Воссоединенные - Каунди (Конди) Элли

Когда я прохожу мимо затемненного кафетерия, то замечаю вспышку света. Порт включен. Кто там может быть? Это Лоцман говорит с нами? Обычно нас приглашают к одному из больших экранов, когда он выходит на связь. Я открываю дверь кафетерия и замечаю силуэт Лей напротив порта. Подойдя ближе, я вижу, что она просматривает Сто картин.

Я уже собираюсь что-то произнести, но останавливаюсь и с минуту наблюдаю за ней. Я никогда не видел, чтобы кто-то так разглядывал рисунки. Она наклоняется вперед, отступает на пару шагов назад. Затем останавливает изображение, и я слышу ее тяжелое дыхание, когда она прислоняет руку к экрану. Она так долго глядит на рисунок, что я, наконец, откашливаюсь. Лей тут же стремительно оборачивается, я едва могу разглядеть ее лицо в отраженном свете порта.

— По-прежнему проблемы со сном? — спрашиваю я.

— Да, — кивает она. — Я нашла самое лучшее средство от бессонницы. Когда я ложусь, то снова и снова прокручиваю в памяти эти рисунки.

— Ты тратишь на эти картинки много времени, — пытаюсь я пошутить с ней. — Можно подумать, что ты никогда их не видела.

Я чувствую, что она хочет сказать что-то важное. Но говорит лишь: — Только не эту, — и отходит в сторону, давая мне поглядеть на экран.

— Это номер 97, — говорю я. На картине изображена девочка в белом платье, в окружении света и воды.

— Почему-то раньше я ее не замечала, — говорит Лей, и ее голос обрывается, как плотно захлопнувшаяся дверь. Я не понимаю, что я сказал не так. По какой-то причине мне отчаянно хочется снова распахнуть эту дверь. Я здесь все время говорю, со всеми, с пациентами, врачами, медсестрами, но Лей другая. Мы работали с ней вместе еще до того, как попали сюда.

— Что тебе в ней нравится? — я снова пытаюсь вытянуть ее на разговор. — Мне нравится, что невозможно сказать, в воде она стоит или на берегу. Но что она делает? Я никогда не мог этого понять.

— Она ловит рыбу, — поясняет Лей. — А в руках у нее сеть.

— Она что-нибудь поймала? — спрашиваю я, приглядываясь.

— Сложно сказать.

— Вот почему она тебя привлекает, — говорю я, вспоминая, как Лей рассказывала мне о приплывающей в реку Камаса рыбе. — Из-за рыбы.

— Да, — кивает Лей. — И поэтому тоже. — Она касается небольшого белого пятнышка вверху картины. — Это лодка? Или солнечный блик? А это что? — указывая на боле темные пятна. — Нам не известно, что отбрасывает эти тени. Какие-то предметы, оставшиеся за краем картины. Она оставляет в тебе ощущение чего-то, что ты хотел бы увидеть, да не можешь.

Кажется, я понял. — Как Лоцман, — говорю я.

— Нет, — отвечает она.

Издалека до нас доносятся крики и призывы. Над головой шумит истребитель.

— Что там происходит? — спрашивает Лей.

— Думаю, что и обычно. Люди по другую сторону заграждения пытаются прорваться внутрь. — Оранжевый свет костров выглядит зловеще, но это все не ново. — Не знаю, как долго еще офицеры смогут сдерживать их.

— Если бы они знали, что здесь творится, они бы не захотели войти, — говорит Лей.

Теперь, когда мои глаза приспособились к свету, я замечаю, что усталость Лей — это на самом деле боль. Лицо выглядит изможденным, слова, обычно легко слетающие с губ, теперь звучат напряженно.

Она заболевает.

— Лей, — я уже собираюсь подхватить ее под локоть и вывести из кафетерия, но не уверен, как она отреагирует на прикосновение. На мгновение она удерживает мой пристальный взгляд. А затем медленно поворачивается и задирает рубашку. Вдоль спины протянулись красные линии.

— Молчи, — просит она, опуская рубашку и поворачиваясь ко мне лицом. — Я уже знаю.

— Нужно подключить к тебе пакет с питательными веществами. — И немедленно. — Мысли забегали в моей голове. Не стоило тебе оставаться, надо было уйти вместе с остальными, пока не нашли бы выход из положения...

— Я не хочу ложиться, — говорит Лей.

