Северный ветер - Уорвик Александрия

Женщины тоже занимают места.

– Добро пожаловать в Эджвуд, милорд, – робким голоском начинает мисс Милли. Бросает быстрый взгляд на девушку, сидящую первой слева от короля – свою дочь.

Женщины тянули палочки, жребий, какой несчастной выпадет быть к нему ближе. Элора, к счастью, на дальнем конце стола.

– Надеемся, вам придется по вкусу трапеза, которую мы для вас приготовили.

Король равнодушно оглядывает угощение.

– К сожалению, в последние годы урожай скуден.

Ну то есть вообще отсутствует.

– Суп – одно из наших главных блюд…

Король молча поднимает руку, и мисс Милли затихает, сглатывает так, что вздрагивают обвисшие щеки. И этого, решает он, достаточно.

Этот ужин – самый долгий и мучительный на свете. Никто не заговаривает. Женщин я могу понять. Ни одна не желает привлечь внимание короля. Но нашему гостю нет оправдания. Неужели он не видит, что мы отдали ему всю ту малость, что у нас была? И что, ни словечка благодарности?

Вот урод.

Элора едва притрагивается к еде. Склоняется над тарелкой, пытаясь казаться меньше – по моему совету, – однако это не ускользает от Короля стужи. Потому что именно на ней останавливается его взгляд, раз за разом.

Желудок сводит приступами тошноты. Нервы на пределе, вот-вот сдадут. Я ничего не могу сделать, совсем ничего. Когда грудь сдавливает так, что вот-вот лопнут легкие, я удаляюсь на кухню, дрожащими руками выхватываю заткнутую за пояс фляжку, делаю большой глоток. От жжения аж глаза щиплет, но оно будто дарит мне избавление, спасение. Следовало бежать, когда у нас был шанс. Теперь уже поздно.

Трапеза тянется мучительно медленно, я разливаю вино. Женщины жадно его поглощают, бокал за бокалом, на бескровных губах алеют красные капли, щеки заливает румянец. У меня сводит горло от невыносимой жажды. Не прошло и половины ужина, а фляжка уже пуста.

В какой-то момент меня посылают за вином в погреб. Пользуюсь короткой передышкой, чтобы просто… посидеть. Подумать. Я настолько отчаялась, что даже возношу коротенькую молитву. Пыльные бутылки расставлены аккуратными рядами. Как долго они здесь? Столетия? Вино впустую тратят на Короля стужи. А надо бы на празднования, свадьбы, дни рождения. Не на похороны, обставленные как торжество.

– Рен, – наверху лестницы возникают чулки мисс Милли. – Что так долго?

– Иду-иду.

Ее шаги затихают.

Возвращаюсь в зал, снова наполняю бокалы. Король стужи едва ли притрагивается к вину. Да и к лучшему. У меня нет никакого желания прислуживать ему как бы там ни было, кроме как выпроводить его за дверь.

Мисс Милли моих чувств не разделяет.

– Милорд, вино вам не по вкусу?

Тревога в ее голосе вызывает у меня тошноту. Не сомневаюсь, мисс Милли верит, мол, если уважит короля как следует, он выберет не ее дочь, а другую.

Вместо ответа он подносит багряную жидкость ко рту и осушает бокал. Над краем тускло вспыхивают глаза. Как будто в зрачках отражается не сам свет, а лишь его остатки.

И мне ничего не остается, кроме как прислуживать. Подхожу к Королю стужи, лью вино в его бокал. Наши руки случайно сталкиваются, и вино хлещет гостю на колени.

Кровь застывает у меня в жилах.

Взгляд короля медленно переползает от расплывшегося по тунике пятна к кувшину, который я по-прежнему держу в руках, затем останавливается на моем лице. Бледно-голубые глаза источают всепоглощающий, безжизненный холод, что пробирает меня до мурашек даже там, где кожа навеки сморщена. Шрамы утратили чувствительность, но, клянусь, их покалывает так, будто своим вниманием король дотронулся до меня физически.

– Извинись перед королем! – пронзительно взвизгивает мисс Милли.

Что такое капля вина по сравнению с потерей жизни?

Нет, пожалуй, я оставлю извинения при себе. Все равно не представляю, что для него они чего-то стоят.

– Только если он извинится за то, что крадет наших женщин.

Кто-то ахает. Похоже, что Элора. Король изучает меня, словно маленького зверька, но я не добыча.

– Милорд, приношу извинения за ее абсолютно отвратительное поведе…

Он вскидывает длинные пальцы. Мисс Милли тут же осекается, бледная, как рыбье брюхо.

