Хроники города номер Три (СИ) - Соколова Мария

Врезать бы ему, чтобы он заткнулся, но патрульные, стоящие у соседнего дома и так уже криво посматривают в нашу сторону… Да и что толку? Он не поймёт. Он уже мёртв внутри, прогнил насквозь, как старое трухлявое дерево. Несмотря на вонь, я наклоняюсь ближе и рычу ему прямо в рожу:

— Ты не отец, Фрэнк. Ты даже не человек. Ты — балласт, который тянет своих детей на дно.

Он не переставая ржёт, и вдруг его рыло зеленеет, а глаза закатываются. Я едва успеваю отскочить, как сосед сгибается пополам, и его выворачивает прямо у порога.

— Смотри, какой я отец! Образцовый! А ты вали к своей сучке, Легенда, и хлебало своё не разевай! Ты такой же мусор, как я! Только я честный, а ты прикидываешься героем!

— Знаешь, Фрэнк, — выплёвываю я, глядя в его свиные, замутнённые глаза. — Кое в чём ты прав: мы из одного болота. Но я хотя бы из него пытаюсь выбраться. А ты идёшь на дно и тащишь своих детей за собой. Вот только что останется после тебя? Искалеченные жизни родных и пара стоптанных ботинок? Ты просто жалок.

Он открывает свой поганый рот, чтобы что-то ответить, но мне плевать на его мнение. Я просто разворачиваюсь и иду прочь. Кажется, он кричит мне вслед, но, к счастью, его голос тонет в гуле ветра и разговорах других людей. Отвращение душит меня. И ради таких, как Фрэнк, Рихард хочет поднять восстание? Да подобные отбросы счастливы жить в говне! Они сами себя в него тащат и другим не дают выбраться.

— Чёрт с тобой, — бормочу я, ускоряя шаг, чтобы не оглянуться.

На улицах индустриального района стоит привычный смрад: уголь, гарь, мусор, смешанный с запахами химии с заводов. Откуда-то доносятся чьи-то истошные вопли, злобный лай бездомных псов и едва различимые крики зазывал с рынка. Небо над головой серое, как саван, и даже солнце кажется тусклым, точно лампочка на последнем издыхании. Самый обычный день в этом аду.

Направляюсь к академии, но в голове всё ещё крутится разговор с Фрэнком. Как вообще возможно так ненавидеть своих детей? Неужели он настолько отупел? Ещё лет пять назад был нормальным мужиком, хоть и специфическим, а сейчас… Стискиваю зубы, чувствуя, как злость начинает вновь бурлить в венах, но усилием воли я заставляю себя переключиться на мысли о турнире. Это мой шанс. Шанс на пока едва осязаемое будущее с Линой, которое может и не наступить, если я не выложусь на полную.

У самого входа в академию замечаю двух молодых парней, яростно сражающихся на клинках прямо на улице. Сталь звенит, пыль стоит столбом, а вокруг, конечно, толпятся зеваки, то ли подбадривая, то ли отвлекая своими криками. Рыжий нападает первым: резкий выпад, подсечка, меч мелькает, как молния. Но здоровяк с выбритой головой легко парирует и сразу же контратакует, да так, что рыжий едва не падает на задницу. Толпа беснуется, кто-то кидает пустую бутылку, и она разбивается о камни, разлетаясь осколками во все стороны. Чёрт, в залах, похоже, сегодня не протолкнуться.

Турнир приближается, и все как с цепи сорвались. Слухи один другого краше… Пока кто-то с пеной у рта доказывает, что на арену выпустят тварей чуть ли не с фантастического -15 уровня, другие готовы биться об заклад, что монстров не будет вовсе, и нас заставят биться друг с другом, пока в финале в живых не останется только один истребитель.

Хмурюсь, осознавая, что слишком затянул. Давно пора было заглянуть с расспросами к Марте. Старушка знает многое, и, может, ей известно что-то по-настоящему ценное.

Без промедления разворачиваюсь и спешу к управлению шахт. Улицы становятся шире, но не чище. Ветер, словно насмехаясь, гонит передо мной обрывки пожелтевших газет с заголовками про реконструкцию района и День основания. Прохожу мимо старого покосившегося ларька, где скучающая бабка торгует вонючей вяленой рыбой, и невольно с тоской вспоминаю кричащие вывески элитного района и приятные запахи, доносящиеся из кондитерских.

