Перья столь порочные (ЛП) - Зандер Лив

Волосы на руках вставали дыбом с каждым молчаливым ударом, без единого треска в воздухе. Только звон металлических крюков, прикреплённых к падению, который ударял и рвал спину женщины, раскинувшейся на платформе, платье в крови и лохмотьях.

— Ведьма Ворона! — закричал мужчина во всё горло. — Её нужно сжечь!

Кровавые пальцы впивались в деревянный пол, женщина пыталась поднять избитое лицо и издала оглушительный крик в сторону толпы.

— Я не Ворон!

— Волосы чёрные, как у этих ублюдков! — закричала женщина, стоявшая ближе всего к помосту. — Она Ворон. Я видела эту ведьму вчера в полях, она портила наши посевы, морила нас голодом!

— Это не пра… ааах! — ещё один удар кнута. — Единственное, в чём я виновна — это в том, что родилась с чёрными волосами! О, пожалуйста… пожалуйста… по-а-ааааа…

Холодный ужас пробежал по моей спине, и лопатки сжались.

— А если она не Ворон? — подумала я вслух.

Когда на помост поднялись мужчины с копьями и толпа заревела ещё громче, страж рядом со мной положил руку на эфес⁵ меча, хотя его расслабленная поза не выдавала никакой немедленной опасности.

— Тогда она докажет это, — сказал он.

— Докажет как? Её уже выпороли до полусмерти, — сказала я.

— Чтобы проявилась её форма, — пробормотала Риса, дёрнув меня за руку. — Галантия… твоя мать не хотела бы, чтобы ты это видела.

— Почему? Боится, что у меня катаракта появится? Кажется, ничто никогда не… — Вдруг онемение прокатилось по моим конечностям, когда двое молодых мужчин несли кипящий котёл за длинные ручки и подняли его высоко над женщиной. — Конечно же, они не…

Кашляющий крик смешался с брызгами воды, когда она ударила по спине женщины. Пар клубился в воздухе, но едва скрывал, как женщина дергалась и тряслась на земле, как горячая вода смыла кровь, оставив розовое пятно на дереве, пока все это не начало капать в грязь.

— О, боги… — прошептала я. — Сколько ещё мучений ей нужно пережить, чтобы доказать свою невиновность?

— Даже до того, как король Барат атаковал город Валтариc, детей Воронов учили выносить сильную боль, — объяснила Риса. — Им объясняли, как скрывать, кто они, как можно дольше, если придёт война.

— Пожалуйста, — снова умоляла женщина, голос её был хриплым. — О, пожалуйста… помилуйте…

— Она не Ворон, — произнесла я, а затем чуть громче, чтобы страж услышал. Чтобы страж вмешался в это… злодеяние. Ни одно существо не выдержало бы этого, чтобы скрыть свою тёмную природу. — Она не Ворон.

Ещё один удар кнута. Металл впился в плоть, вырывая новый крик из женщины, вместе с каплями крови — и, возможно, кусочками плоти — которые окрасили помост в багровый цвет.

И тогда это произошло.

Облако теней и перьев вырвалось с помоста, оставив после себя лишь пять чёрных птиц. Они каркали и визжали, хлопая согнутыми крыльями и шатаясь. Одна выпрямилась на ногах, оттолкнулась от помоста и взмыла в воздух…

Пока серебряное железо копья не пронзило её тело и не вонзилось в дерево, прижимая умирающую птицу. Её крылья дрожали вечные секунды, затем затихли. Ещё копья с глухим стуком вонзались в дерево. Четыре ещё, чтобы точно пронзить остальных борющихся воронов.

Пульс колотился в горле от этой резни, а когда толпа впала в хаос, он взорвался в голове. Мужчины проталкивались через массу людей, женщины протискивались локтями. Все пытались забраться на помост. Некоторые вырывали копья из рук мужчин и убегали, только чтобы их сбили. Другие хватали пронзённых воронов, тянули до тех пор, пока птицы не разорвались на перья, обнажая висящие внутренности.

К горло подкатила тошнота.

— Что здесь происходит? — воскликнула я.

— Вон! — закричала Риса. — Выводи её отсюда.

