Перья столь порочные (ЛП) - Зандер Лив

Мои ноги послушно двинулись, находя знакомый до боли рисунок, каким бы ни был сумбур в голове. Никакого неловкого спотыкания, никакого позора. Только идеальные круги, когда мы кружились и кружились, а крошечное расстояние между нами становилось нашей осью.

Я моргнула, поражённо глядя на Малира, чёрные пряди которого колыхались от ветра, поднятого нашим движением.

— Ты… знал этот дранадианский танец?

— С мальчишества, — сказал он. — Меня учила мать. Она всегда говорила: мы не знаем, когда вновь придётся танцевать с людьми. Вот и заставляла меня упражняться многие ночи.

Это было видно в том, как его тело обрамляло моё, в точности движений рук, в плавной лёгкости ног. Магия заключалась в том, как наши тела двигались вместе, так естественно — ворон и человек, танцующие под звёздами, которые никакая война не могла погасить. Всё вокруг размывалось, оставляя лишь прямую линию его спины, благородные черты лица, величавую уверенность в каждом шаге.

И тогда я увидела его.

Принца, скрытого в тени.

Мальчика, которого учили танцам великих залов, языкам чужих земель и смертельным приёмам клинка. Лишь мимолётный отблеск, драгоценная искра в чёрной бездне его жестокой души.

Он был прекрасен.

Я сдвинула пальцы на его груди, не зная, ощущаю ли вышивку серебром на жилете или рубцы, скрытые под ним.

— Я была уверена, что это снова окажется лишь насмешкой над моим достоинством. Что ты и сегодня останешься со мной холодным, жестоким.

— Ты моя невеста. Скоро — жена. Будущая королева Дранады и Вайрии. Перед лицом королевства я всегда буду оказывать тебе подобающую честь и уважение. — Его пальцы скользнули вверх по моей спине, чтобы накрыть затылок и мягко прижать меня к себе. Щёку мою утопил в своей груди, губами коснулся виска, ноздрями вдохнул мой запах и тихо прошептал: — Но не обманывайся, маленькая белая голубка… В наших покоях я намерен быть именно тем — холодным и жестоким.

Его уверенность в нашей свадьбе должна была бы меня радовать, но в груди всё равно росла тяжесть, будто это неожиданное проявление доброты в танце оказалось недостаточным.

— Думаешь, тебе когда-нибудь надоест?.. Ненавидеть меня?

Он погладил затылок, перебирая мои пряди.

— Ненависть положили в мою колыбель вместе с именем. И как бы мы ни уставали от имён, они следуют за нами в могилу.

Значит, он намерен ненавидеть меня до самой смерти. Понятно.

— Хисал и Брисден, — прошептала я. — Союз, навеки разрушенный злой звездой.

Его пальцы снова заскользили по моей голове, мягко перебирая волосы, каждый ласковый штрих сильнее вдавливал меня в его грудь. Там я и осталась — в ложбинке между его мышцами, ухом улавливая бешеный ритм сердца, другим — слушая его шёпот.

— Союз, обречённый лишь на душевную трагедию. — Его пальцы замерли в моих волосах, и только теперь я заметила их едва уловимую дрожь. — И так должно быть. Так и будет. Всё иное, Галантия, стало бы предательством моей семьи, как бы ни тяготела меня… моя личная болезнь.

Его личная болезнь.

Что он имел в виду?

Я позволила молчанию повиснуть между нами, сердце билось в груди, пока я пыталась уловить смысл его слов. Возможно ли, что он ненавидит меня не так уж сильно? Что под слоем вражды и вражды, рождённой нашей кровной войной, скрывается что-то иное? Что я могла спутать его честь с ненавистью? Его верность — с презрением?

Моя голова слегка повернулась, и взгляд поднялся, встречая его глаза, даже когда тяжесть воспоминаний давила на мысли. Как он замечал, что я предпочитаю носить волосы распущенными. Как смотрел на меня с улыбкой, когда я танцевала. Как закрыл глаза во время нашего почти-поцелуя. Этот самый танец и то, как он прижал моё лицо к своей груди.

Я выдержала его задумчивый взгляд.

— А если бы я не была Брисден?

Он застыл, дыхание сбилось, шаги дрогнули и остановились. Его глаза — обычно холодные и настороженные — будто заблестели, выдавая непроизнесённую уязвимость. Но вместо ответа он отвёл взгляд, а мышцы на скулах напряглись.

