Укушенная (ЛП) - Грей Джордан Стефани

Крик ужаса едва не срывается с моих губ, когда Эви прыгает передо мной, обнажив клыки на всеобщее обозрение. И она… она, должно быть…

Мои внутренности превращаются в лёд.

— Держи свои руки подальше от моей будущей грёбаной пары, — рычит она, — или в следующий раз я их отрежу.

Эрик подбадривающе воет рядом с ней, огромный зверь с красными глазами. Красные глаза. Внезапно в моей памяти всплывает образ другого волка — ещё одной пары красных глаз, и я рефлекторно отшатываюсь от него, вспоминая.

Второй волк выскакивает из тени, хватает меня своими челюстями и… и кусает.

От фантомной боли в боку, от самой настоящей боли в руке во мне поднимается волна адреналина, за которой следует ярость. Внутренняя ярость. Я сгибаю пальцы, и боль от серебряного лезвия так сильна, что я чувствую её до самых кончиков пальцев.

— Ты, — рычу я.

Эви придвигается ближе, наклоняется надо мной и хватает меня за горло.

— Заткнись, — требует она резким, неотразимым голосом. Слова застревают у меня на языке, когда я замахиваюсь на неё зажатым в руке лезвием, но она перехитряет меня, уворачиваясь прежде, чем я успеваю её ранить. — Ты понимаешь, где находишься, шавка? Это двор Королевы Волков, и ты — никто. Ты — дерьмо под нашими ногами…

— Эвелин, — рычит Син.

— Нет. Пора ей понять своё место. — Эви бросает на него сердитый взгляд, и ближайшие к нам оборотни отступают на несколько шагов. Они не помогут. Они не спасут меня. Для них это просто конфликт, который должен быть разрешён, а я и есть конфликт, который должен быть разрешён.

Хотя рука Эви крепче сжимает моё горло, Син хватает её за плечи и отрывает от меня. Эви отлетает назад и едва успевает приземлиться на ноги, прежде чем Син предупреждающе выпускает свои чёрные когти.

— Ты не поднимешь на неё руку в моём дворе, — приказывает он — принуждает. И это не должно быть возможным, это не должно сработать. Но Эви застывает, как вкопанная. Син выпрямляется, словно ангел-мститель, и приближается к ней, по-прежнему обнажая когти. По-прежнему смертоносный. Скрытая угроза в его голосе заставляет даже меня встрепенуться. — Ты понимаешь? Ответь мне.

Она стискивает челюсти и несколько секунд сопротивляется желанию, прежде чем её подбородок опускается в лёгком кивке. Да, она понимает, но всё равно смотрит на меня убийственным взглядом и говорит:

— День на пляже был ужасной ошибкой. Тебя следовало бы разорвать в клочья, как твою жалкую подружку. — Затем, сквозь стиснутые зубы: — Я должна была сделать это сама.

Мои руки дрожат, когда я вскакиваю на ноги. Кровь шумит у меня в ушах, и я борюсь с этим. Я борюсь с её навязчивостью до тех пор, пока у меня не ломаются костяшки пальцев и перед глазами не начинает краснеть.

— Не смей говорить о Селесте.

Эви наклоняет голову, окидывая меня оценивающим взглядом, и на ее холодном лице медленно расплывается жестокая улыбка.

— А почему бы и нет? Она меня не слышит, Ванесса. Она всё ещё мертва… её сбили на дороге в том глухом переулке, размазав по решётке полуприцепа. Разве ты не помнишь?

Прежде чем я успеваю среагировать, Син перекидывается с оглушительным рёвом. В следующую секунду он превращается в злобного серого волка с ярко-красными глазами и бросается на Эви. Мне всё равно. В этот момент он мог бы выпотрошить её. Он мог бы вырвать у неё органы на глазах у двора, и это было бы недостаточной местью. Конечно, он этого не делает. Он не причиняет ей вреда… он не может. Она — принцесса Азиатского двора; даже принуждать её было бы крайне глупо.

Я хватаюсь за золотую рукоять кинжала и вырываю его из своей руки, а затем бросаю на пол. Мне следовало бы вонзить его в сердце Эви, но я не могу этого сделать. Только если умру здесь и сейчас. Оборотни двора таращатся на нас; некоторые бросают камни в мою сторону, в то время как другие призывают меня бороться и положить этому конец, но я не могу.

Только не так.

