Надежда Тальконы (СИ) - Корешкова Евгения

— Узнай и доложи мне немедленно! А теперь проваливай! Тебе нечего здесь больше делать.

И бесцеремонно вытолкала его наружу, захлопнув дверцу сразу же тронувшегося фургончика.

Западный материк встречал Ночь Жертвоприношения на два часа позже столицы. Но здесь, религиозные каноны соблюдались еще более ревностно, чем в Талькдаре. Основная масса людей в сгущающихся сумерках тянулась к храму Защитницы. Немногочисленные почитатели Небесного Воина уходили в сторону гор, в свое Святилище.

Туда же от космопорта неслась грязно-желтая прокатная машина.

Трое ее пассажиров, — молодые представители очень богатых семейств, были не в настроении и изрядно подогреты алкоголем. Им сегодня хронически не везло. Хотели гульнуть, оторваться по полной программе в Талькдаре, и, как нарочно… Мало того, что почти новый люфтер последней модной модели взял и сломался, его пришлось сажать в каком-то затрапезном городишке. И пусть пилот был выруган на все лады. Ему даже врезали несколько раз, но люфтер от этого не взлетел, и до утра, уж точно, не взлетит. В столицу они теперь не попадали, а было такое желание. И не только посмотреть, но и, по возможности, принять самое активное участие. С горя выпили еще. Молодая кровь забурлила сильнее. Оставалась последняя возможность — добраться до местного горного святилища Небесного Воина и посмотреть, как здесь будут отмечать Ночь Жертвоприношения его жрецы и поклонники.

Уже почти стемнело, а закоулки проклятого городишки все не кончались. Теперь они и в святилище по времени не попадали. Бесполезно пропадала ночь. И какая ночь!

И когда фары в каком — то переулке вырвали из сумерек одинокую женскую фигурку, друзья, практически не сговариваясь, нажали на тормоза. Хватило минуты, чтобы затащить отчаянно сопротивляющуюся девушку в машину, забить ей в рот кляп из ее же собственной накидки и рвануть прочь.

Если уж они никуда не успели, то нужно по-своему отпраздновать Ночь Жертвоприношения. И пусть Небесный воин будет доволен! Им было уже все равно: молода их добыча или нет, красива или не уродина. Им было даже наплевать на то, что в волосах у нее вплетена розовая повязка невесты. Небо создало ее женщиной, и этого было достаточно.

Они даже от городка далеко отъезжать не стали, свернули в придорожный перелесок. И там, на ближайшей полянке, разодрав на извивающейся девчонке одежду, со звериным наслаждением, так, словно год женщин не видывали, приносили свою жертву Небесному Воину.

К утру, умиротворенные и почти полностью протрезвевшие, они вернулись к отремонтированному люфтеру и взяли курс на Талькдару, чтоб никогда больше не возвращаться в эти места.

Кадав, едва приехав во дворец, попытался разыскать Императора. Пришлось ждать вместе с другими телохранителями в прихожей его апартаментов.

Аллант, тем временем, с обреченным видом стоял у постели супруги. Прошло несколько часов с момента расставания, но теперь он с трудом узнавал женщину, неподвижно лежащую перед ним на правом боку: разбросанные, спутанные волосы, распухшие, безжалостно искусанные губы, шея и грудь в сине — багровых пятнах — следах поцелуев и укусов, кровяные ссадины от веревки на запястьях, забинтованные ступни. Но измученное бледное лицо было на удивление спокойным, а дыхание — ровным. Она тихо спала. Праки Милреда стояла в изголовье. Аллант бессильно и горько кривил губы, давился комком в горле, потом махнул рукой и быстро вышел в прихожую, где ждали все четверо телохранителей и неподвижно сидел в кресле расстроенный Праки Найс. Вот тут и подошел к нему Кадав.

— Ваша Мудрость, Праки Аллант, скажите, пожалуйста, Праки Милреда просила узнать состав анальгетика и снотворного из вашей аптечки.

Аллант не сразу понял, что обращаются именно к нему, и со значительным запаздыванием, довольно грубо спросил.

— Зачем тебе?

— Понимаете, Ваша Мудрость… моя Праки, Рэлла Надежда… я сделал ей две инъекции, там, на площади.

— Что?! Каким образом ты сумел?

— Да, как и все остальные. В очередь.

Мгновенная вспышка необузданной ярости в ответ.

