Кузнец (ЛП) - Вендел С. И.

Эйслинн осталась одна.

— Миледи…?

Она подняла глаза и увидела, что Фиа наблюдает за ней с явным беспокойством — с её веснушчатых щёк сбежал румянец.

— Бумагу. Хорошую. И воск. И найди капитана. И Сорчу. И… — Хакона. Мне нужен Хакон.

Фиа сжала её руки:

— Всё будет хорошо, миледи. Всё в порядке. Что бы это ни было — мы всё исправим. Я найду мисс Сорчу. Просто оставайтесь здесь, я сейчас…!

Она выскочила из комнаты, едва касаясь пола.

Эйслинн послушалась и осталась на месте. Она не могла пошевелиться — письмо отца пригвоздило её к креслу всей тяжестью обрушившихся новостей.

Шок отсрочил приступ ярости, но теперь её охватило нечто куда худшее — чувство, доселе незнакомое.

Безнадёжность.

Бездонная пасть отчаяния разверзлась внутри, поглощая всё светлое и радостное.

Отец с подкреплением не приедет.

Возможно, её отца уже нет в живых.

Крупные слёзы катились по лицу Эйслинн, но она не могла поднять руки, чтобы их стереть. Застывшая на месте, она дышала поверхностно и прерывисто, а пальцы онемели.

Судьба, что же ей делать?

Баярд не должен узнать. Никто, кроме самых доверенных, не может знать правду.

Она должна написать королю и королеве. Неважно, какую цену король потребует — лишь бы он прислал помощь. Эйслинн готова заплатить. Она должна собрать вассалов, приказать им выслать войска — и проверить их верность, хотя она надеялась избежать этого. Она должна защитить город, уже кишащий людьми Баярда. Она должна… должна… столько всего должна…

Но всё, что она могла — это уткнуться лицом в ладони и рыдать.

28



Его план был безумием — чистым безумием — и дырявее решета, но другого выхода не оставалось, а Хакон отчаялся. Старые саги повествовали о безумных, безрассудных и опасных поступках орков, страдающих от неразделённой связи с парой, и теперь он понимал их как никогда.

Перекинув верёвку повыше на плечо, он скользнул к восточной стене замка, вытянув шею, чтобы разглядеть балкон третьего этажа — тот, что вел в личные покои Эйслинн. Ночь выдалась тёмной, луна — лишь серпом, оставляющим густые, чернильные тени, несмотря на свет факелов во дворе.

Осторожности было мало. По правде говоря, благоразумнее было бы вовсе отказаться от этой идиотской затеи. Но он должен был увидеть свою пару.

Дело было не только в яростном звере, рычащем у него в груди.

Дело было не только в мучительном одиночестве, разрывающем его сердце надвое.

Что-то происходило. Что-то изменилось.

Замок Дундуран и до прибытия барона Баярда с людьми был полон напряжения. Теперь же, когда в казармах разместилось вдвое больше рыцарей — и половина из них, незнакомые, преданные барону, — страх начал пропитывать самые камни. Служанки опускали глаза и спешили по делам, не задерживаясь, чтобы не привлекать внимания чужих рыцарей. Конюшни были переполнены, кухни работали без остановки, и печи не остывали ни на миг.

Никто не мог понять, в чём дело. Рыцари Баярда больше походили на оккупационную армию, чем на подкрепление, о котором твердили капитан Аодан и Эйслинн. Напряжение между ними было очевидным — они обменивались краткими, недовольными взглядами.

Насколько знала прислуга, никаких вестей о лорде Меррике или Джерроде с его наёмниками не поступало. Так зачем Баярд явился с таким количеством вооружённых рыцарей?

Хакон не мог отделаться от ощущения, что опасность сжимает кольцо вокруг Эйслинн, и он не собирался этого терпеть. Он должен был её увидеть.

Присев на корточки на булыжниках, он жестом приказал Вульфу сидеть. Пёс послушно опустился на задние лапы, устремив на него взгляд, пока Хакон показывал новые знаки: вернуться в комнату и ждать.

Хакон рассчитывал деревянный брусок, что он привязал к Вульфу, будет греметь по пути, насколько это возможно.

Дав команду «вперёд», Хакон поднялся. Вульф недовольно заворчал, встряхнул шерсть и, фыркнув, потрусил в темноту, таща за собой грохочущий брусок.

