— С ней всë в порядке, — ответила рабыня. — Тревожится за вас.
— Напрасно. Я полон сил, идей и планов.
— Ваши ночные отлучки…
— Тс-с-с! — Мэйо поцеловал её, вынуждая смолкнуть. — Поведай лучше, ты обучила премудростям любви нашего скромника?
— Геллийский вепрь! — с придыханием ответила Йина. — В нём столько нерастраченного чувства!
— А как этот паршивец краснеет! — расхохотался нобиль. — Его застенчивость приводит меня в восторг!
Услышав слова хозяина, Нереус против воли зарделся до кончиков ушей.
— Вот! Погляди сама! — Мэйо указал на лицо невольника. — Горит огнём стыда!
Проглотив финик, поморец обратился к рабу:
— Послушай, Нереус. В любви нет ничего плохого. Она даёт нам силы жить. Так пишут мудрецы. Теперь ступай к себе. Помойся, смени одежду и жди сигнала.
Мэйо устало откинулся на подлокотник:
— И ты иди, Йина. Хочу побыть один. Час-два передохнуть перед грозой.
Геллиец быстро глянул в окно: там голубело небо, ясное, без единого облачка.
Сидеть без дела было сущим мучением. Нереус изводил себя худыми мыслями. В итоге раб принял решение проследить за хозяином и выяснить о какой грозе шла речь.
Бродя по дому, геллиец случайно обнаружил рыдающую Йину.
Она забилась в закуток под лестницей, вытирая слезы подолом платья.
— Кто тебя обидел? — Нереус тронул девушку за плечо.
— Молодой хозяин… — всхлипнула Йина.
— Мой хозяин?!
— Молодой хозяин что-то натворил… Его отец в жутком гневе. Призвал… к себе для объяснений… Мне страшно за Мэйо!
Нереус побежал по ступеням наверх, запрыгнул на декоративную панель и ползком пробрался в нишу, через которую в покои главы семейства по праздникам сыпали благоухающие лепестки цветов.
Отсюда нельзя было что-то рассмотреть, но отчётливо слышались зычные голоса поморцев.
— Где ты был этой ночью? Отвечай! — грозно выкрикнул сар Макрин.
— Развлекался со своими рабами, — без запинки выдал Мэйо.
— Лжëшь! Наглец!
— В чём ты меня обвиняешь?
— И у тебя хватает дерзости спрашивать?! Ты избил достопочтенного Гартиса, изуродовал его лицо, негодяй!
— Он подал на меня жалобу?
— Нет, Мэйо. Он сказал людям, что не узнал нападавшего. Но жене, разумеется, открыл правду! Эта мудрая женщина написала письмо твоей матери, умоляя оградить их семью от несправедливого преследования!
— Значит, ты до сих пор читаешь её почту?
Удар кулака по столу заставил Нереуса вздрогнуть.
— Не твоё дело! — проревел сар Макрин. — Говори! Сейчас же! Зачем ты искалечил Гартиса?
— Я не помню.
— Врёшь! Смотришь мне в глаза и бесстыже врёшь.
— Это всё болезнь. Наверно, я снова ходил во сне…
— И хлестал горящей палкой почётного члена городского совета! Оскорблял его! Грозился убить!
Мэйо не спешил с ответом.
— Я устал от этих диких выходок, — Макрин заговорил чуть тише. — Убирайся прочь, к скоту. Неделю будешь жить в конюшне, трудиться наравне с рабами, есть чëрствый хлеб. Позор семьи!
— Это всё, отец?
— Я поручу вилику следить за тобой. Решишь отлынивать от работы, всыплю плетей.
— Теперь могу идти?
— Да, можешь. Подальше с моих глаз.
Нереус выполз из ниши, спустился в коридор и побежал за хозяином. Тот вышел отдышаться в крытую галерею.
— Мой господин!
— Чего тебе? — с улыбкой спросил Мэйо.
Он выглядел усталым, но ничуть не расстроенным.
— Вы проделали это всё с почтенным Гартисом… из-за меня?
— Убил двух птиц одним камнем. Теперь отцу как минимум неделю будет не до твоих яиц.
Геллиец распластался перед хозяином, сложив руки в жесте покорности:
— Благодарю, господин!
— Я обещал что-нибудь придумать. И придумал, — с гордостью заявил нобиль. — Правда, неделю придётся пожить без привычного комфорта. Но это мелочи.
