Прикосновение смерти (ЛП) - Мартин Т. Л.

— Все очень просто. Все так, как написано в документах. Как я уже объяснял. Мистер Томас Маттео Блэквуд оставил все вам.

— Все. В смысле…

— Свою собственность и все, что в ней находится. Его деньги. Его автомобиль.

— Все, — повторила я, все еще не в силах понять.

— Да, мэм. Еще раз, это все.

Я сглатываю, мои глаза прикованы к буквам прямо передо мной. Четкие, как день. Святое дерьмо. Скрывающий от меня рак ублюдок оставил мне все.

Я знала, что он настоящий добряк.

Клэр улыбается мне с другой стороны бутика. Я улыбаюсь в ответ, потому что так поступают нормальные люди. Когда Бобби и его мама следуют моему примеру и ловят мой взгляд, пока он расплачивается за свои товары, я тоже натягиваю на лицо идентичную улыбку. Похоже, это всем нравится, потому что все они отворачиваются и продолжают свое дело.

Блеск из кармана брюк Бобби привлекает мое внимание, на кольцо для ключей, которое наполовину болтается, показывая последний чип AA, который он заработал. Клэр водит его на еженедельные собрания анонимных алкоголиков, теперь, когда Дилан не участвует в их жизни — благодаря прошлому месяцу, когда он ворвался в гостиницу, не подозревая, что там находится Бобби. Большая ошибка. В итоге они получили запретительный судебный приказ на этого придурка, а на следующий день мы узнали, что его уволили и с работы. Просто вишенка на торте. В последнее время Клэр не беспокоится, вернулась к своей бурлящей натуре и подбадривает Бобби на каждом шагу, и с той ночи у него больше не было промахов.

Хотя миссия трезвости ничуть не помогла снять с меня напряжение. С тех пор как умер мистер Блэквуд, они оба стали особенно заботиться обо мне и почти ежедневно предлагали мне прогулки. За последние два месяца я впервые согласилась на это, и только потому, что мама Бобби в городе, а я никогда не могла устоять перед ее материнским обаянием. Как я могу отказать вселенской маме? Это все равно что отказаться от миссис Уизли. Именно, это не выполнимо.

Это было не самое худшее, когда за мной так пристально следили. Это заставило меня повзрослеть, позаботиться о вещах, с которыми я должна была разобраться давным — давно. Начиная с бабушкиного дома. Я позвонила риелтору несколько недель назад, и мы приняли предложение. Я смущено улыбаюсь, вспоминая семью, которую я выбрала. Думаю, бабушка была бы счастлива, если бы они жили в ее доме — мать-одиночка с маленькой дочерью.

Тихий смех Клэр возвращает меня в бутик, и мой взгляд находит ее и Бобби, прижавшихся друг к другу, пока его мама занимает свою очередь у кассы. Бобби наклоняется вперед и с дурацкой ухмылкой шепчет ей что-то на ухо, а она снова хихикает, и на ее щеках появляется румянец. Я не упускаю из виду, как его пальцы нежно переплетаются с ее пальцами, и как она сжимает его руку в ответ. Бутик тускло освещен, но то, как они расположились у витрины, придает им романтический оттенок.

Это зрелище одновременно успокаивает и причиняет боль разбитым кусочкам моей души.

Действительно, Бобби и Клэр идеально подходят друг другу. Не знаю, почему я не заметила этого раньше. Она дает ему мужество оставаться сильным, а он дает ей любовь, которую она заслуживает.

Мои пальцы тянутся к кольцу, потирая его, словно оно способно исполнить три моих желания. Я никому не рассказывала о снах. О снах, которые вернулись ко мне с тех пор, как мои пальцы коснулись дымного следа Энцо более двух месяцев назад. Они приходят не каждый день, но даже одного раза в неделю достаточно, чтобы причинить боль. Достаточно, чтобы напомнить мне, как сильно я по нему скучаю. И как сильно я надеюсь, что с ним все в порядке.

Я закрываю глаза, пытаясь отогнать мысли от своего сознания. Я не могу думать о нем. Не на людях. Наедине в своей комнате — да. Я провожу каждую секунду бодрствования, поглощенная мыслями о нем, когда я заперта в своих собственных четырех стенах, где я могу спокойно плакать и страдать. Но не здесь. Не сейчас.