Хакону нужно было всего несколько мгновений отвлечения. И уговорить Хью дать псу вкусную кость в награду.

Выпустив верёвку, он раскрутил крюк, «позаимствованный» из арсенала, набирая скорость, пока тот не засвистел в воздухе. Рывок — и крюк вонзился между балясинами балкона. Проверив надёжность захвата, Хакон обмотал верёвку вокруг пояса, сделал петлю для ноги и рванул вверх.

Перехватывая верёвку, он карабкался.

Его зверь урчал от нетерпения и надежды: скоро, совсем скоро они увидят её.

Он ускорился, когда камни ограждения заскрипели под его тяжестью.

Пот стекал по шее, пока он, перехватывая верёвку и подтягиваясь, добрался до третьего этажа.

Перевалившись через перила, Хакон подтянул верёвку и замер, прислушиваясь.

Восточный двор внизу был безмолвен. Тревогу не подняли. Даже брусок, который тащил Вульф, больше не гремел.

Расширив ноздри, он втянул воздух, пытаясь уловить все запахи, прежде чем повернуться к арочным дверям, ведущим в её покои. Насколько он мог различить, в комнате была только Эйслинн. Это удовлетворило древний, звериный инстинкт в нём — лишь женские ароматы исходили от комнат его пары, и единственный, кроме её собственного, принадлежал Фиа, но он был несвежим.

Он попробовал повернуть ручку — дверь была заперта.

Стиснув зубы от досады, он вгляделся сквозь витражные стекла в покои.

Комната была погружена в полумрак — дорогие ткани штор, ковров и гобеленов поглощали скудный свет шести свечей, мерцавших в дальнем углу. Но его орочьих глаз хватило, чтобы разглядеть Эйслинн, склонившуюся над письменным столом и лихорадочно строчащую что-то на пергаменте.

Один лишь её вид немного успокоил его неистового зверя.

Хакон осторожно постучал костяшкой пальца по стеклу.

Эйслинн вздрогнула, испуганно озираясь по сторонам. Он постучал снова, поймал её взгляд и…

Сердце его ушло в пятки.

В её широко раскрытых глазах блестели слёзы.

Она уставилась на него в шоке, и он осознал: его массивная фигура, нависшая в темноте у дверей, наверняка выглядит угрожающе — как тёмная громада, материализовавшаяся из теней.

— Эйслинн, — прошептал он, не зная, слышит ли она, но имя само слетело с его языка. — Пожалуйста, открой дверь.

Она медленно поднялась, сделала неуверенный шаг, потом другой — и вдруг поспешила к двери. Замок щёлкнул, и Хакон тут же юркнул внутрь и закрыл за собой дверь.

Некоторое время они просто смотрели друг на друга.

В комнате было не слишком жарко, но и не холодно — огонь в камине убавили на ночь. Свечи мерцали, отбрасывая мягкий свет, и один фонарь тускло горел в углу. Несмотря на поздний час, Эйслинн была всё ещё в дневном платье, а волосы — аккуратно заколоты шпильками.

Что-то было не так. Он чувствовал это в её запахе: соль слёз обжигала ему язык. Он видел это в её позе — будто малейший порыв ветра мог опрокинуть её.

Когда же её идеальные губы наконец разомкнулись, чтобы заговорить, она сказала ему:

— Ты не должен быть здесь.

Хакон бросил верёвку на пол и подошёл ближе. Взяв её лицо в ладони, прошептал:

— Я должен был тебя увидеть.

— Если кто-нибудь узнает… — её голос дрогнул, ресницы затрепетали, и Хакон похолодел. — Баярд не должен узнать.

— К чёрту Баярда, — прорычал он. — Причём тут он? Что случилось, виния?

Она покачала головой, всё ещё зажатой в его ладонях, пока слёзы катились по её лицу. К ужасу Хакона, её губа задрожала, а затем всё лицо исказилось от боли. Тело Эйслинн сотрясло рыдание, и Хакон поспешно усадил её обратно в кресло у стола, не дав рухнуть на пол.

Он опустился перед ней на колени — его душа рвалась на части при виде её слёз.

— Пожалуйста, виния, — прошептал он, — не плачь.