Когда Син прижимает Эви к земле, я убегаю. Выбегаю из тронного зала и взбегаю по первой попавшейся лестнице. Все выше и выше. Мои ноги двигаются, даже когда лёгкие взрываются. Даже когда рана кровоточит, а клыки вырываются изо рта. Она убила Селесту. Она ранила меня. А её брат… её брат, возможно, Укусил меня. Он, должно быть, Укусил меня.

Я хочу убить их. Мне нужно убить их.

Я останавливаюсь на верхней площадке лестницы, перед знакомой дверью в классную комнату. За стеклянной витриной — длинные деревянные скамьи. Мензурки и котлы аккуратно расставлены в кунсткамере. Подпалины на стенах и дыры в потолке.

Класс Алхимического Конструирования.

Хорошо.

Я тихо вхожу, и меня словно гипнотизируют. Я не замечаю ничего, кроме стеблей тонких фиолетовых цветов, увядающих на полке возле несокрушимого стола инструктора Бхата.

Волчий аконит.

Я хватаю цветок с полки.

Пришло время, я больше не могу ждать. Эви должна заплатить, и я никогда не выиграю у неё в честной борьбе. Я не воспитана так, как они, — не ценю насилие, злобу и брутальность. Но я прожила среди них достаточно долго, чтобы знать свои сильные стороны. Чтобы узнать их слабости. Я с трудом сглатываю. Из зияющей раны на моей руке кровь сочится мне на ноги. Если меня казнят за государственную измену, мне плевать на честную борьбу. Меня волнует только правосудие.

Однако из-за моей спины раздается голос Каликса:

— Харт, это третий промах.

И я понимаю, что проиграла.

27

В темноте неосвещённого класса видны только золотые глаза Каликса.

Только звук нашего прерывистого дыхания.

Он не двигается, и я тоже. Как и другие оборотни, он мог бы уложить меня на спину за считанные секунды; было бы глупо убегать или драться. На самом деле, я не вижу выхода из этого положения. Каждый шаг вперёд ведёт к моей смерти. И всё же я отказываюсь отворачиваться от этого пристального взгляда. Я так устала бояться.

— Она ранила меня, — говорю я, сжимая стебель волчьего аконита в своих покалывающих пальцах. Сейчас это мой спасательный круг.

— Знаю, — говорит Каликс, следя за кровью, стекающей с моей руки на пол. Кровью из раны, которую Эви нанесла серебряным кинжалом. Она не скоро заживёт.

— Так обвини её в государственной измене!

— Ванесса, в наших законах есть порядок. Она — принцесса, и Синклеру суждено стать её будущим супругом. Она имела полное право причинить тебе вред, потому что ты вторглась на её территорию. Ты бросила вызов её будущей власти. Единственное преступление, совершённое здесь, было твоим, и она не выдала тебя королеве и не потребовала твоей головы. Она просто наказала тебя.

Просто… просто наказала меня? Я вижу сквозь свою руку. Я чувствую запах гниющей плоти там, где серебро пронзило мою кожу.

— Син — не её территория, — рычу я. — Она даже не хочет быть с ним! — Бешеный зверь рвёт когтями мою грудь, и я сдерживаю крик ярости. Всё это несправедливо, абсолютно всё, и Каликс, и его порядок, и его законы могут катиться ко всем чертям, мне всё равно. Я больше не буду играть по их правилам. — Эви убила мою лучшую подругу! А как насчёт наказания за это? — Почему он не понимает? Почему я не могу заставить его понять? — Я потеряла свою сестру Каликс. Свою вторую половинку. Ты хоть представляешь, каково это? Ты когда-нибудь испытывал такую боль? Нет, — усмехаюсь я, прежде чем он успевает ответить. — Ты этого не никогда не чувствовал. Ты никогда не заботился ни о ком, кроме себя, не так ли? Ты слишком чёрствый, слишком холодный, слишком трусливый, чтобы когда-либо полюбить кого-то так.

Я хочу, чтобы он разозлился на меня. Набросился, напал. Вместо этого он просто кивает.

— Знаю.

— Прекрати так говорить!

— Что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Я… я… — Волчий аконит дрожит в моей руке, и моё тело… теперь оно дрожит безудержно. Перед глазами всё застилает красное. — Я не знаю. — Ненависть сплетает ядовитую паутину под моей кожей, превращая мои вены в чёрную, как смоль, ненависть. — Селеста не сделала ничего плохого. Она была просто девушкой. Она была просто девушкой на вечеринке, и ей следовало пойти домой, в свою постель. Она должна была… она должна была… существовать.