— И ты посмел к ней прикоснуться?! Щенок!

— Но я… — сжался Кадав — простите…

И быстрый, мощный удар под скулу, и второй, тоже в лицо, добавкой, унесший не ожидавшего такого ответа парнишку к стене…

— Тварь! Так-то ты берег свою Праки?! Вон отсюда! И чтоб через полчаса тебя во дворце не было! Гаденыш!

Кадав, еще сидя на полу, зажал ладонью быстро наполнившийся кровью рот, и уже потом, спиной по стене, поднялся. В голове звенело. Хорошо получил! Он попятился к двери, но уже на пороге остановился, держа ладонь лодочкой у подбородка, чтоб не закапать кровью узорный паркет. И, через слово старательно сглатывая кровь, почти не разжимая стремительно пухнущие губы, повторил весьма невнятно, но очень настойчиво.

— Повалуфта… не вабуфьте… п'аки Аллант… п'аки Милведа… п'офила… фофтав пвепаватов…

— Вон!!! Щенок!!! Ты уволен!!!

Кадав, пятясь, спиной нашел дверь. Бернет осторожно выскользнул следом.

Кадав даже не обиделся. Понимал, что попало за дело. Могло бы быть и хуже. Убил бы его сейчас Аллант на месте и был бы прав, наверное.

Пока он умывался, обильно сплевывая кровь и, кривясь, ощупывал прикушенным языком качающиеся резцы верхней челюсти, бережно примачивал заплывающий правый глаз и ссаженную об стену скулу, Бернет молча топтался за спиной у друга. Подошел Найс, встал в дверях.

— Ну что? Попал под горячую руку? Давненько Праки Аллант так из себя не выходил. Зачем хоть ты сунулся с объяснениями?! Ведь Праки Аллант не мог тебя видеть на площади. Он все это время молился в храме Защитнице.

— П'аки Милведа пвофила фвочно увнать фофтав пвепаватов афтекки. Ей нувно внать, какие сведфтва она мовет пвименять а какие — нет.

— Красиво говоришь! И понятно очень! — с мягкой иронией заметил Найс, прислоняясь боком к дверному косяку. — Зубы-то целы?

— Кафаютфя. И явык пвикуфил.

— Молодец! А уж насколько проницателен! Был бы умнее, понял бы, что значительно безопаснее было бы спросить то же самое у Праки Матенса. — И сразу же, обращаясь к Бернету. — Ну-ка, узнай быстро! И доложи Праки Милреде. — И опять в адрес Кадава:- Как бы то ни было, но пока я могу только повторить приказ. У тебя полчаса на сборы. — И протянул руку. — Сдай удостоверение.

Кадав с самым несчастным видом, часто и жалко моргая, отдал заветную карточку.

— Браслет.

Молча опустил расстегнутый, такой привычный, уже почти родной и жизненно необходимый, браслет в требовательно раскрытую чужую ладонь. Кадав чуть не плакал, только теперь поверив, что это конец. Что, все, отработал. Что Найс вовсе не шутит.

— Праки Найс, — впервые подал голос Бернет, — разрешите, я возьму люфтер. Я только провожу его и назад.

— Хорошо. Только быстро. Но сначала доложишь Праки Милреде то, что она просила у Кадава.

Матенс отозвался быстро. Он, почему-то даже не поинтересовался, для чего нужна информация.

— Открой аптечку, Бернет, — там внутри, на крышке, квадрат, обведенный красным. Настраиваешь браслет на режим сканера и считываешь информацию. Просмотреть можно и с браслета, но удобнее скинуть файл на компьютер и распечатать. Там перечень препаратов с полной характеристикой, включая химическую формулу, и порядок применения. Основная дозировка обычно рассчитана на владельца аптечки. Правда, многое там интермеде, но врачи у вас есть, разберутся. — И скороговоркой добавил. — Извини, мне некогда, сижу, просчитываю. — И отключился.

Раннее утро в спальном элитном квартале Стекольного. Открытая патрульная полицейская машина, дежурящая на перекрестке.

Рассвет означал конец потенциально опасной, но прошедшей без особых инцидентов Священной ночи Жертвоприношения. Можно было уже расслабиться, но в этот момент над машиной пронесся стремительно пикирующий люфтер с выключенными двигателями. Патрульная машина рванула с места, стараясь точнее угадать место его падения. Или, все же, посадки? Запрещенной в черте жилых кварталов, надо сказать.