– Как тебя зовут? – тихое.

Титул отражается в голосе. Низкий, глубокий, но в то же время пронизанный пугающим отсутствием чувства.

Когда в ответ я молчу, несколько женщин неловко ерзают. Под порывами зимнего ветра скрипят стены. Несмотря на огонь в очаге, стремительно становится холоднее. Северный ветер, может, и бог, но я не сломаюсь. На худой конец, у меня есть гордость.

– Ясно, – король постукивает пальцем по краю стола.

Женщина по его правую руку вздрагивает.

– Рен, милорд. Ее зовут Рен!

Слова выпалила Элора. Подавшись вперед, сама не своя, она впивается пальцами в подлокотники.

Со стуком стискиваю зубы от досады, нутро сжимается. Этого я и боялась: Элоры и ее мягкого сердца. Не позволь я чувствам затуманить разум, ничего бы не случилось.

– Рен, – произносит король. Я еще никогда не слышала, чтобы слова произносили столь изящно. – Как певчая птичка.

В Серости больше нет певчих птиц. Все они погибли или разлетелись кто куда.

Король еще некоторое время пристально изучает мое лицо – и переводит взгляд на Элору. От того, с каким упоением он ее оглядывает, хочется выцарапать ему глаза.

– У вас похожие черты.

– Да, милорд, – Элора склоняет голову в знак уважения. Шлепнуть бы ее за это. – Мы сестры. Близняшки. Я Элора, а она Рен.

Легкий, своеобразный наклон головы – король нас сравнивает. Уверена, меня он считает негодной, причем далеко не в одном смысле.

– Встань, – требует он.

Элора отодвигает стул, и по залу разносится мой голос:

– Сядь!

Сестра замирает, вцепившись в край стола. Бегает взглядом от меня к Королю стужи и обратно. Мисс Милли тем временем вот-вот потеряет сознание.

В узких зрачках короля вспыхивает неверный свет, словно мерцает, колеблется в темноте свеча. Он выпрямляется плавным движением, заставляя меня вздрогнуть. Полагаю, никто раньше не оспаривал его слово. Не находилось такого дурака, чтоб даже попытаться.

– Подойди, – грохочет король, будто раскат грома, и Элора робко приближается, кроткая и бесхребетная.

Вид ее, сокрушенной, ранит до глубины души… да как этот король смеет?! Мы не вещи. Мы – люди, с сердцами, что бьются в груди, с дыханием в легких, с жизнями, которые нам удалось вырвать из когтей мороза, который он наложил на нас, будто проклятие.

Когда Элора встает перед королем, он приподнимает ее подбородок пальцем и произносит:

– Ты, Элора из Эджвуда, избрана, и ты будешь служить мне до конца своих дней.

Глава 3

Тут же бросаюсь вперед, толкаю Элору себе за спину.

– Ты ее не получишь.

Я падаю, стремительно несусь вниз с пугающей скоростью, и дна нет, и я все равно падаю.

Отчасти я знала, что так все и случится. Моя сестра – воплощение жизни, которой так мало у Короля стужи на его земле. Я умудрилась убедить себя, что есть более подходящая девушка. Может, Паломина с большими наивными глазами и щербатой улыбкой, мастерица в шитье. Или Брин, тихая и застенчивая, чей смех способен озарить самую суровую обстановку. Но нет. Король не мог не выбрать Элору, прекраснейшую из всех.

Он рассматривает меня, будто муху, которую нужно прихлопнуть.

– Ты не выбираешь. Она – моя добыча. Она отправится со мной.

– Никуда она не пойдет.

Остальные женщины, хоть и явно испытывающие облегчение, что выбрали не их, вжимаются в стулья, поскольку противостояние обостряется до предела. Воздух потрескивает, и на мгновение, клянусь, в глазах короля расползается что-то черное, заслоняя тонкую голубую радужку.

– Рен, – Элора касается моей поясницы. – Все в порядке.

– Нет, – голос срывается. – Выбирай другую.

Лицо Короля стужи мрачнеет. Он будто бы становится выше, хотя не сдвинулся с места. Чутье буквально вопит, требуя съежиться, сделаться меньше, показать, что я не такая уж угроза. Резкий порыв ветра распахивает оконные ставни, зал окутывает запахом кипариса, вытесняя тепло. Я глупо моргаю. В руке короля вновь возникает копье. Каменный наконечник устремлен вверх, пятка древка упирается в прогнувшиеся доски пола.