разбрызгивая воду, мы начали искать свою одежду. Хенсли ругался, пытаясь всунуть нόгу в мокрую штанину, я глазела на его крепкий зад, на который прилипли травинки, и пыталась не улыбаться. Усилием воли отвернулась, натянула грязное платье. Да, вид у нас ещё тот… мы косились друг на друга и отводили глаза, не совсем понимая, что сейчас произошло.

– Бежим!

Мы рванули через поле лаванды, оскальзываясь на влажной земле. Шерх придержал меня, когда я чуть не грохнулась, вернее, просто дернул за шкирку, как щенка. Но возмутиться я не успела, потому что, во-первых, гром грянул снова, а во-вторых, Χенсли взял меня за руку. Сжал ладонь и потащил за собой. И я решила, что возмущаться буду потом, в тепле.

У края поля Хенсли так же молча подобрал мои туфли, сунул подмышку и побежал дальше, пригибая голову.

Под навес дома мы ворвались мокрые и грязные с ног до головы. Первым делом я заглянула к Линк, но девочка спала, даже гроза ее не разбудила. Я же бросилась закрывать окна, чтобы дождь не попадал в дом. Хенсли стоял, привалившись плечом к стене,и не спускал с меня тревожного темного взгляда. С него текла вода,и он стучал зубами, но не двигался.

– Тебе надо сменить одежду, – постановила я, бухая на огонь чайник. – И высушиться. Раздевайся.

Он приподнял бровь, но начал безропотно стягивать мокрую и грязную ткань. Через две минуты у его босых ног образовалась куча вещей. Я посмотрела на него, сдерживая смех. Χудой, дрожащий, мокрый. Духи, за что мне это?! Кинула Шерху полотенце и вытащила из шкафа старое одеяло. Не знаю, сколько ему было лет, местами из ткани вылезла вата и пух. Но согревало оно прекрасно, в этом я уже убедилась.

– Вот, - укутала Хенсли коконом и потянула за собой. - Идем на кухңю.

– А ты? – он кивнул на мое мокрое платье.

– Иди, я сейчас.

Волоча за собой одеяло, Хенсли двинулся к двери на кухню. Я слышала, как он устраивается на старом кресле, как ругается себе под нос. Быстро сменила платье на сухое, вытерла волосы и тоже зашла на кухню.

Шерх молчал все время, пока я заваривала мяту и чабрец в пузатом чайнике, пока разливала настой и ставила на стол варенье. Мы косились друг на друга, но вопросов не задавали. Молча дули на кипяток и грели пальцы о горячие глин яные бока кружек.

Я не выдержала первой.

– Ты здесь один после запечатывания, так? Боишься причинить кому-то вред?

Хенсли кивнул, настороженно глядя из-под упавших на лоб волос. Сейчас, закутанный в старое одеяло, с кружкой, отчаянно сжатой в руках, он снова напомнил мне зверя. Сильного, красивого, но искалеченного… попавшего в капкан и теперь воющего от боли и тоски. Он даже смотрел как зверь, с ожиданием – то ли пристрелят, чтобы не мучился,то ли… чай дадут.

– Подожди, – нахмурилась я, пытаясь отогнать жалость. Потому как взгляд Хенсли изменился, стал настороженным и злым. Он не хотел жалости. Οн отчаянно не хотел ее! И я мотнула головой, прищурилась. – Но ведь ты колдовал! Сегодня! Ты сплел магическую сеть! Разве это возможно при запечатывании?