— Yeh ash valtem flig ak’ya, — быстро сказал он, тут же отпуская меня, и почти вполголоса пробормотал: — Я вечно буду летать с тобой.

Его реакция сбила меня с толку. Слова, которые он сказал — и которых не сказал, — зацепили сердце. Неужели в этой тьме действительно таится что-то иное? Тёплое, светлое — спрятанное в том отблеске, который я уже видела?

Грудь сжалась, прилив эмоций накрыл всё, во что я верила. Мысли тонули в волнах воспоминаний, и каждая — о том, как его руки касались меня сегодня. Ласкали, гладили, утешали.

Но и причиняли боль.

И снова будут причинять.

Гнев терзал мои шрамы — яростное напоминание о том, сколько раз поступки Малира оставляли меня избитой и сломанной. Пропасть между тем, во что я хотела бы поверить, и тем, чего от него ждала, казалась непреодолимой. Я ощущала себя на краю пропасти: один неверный шаг — и падение разобьёт меня безвозвратно. И разве не этого он хотел?

— Прости, — пробормотала я, едва слыша сама себя. — Мне нужно побыть одной.

Я отвернулась от Малира и резко зашагала прочь, прочь от веселья в холодные объятия ночи. Прочь. Мне нужно было убежать от этого. От него.

Глава 28



Галантия

Наши дни, замок Дипмарш, луг

Чем дальше я уходила от затихающей музыки, тем гуще становился воздух от холодной влаги, гниющей древесины и застоявшейся воды. Вокруг темнело, оставаясь лишь теневыми очертаниями пучков трав, голых кустов и редких измождённых деревьев, а единственным ориентиром были блестящие лужи, рассыпанные под лунным светом. Боги, почему так тянуло в груди?

Позади меня раздался взмах крыльев, пронесшийся мимо вихрем, прежде чем перед глазами разлилась мутная тьма, словно чернильные капли. Не успев вовремя остановиться, я споткнулась о землю с запахом грунта и сосновых иголок и врезалась в чью-то грудь.

— Ткач смерти и видение хотят тебя убить, а ты решила прогуляться по болотам при свете луны? — глаза Себиана заблестели, словно звёзды, когда он заглянул через моё плечо и поднял руки. — И что ты теперь наделал, что она так бурно убегает?

Смех Малира скользнул по моему затылку, ясно давая понять, что он следовал за мной всё это время.

— Клянусь богине, я вел себя как следует.

Ах, этот ублюдок…

Я резко повернулась к нему.

— Твоё «как следует» — это половина проклятой проблемы! — потому что я не знала, что с этим делать. Всё было запутанно, как незнакомая, неизведанная территория. Ужасно! — Я бы предпочла твоё обычное невыносимое «я» всему этому в любой день.

— А, почему сразу не сказать? — его рука в мгновение ока обвила мою шею, пальцы сжались вдоль сухожилия, не душа меня на самом деле, но ясно давая понять, что он может. Что он хочет. — Вот я, ухаживаю за тобой, произношу обещания на нашем старом языке, не зная, мщу ли я семью или предаю последних из них, а ты оставляешь меня на нашем кьярe. Прямо перед всей этой чертовой собранной знатью, заметь! — он кричал это. — Включая того, кто осмелился ухаживать… за тем, что… моё, — прорычал он последние слова.

— То, что пытается сказать Малир, милая, так это то, что ты сейчас не была хорошей девочкой для нас. — Тепло окутало мою спину, когда Себиан подошёл ближе, вызывая дрожь по всему телу. — А что происходит с плохими девочками?

— Их наказывают, — хрипло прошипел Малир у моего уха, прежде чем прикусить мою челюсть, сжав кожу и кость между зубами до боли. — Держи её крепко.

Когда Себиан обхватил меня руками, прижав спину к своей груди, моё сердце рвануло в бешеный ритм.

— Не смей!

Малир игнорировал мои извивания и посмеивался над каждым ударом, который мне удавалось нанести ему сбоку, позволяя себе опуститься передо мной на колени. Решительные руки подобрали мои юбки так, что оборки собрались вокруг бедер. Зимний холод покусал бедра, быстро сменившись влажным теплом, когда Малир наклонился ртом к моему влагалищу.