Страж схватил меня за руку, оттаскивая от хаоса, пока я оглядывалась через плечо. И там, под помостом, сжался мальчик. Тени скрывали его лицо, испачканное грязью, но не яркую белую улыбку. Пока она не исчезла среди чёрных перьев, когда он куснул одну из мёртвых птиц.

Глава 3



Галантия

Наши дни, деревня Ларпен

Я уставилась на жареную птицу, оставленную девушкой из кухни на столе в моей комнате всего мгновение назад, на которой она так аккуратно разложила припорошенное солью и перцем мясо на подушке из красной свеклы, что это вызывало тошноту.

— Ты, должно быть, шутишь.

Риса нахмурилась, оценивая крошечную птицу, а потом просто пожала плечами.

— Она слишком мала для ворона, значит, это, наверное, перепелка.

Наверное…

Мой желудок сжался.

— Даже если бы она была размером с воробья, я бы всё равно не тронула её.

Я отвернулась, прислонилась к оконной раме и уставилась сквозь толстое стекло на горы, над которыми солнце поднялось несколько часов назад.

— Как они могут есть то, что совсем недавно выглядело как человек?

— Наверное, потому что после ощипывания и жарки она выглядела вполне как курица, — сказала Риса, отходя от деревянной ванны, в которой я купалась раньше, и мою кровать. — Люди голодают, Галантия.

— Я знаю. — Я отвернулась от окна, прижимая руку к животу из-за внезапной боли. — Чёрт побери. С едой не связано, но я не должна так плохо себя чувствовать. Она была Вороном.

Злая. Порочная.

Причина опустошённых полей, голодающих подданных и почти двадцати пяти лет кровопролития и вражды. Всё ради Ворона, который похитил и изнасиловал невесту короля Барата, нарушив веру людей самым отвратительным образом.

Я провела рукой по волосам, снова гладким после того, как кудри смылись, вспоминая, как отец погладил меня по голове после того, как я убила того Ворона-мальчика. Принца, которого, как оказалось, всё же держали в наших подземельях по причинам, о которых я никогда не осмеливалась спрашивать.

Хотя это не имело значения.

Если бы я родилась мальчиком, я бы сама охотилась на этих Воронов, снова радуя отца. В тот день колокола звонили для меня, и я не позволю этим неприятностям вытеснить воспоминание о их звоне.

— Вороны — злые паразиты, которых нужно сжигать, как тех, что расползаются по нашим полям, — сказала я, выпрямляясь с новой решимостью. — Один мёртвый Ворон — на одного врага меньше на поле боя для наших солдат.

Момент тишины, а затем…

— Я же говорила, не смотри, — строгий комментарий Рисы привлёк моё внимание к её нахмуренному взгляду на вспотевшие, мятые простыни на моей кровати, которые она разгладила ровными движениями руки. — Но ты не послушалась, и теперь всю ночь ворочалась.

— Потому что ты храпела. Действительно, это стало чрезмерно громко за годы. — Я подошла к очагу, где в железной корзине, разогреваясь в углях, лежали мои глиняные бигуди, уже надевая туфли, ожерелье с драгоценным камнем и зелёное шелковое платье с излишком оборок, шнурков и люверсов⁶. — Со мной всё в порядке, а ты слишком суетишься.

Когда её взгляд упал на белое пуховое перо, которое, должно быть, выскочило из подушки во время моих ворочаний, рука Рисы на мгновение замерла, а затем с неодобрением смахнула перо с кровати.

— Да, ты выросла из ребёнка во взрослую женщину. Старая няня останется позади, некому больше заботиться. Пусть хотя бы я побеспокоюсь, пока еще с тобой.

Пока еще с тобой…

Давление за глазами росло, странное и нежеланное. Ещё две недели в дороге — и я наконец покину Тайдстоун. Я буду бегать, плакать, гулять под дождём и трогать все эти чёртовы кинжалы!

И оставлю Рису позади.

Отец хотел уволить её, когда мне исполнилось двенадцать, говоря, что она давно перестала быть нам необходимой, но мать настояла на её сохранении. Вероятно, чтобы не иметь дел со мной.

Мой нос вдруг заложило, словно я вот-вот заплачу. Маловероятно. Я не пролила ни одной слезы… боги, даже не могу сказать сколько лет.