— Неужели отец и вправду отослал вас в конюшню?
— Не «вас», а «нас». Тебе придётся последовать за мной. Так что вставай, любопытный нос, и пошли трудиться во славу семьи Морган.
В полутëмном помещении конюшни, достаточно прохладном, чтобы лошади не томились от духоты даже в самую жаркую пору, трудилось больше десятка рабов. Одни уводили животных на пастбища и ухаживали за выгонами, другие чистили коней и подпиливали им копыта, третьи занимались объездкой молодняка и починкой снаряжения, четвертые убирали в стойлах и раздавали корм.
Мэйо и Нереус таскали вёдра с колодезной водой. Нобиль завязал волосы в хвост, чтобы они не прилипали к взмокшему от пота лицу.
В тонкой фиолетовой тунике с серебряным кантом молодой хозяин сразу выделялся среди одетых в серое и бурое невольников.
Это облегчало задачу надсмотрщикам.
Они издалека приглядывали за господином, посмеиваясь и перешëптываясь.
Нереус косился на них со злостью.
Мэйо работал без отдыха, стирая руки до мозолей. Его шатало от усталости, но единственной поблажкой нобилю было разрешение трудиться с поднятой головой и пить воду из конских вёдер.
— Это неправильно, — возмутился геллиец, когда наследник Дома Морган, прислонившись к колодцу, растирал деревенеющие мышцы. — Вы не должны быть здесь, господин. Такое дело не для вас.
— Считаешь меня неженкой? — усмехнулся поморец.
— Нам не позволят передохнуть до самого заката. Потом дадут четвертину хлеба и немного уксуса, загонят в барак на каменные лежаки, а утром боль согнëт вас так, что и дышать не сможете.
— Я — будущий Всадник, военный командир, пример мужества и стойкости. В любой, даже самой унизительной ситуации, мне надлежит не уронить чести. Понятно?
— Да, хозяин.
— Поэтому берём вёдра и шагаем, — Мэйо выдавил улыбку. — Раб должен или работать, или спать. Таков закон.
— Скорей бы уже стемнело…
Долговязый надсмотрщик с лобастой, как у быка, головой, облачëнный в синюю тунику, крикнул геллийцу:
— Молчать, болтливый овцелюб!
Угрожающе вскинутая плеть привела Мэйо в бешенство:
— Мертов член тебе за щеку! Не смей орать на моего раба, тупая скотина!
Охранник направился к нему, шаркая сандалиями:
— Что?!
— Оглох, кривая колода?! — опасно прищурился нобиль. — Свиное рыло! На колени перед потомком Веда!
Нереус первым опустился на землю, не желая усугубить ситуацию.
Надсмотрщик, поколебавшись, исполнил требование Мэйо:
— Примите извинения, молодой хозяин. Я больше не стану повышать голос на вашего раба.
— Пошёл прочь, вонючая образина! И передай своим дружкам, что я запомнил каждого, кто посмел тут зубоскалить. Неделя пролетит быстро, а обиды я не прощаю. За них придётся заплатить!
Охранника словно ветром сдуло.
— Вставай, геллиец, — рассмеялся нобиль. — Тебе нечего бояться, а они пускай хвосты павлиньи подожмут и впредь поменьше кудахтают.
— Знатно вы его против шерсти приласкали…
— Когда дослужусь до архигоса, внесу правки в «Трактат о риторике». Или допишу второй том.
В тесном бараке было душно. Даже привыкший к тяжёлым условиям Нереус морщился от запаха грязных тел.
Мэйо с отрешëнным видом валялся на узком лежаке, подсунув руки под голову.
— Господин, — шёпотом позвал геллиец. — Разрешите принести вам хотя бы солому.
— Если тебя увидят за пределами барака, нацепят на шею колодки.
— Я буду осторожен.
— Всё нормально, — скривился нобиль. — Я могу не спать две-три ночи кряду.
— Это плохо.
— Не в моем случае.
— Почему?
— Долго рассказывать.
Дверь приоткрылась, и в щель просунулась знакомая лобастая голова:
— Молодой хозяин, к вам пришли.
Мэйо поднялся и жестом позвал за собой Нереуса.
Под старой яблоней они увидели Йину в накидке с капюшоном. У ног девушки стояла большая, прикрытая белой тряпицей корзина.
— Молодой хозяин, — рабыня повисла на шее поморца. — До чего вы себя довели!
— А что не так? — приобнял её Мэйо.