— Идем со мной, — прошу я и на этот раз беру ее за руку и чувствую тепло кожи через рукав.

— Куда ты меня ведешь?

— Во двор. Посидишь на скамье, пока я схожу за трубкой и пакетом с питательными веществами. — Так ей не придется заходить в здание и ложиться в койку. Она сможет оставаться на воздухе столько, сколько сможет.

Она глядит на меня утомленными и прекрасными глазами. — Поспеши, я не хочу остаться одна, если что-то случится.

***

Когда я возвращаюсь во двор, неся с собой оборудование, Лей ждет, устало опустив плечи. Странно видеть ее в позе, менее-чем-идеальной. Она вытягивает руку, и я ввожу иглу в вену.

Я присаживаюсь рядом с ней, поднимая пакет выше руки, чтобы жидкость лучше стекала.

— Расскажи мне историю, — просит она. — Мне необходимо слышать хоть что-нибудь.

— Какую из Ста ты хотела бы послушать? — спрашиваю я. — Я помню большинство из них.

В ее голосе я слышу слабую нотку удивления, прорвавшуюся сквозь усталость. — А разве ты не знаешь что-нибудь другое?

Я замолкаю. Действительно, у Восстания было не так много свободного времени, чтобы делиться с нами новыми историями, и придумывать их я не умею. Я научился лишь делать свою работу.

— Да, — я пытаюсь вспомнить хоть что-то, а потом просто рассказываю эпизод из собственной жизни. — Около года назад, еще во времена Общества, жил мальчик, который был влюблен в одну девочку. Долгое время он наблюдал за ней и надеялся, что она станет его Парой. И потом так и случилось, и он был счастлив.

— И всё? — спрашивает Лей.

— И всё, — отвечаю я. — Слишком короткая?

Лей начинает хохотать и на миг становится прежней. — Ясно же, что это про тебя. Это не история.

Я тоже смеюсь. — Прости, я не мастак.

— Но ты любишь свою Пару, — Лей больше не смеется. — Я знаю это. А ты знаешь то же самое обо мне.

— Да.

Она глядит на меня. Раствор медленно перетекает по трубке.

— Я знаю одну старую историю про людей, которые не моглистать Обрученными, — говорит она. — Он был Отклоненным. А она была горожанкой и пилотом. Они стали первыми из исчезнувших.

— Исчезнувшие? — не понимаю я.

— Люди, которые хотели сбежать из Общества, — объясняет Лей. — Или вывезти своих детей. И были пилоты, которые занимались такими перевозками в обмен на разные вещи.

— Я никогда не слышал ничего подобного.

— Такое случалось. Я сама видела. Некоторые родители продали бы все, — рискнули бы всем — потому что думали, что, отправляя детей подальше, они спасают их.

— Но куда же их увозили? — удивляюсь я. — На территории Врага? Бессмысленно.

— Нет, их увозили за пределы этих территорий, в места, которые называют каменными деревнями. А затем люди сами решали, остаться им в деревне или попытаться пересечь территории Врага и отыскать место, известное как Иные земли. Но никто из тех, кто ушел в Иные земли, так и не вернулся обратно.

— Не понимаю, — говорю я. — Как можно отослать собственного ребенка неизвестно куда — почти к Врагу — и думать, что это безопаснее, чем остаться в Обществе?

— Возможно, они что-то знали о чуме, — говорит Лей. — Но твои родители, видимо, ничего не слышали об этом. Как и мои. — Она смотрит на меня. — Ты говоришь так, будто защищаешь Общество.

— Вовсе нет, — отрицаю я.

— Знаю. Прости. Я не собиралась рассказывать настоящую историю, всего лишь какой-нибудь рассказ.

— Я готов. Я слушаю.

— Ну, тогда рассказ. — Она приподнимает руку и смотрит, как перетекает жидкость. — Эта девушка-пилот любила мужчину, но у нее были обязательства перед семьей, которые она не могла нарушить. И были обязательства перед своим командиром. Если бы она сбежала, пострадали бы многие люди. Она везла любимого до самых Иных земель, до этого никто так не делал.

— Что случилось после этого? — спрашиваю я.

— На обратном пути ее подстрелил Враг. У нее так и не получилось рассказать людям, что она видела в Иных землях. Но любимого она спасла. Это она знала точно, что бы ни случилось потом.

В наступившей тишине Лей прислоняется ко мне. Думаю, она даже не осознает этого. Она теряет силы.