— Ты готова? — Звонкий голос Клэр снова зовет меня в магазин, и я киваю.

— Готова.

Ехать дольше, чем обычно, поскольку владения мистера Блэквуда находятся дальше от небольшой торговой улицы, чем гостиница. Никто, кажется, не возражал, когда Бобби предложил подвезти меня. Я обнимаю каждого из них, причем мама Бобби получает еще более длинное объятие, прежде чем выпрыгнуть из его пикапа, и машу рукой, пока они не оказываются за воротами, скрываясь из виду.

Медленно поворачиваюсь лицом к дому. Волна беспокойства проходит через меня, оставляя тело тяжелым и липким. Как-то не по себе здесь находиться. Слишком пусто. Слишком тихо. Я знаю, что он оставил все на меня, но это мой первый раз у его дверей с момента забастовки. Даже не знаю, зачем я попросила их высадить меня здесь сегодня. Может быть, для того, чтобы замять дело. Может, чтобы я не чувствовала себя такой одинокой. Я качаю головой, заставляя свои окоченевшие пальцы вытащить ключ из кармана и отпереть дверь.

Тарелки с несвежей едой встречают меня, когда я вхожу. Три пустых стакана стоят на журнальном столике вокруг центрального бокала с виски «Три корабля». Бумаги разбросаны по дивану и книжной полке.

Я опираюсь одной рукой на диван, чтобы поддержать себя в момент дежа вю. Все выглядит так же, как и в первый день, когда я переступила порог дома. И так же, как в тот первый день, я хожу по яичной скорлупе.

Я не позволяю себе долго смотреть, прежде чем поднимаюсь по лестнице и не останавливаюсь, пока не оказываюсь в дверях его спальни. Его кровать не заправлена. Плед откинут в один угол, а на тумбочке стоит кружка с кофе. Как будто он только что ушел и вот-вот вернется.

В комнате царит мрачная атмосфера, и это не благодаря плотным шторам, которые он всегда держал задернутыми. Так мрачно и уныло. Где солнечный свет? Где признаки нового дня? Не сводя глаз с занавесок, я марширую по комнате, решимость сквозит в каждом шаге. Я хватаюсь обеими руками за материал и откидываю его в сторону, пока свет не проникает внутрь. Сегодня не солнечно, но дневной свет проливается на комнату слабым потоком, как раз то, что нужно. Это немного оживляет помещение. Намного лучше.

Я снова поворачиваюсь к окну, чтобы бросить последний взгляд, и тут мое внимание привлекает участок земли с высохшей травой и дикими сорняками. Я сразу же узнаю его.

Дома там больше нет, только груда бревен и бесплодная земля, но все равно я откуда-то знаю. Может быть, по той самой земле, когда она превратилась в грязь, я носила маленького Томми в соседний сарай. А может, из-за старой фотографии, на которой монстр сидит в кресле на этой самой грязи и смотрит в камеру, не обращая внимания ни на что на свете. Какой бы ни была причина, я знаю.

Это земля Хокинсов. И дом мистера Блэквуда, стоящий на одиноком холме, — единственный, с которого открывается ясный вид на нее.

Я делаю шаг назад, но не раньше, чем хватаю шторы и снова задергиваю их. Так вот почему он купил это место? Дом, слишком большой для него, с комнатами, которые не используются, и лестницей, по которой ему приходится подниматься, прихрамывая. Я покачала головой, пытаясь понять. Может, он вспоминал или наказывал себя? Тот факт, что он позаботился о том, чтобы земля не попадала в поле зрения, плотно закрытая за этими шторами, заставляет меня поставить на последнее.

Я крутанулась на месте, направилась в коридор и плотно закрыла за собой дверь. Может, он и сардонически относился к этому, но я — нет. Я видела это место только в своих снах, и даже этого достаточно, чтобы не захотеть увидеть его снова.

Я спускаюсь по ступенькам и уже собираюсь броситься к парадной двери, как вдруг останавливаюсь. Я бросаю взгляд направо, где лежат смятые листки бумаги. Не успев остановиться, я выхватываю один и открываю его. Это набросок нашего маленького городка, линии и точки испещрены терминами, слишком сложными для моего понимания. Затем я беру еще один, разглаживая морщинки. Это записка.