Убавить бы контраст. Там чуть «приглушить» краски, а здесь, в трущобах, хоть немного «прибавить». Не для таких уродов, как Фрэнк, и уж тем более не так радикально, как жаждет Рихард. А постепенно, деликатно и бережно, как это видит Лина – для несчастных, никому не нужных стариков, для Тима и Мии, да и для всех детей. Да, если у нее получится воплотить в жизнь хоть что-то из задуманного – это уже будет огромный шаг в нормальное будущее.

Напротив ларька, под давно разбитым фонарем, стайка подростков лет пятнадцати яростно пинает ржавую банку, превратив подворотню в импровизированные ворота. Один из них замечает меня, злобно щурится и кричит:

— Эй, Легенда, куда путь держишь? В шахту, тварей мочить, как мужик, или опять к богачам? — он с презрением смачно сплевывает на асфальт. — Даже когда одеваешься, как ихний, ты всё равно наш! Завязывай с элитниками якшаться, не позорь район!

Кто-то из его дружков злобно хихикает, но большинство испугано отводят глаза или отворачиваются.

— «Как мужик», говоришь? Хочешь доказать свою смелость на деле и стать одним из истребителей? Так это легко устроить. Попрошу Рихарда, и тебя добровольцем в один день зачислят. Завтра же отправишься в шахту, — с ухмылкой делаю пару шагов в его сторону и подмигиваю пацану, вся бравада которого моментально испаряется. — Я как раз в академию, пойдёшь со мной?

— Прямо сейчас? Э… Я в другой раз… Сегодня никак не могу, я… Дела у меня! Точно! Отцу обещал помочь! — мямлит он, в испуге отступая назад, и вдруг, неловко споткнувшись о кучу мусора, плюхается задницей в зловонную жижу.

Взрыв хохота накрывает его с головой. Вся компания, мгновенно забыв обо мне, с удовольствием ржёт над униженным товарищем. А я, горестно усмехнувшись, иду дальше, к зданию управления, до которого осталось всего пару кварталов.

Двадцать минут спустя, наскоро перекусив чем-то безвкусным в общей столовой для истребителей, подхожу к стойке. Марта, как и всегда, исхитряется одновременно читать журнал и параллельно копаться в бумагах, бормоча себе что-то под нос. Но, увидев меня, она вмиг преображается и расплывается в довольной улыбке, будто я её самый любимый внук.

— Кайл, голубчик мой! Ну наконец-то! По глазам вижу: неужели ты пришёл поболтать с одинокой старой женщиной? А то вечно только отметишься и бегом в шахту – ни сплетни свежие обсудить, ни твои рассказы про тварюк послушать! Уже две недели мы с тобой не говорили по душам, — она хихикает и тянется под стойку. — На-ка тебе пирожок, только сегодня утром испекла. Как чувствовала! Яблочный, твой любимый.

Я беру ещё тёплый пирожок, пахнущий корицей, мёдом и домашним уютом, и не могу сдержать улыбку. За последние два месяца мы с Мартой сдружились. Удивительно, но старушка оказалась на редкость интересным собеседником с какой-то невероятной жизнью: пять раз замужем, четверо детей, целых одиннадцать внуков, успела пожить аж в семи городах, да ещё и археологом работала и в Пустоши под охраной проводила раскопки! Не бабка, а настоящее сокровище!

— Ну, про одинокую ты уж слишком драматизируешь. Сама же жаловалась, что у тебя ни минуты покоя, вечно внуки на ужин толпой приходят. А про старую – дожить бы до твоих лет – счастлив буду, — смеюсь я, откусывая кусок ароматного пирожка. — Ты же прекрасно знаешь, что я пришёл за информацией. Полторы недели осталось, наверняка у тебя уже есть предположения, какие слухи ближе к правде, а что лишь пустой трёп.

Она лукаво на меня смотрит, а затем оглядывается, будто проверяя, не подслушивает ли кто.

— Ох, Кайл, недооцениваешь ты старушку, — говорит она, понизив голос до заговорщицкого шёпота. — Думала, мозгов-то побольше у тебя, но, видать, слишком часто по башке своей дубовой получаешь. Уж неделю как весь мусор отсеялся. А тебя всё нет и нет. Но так уж и быть, держись крепче, милок мой, сейчас всё выложу.

Не успеваю опомниться, как она всовывает мне в руку ещё один пирожок и спешно наливает кружку чая.