Бесстрашная (ЛП) - Робертс Лорен

— Потому что он открыл мне глаза на многие вещи, — резко парирует Китт. — Внезапно я оказался в роли короля, охваченного горем и гневом. И когда Калум рассказал свою историю, то, что на самом деле происходит в трущобах, я понял, как мало знаю о собственной стране. — Его грудь тяжело вздымается, но голос остается ровным. — Поэтому я слушал. Я узнал много нового. И впервые в жизни пришел к собственным выводам. Так что называй меня сумасшедшим, как и все королевство, но…

— Я не думаю, что ты сумасшедший. — Мои тихие слова заглушают его собственные. — Думаю, ты прав. Если Илия в опасности, ты делаешь то, что должен, чтобы ее спасти. — Я ухмыляюсь. — Обычные должны вернуться в наше королевство, даже если это не вопрос выживания. Потому что я тоже многое узнал во время путешествия. Узнал, как нам лгали. И кто эти лжецы. — Китт открывает рот, но я продолжаю: — Я пришел не спорить о политике, не обсуждать Элитное королевство Эдрика, построенное на лжи. — Я упираюсь руками в стол, наклоняясь. — Я пришел поговорить о ней.

Он медленно поднимается на ноги, почти встречаясь со мной взглядом.

— Полегче, брат.

— Женитьба, Китт? — Почти кричу я, качая головой. — Ты в своем уме?

— Я думаю, — говорит он жестко, — у меня нет иного выхода.

— Ты король! — Теперь я действительно кричу. — У тебя всегда есть выход. В отличие от нас.

— Ладно, хочешь другой вариант? — В его голосе звучит вызов, и от выверенного королевского спокойствия не остается и следа. — Альтернатива — убить ее. Именно так я и собирался поступить. Как тебе такой выбор? Доволен?

Мы смотрим друг на друга, тяжело дыша. От шока я открываю рот, а грудь сжимается от страха. Его слова парализуют почти так же сильно, как невысказанные, повисшие между нами. Потому что хуже ее смерти может быть только одно — если ее придется убить мне.

— Если я не женюсь на ней, — выдыхает Китт, умоляя меня понять, — у меня не останется выбора, кроме как убить ее. Она убила нашего отца, Кай. Но как моя невеста, она может помочь восстановить Илию. — Он опирается на стол, наклоняясь все ближе с каждым словом. — Это взаимовыгодное соглашение. Я защищу ее. И скажу правду о том, что произошло между ней и отцом. А взамен она станет символом мира для других королевств.

Я провожу рукой по волосам. Не помню, когда начал расхаживать из одного угла комнаты в другой, но мои шаги уже отбивают ритм по потертому ковру. Я горько смеюсь, не в силах сдержать рвущийся из меня звук.

— Помоги мне понять, потому что, когда я уезжал, ты был полон ярости и был готов отдать мне приказ пронзить ее грудь мечом. — Я устремляю на него суровый взгляд. — Так что изменилось?

— Все, — выдыхает он, и его голос звучит настолько тихо, что мне становится стыдно за свою резкость. — Все изменилось. Тогда я был сыном, скорбящим по человеку, которого считал любимым отцом. Сейчас понимаю — это была не любовь, а одержимость. Отец не учил нас чувствам. Но без его наставлений я ощущал себя озлобленным, мстительным и неуверенным в себе. — Китт прерывисто вздыхает. — Я пережил утрату. Узнал много нового. Пришел в себя. Ты прав. Я уже не тот безумный мальчишка, которого ты оставил. Я — король.

Его слова сильно бьют по мне, словно удар в грудь, от которого у меня перехватывает дыхание. Я сглатываю.

— А что стало с тем сыном, который был готов на все, лишь бы угодить отцу? Потому что твое решение — это прямой вызов всему, чего он хотел для Илии. Даже если ты при этом ее и спасаешь.

Он глубоко вздыхает, отводя взгляд.

— Отец заботился лишь о том, чтобы уничтожить Обычных, а не укрепить королевство. Он прятался за своей Элитной системой, которую создал, а тем временем Илия слабела. Теперь я это понимаю. — Наконец он встречается со мной взглядом, и в его глазах горит решимость. — Я хочу, чтобы это королевство стало по-настоящему великим.

Я медленно киваю. В каждом слове Китта сквозит рвение, которое больше не сдерживается нашим отцом. Его любовь к Илии и желание восстановить ее достойно уважения. Но я горжусь не королем. Я горжусь тем мальчиком, который когда-то мечтал только об одобрении. Теперь он носит отцовскую корону и отказывается быть ее рабом.

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Мысли об отце опасны. Они приводят меня к ней.

Вырываясь из самого темного уголка моего разума, обрывок фразы слетает с моего языка, звуча едва громче шепота:

— Ты ее не ненавидишь?

К моему удивлению, он выдавливает из себя улыбку. Это резкий, едва заметный жест, которым он готов поделиться со мной.

— А ты?

Мы смотрим друг на друга, и впервые с тех пор, как он надел корону на голову, я думаю, что мы, возможно, понимаем друг друга. Потому что внезапно я снова вижу в нем себя. Пэйдин — это не что-то правильное или неправильное, не что-то простое, как «да» или «нет». Она — само смятение, ощущение сомнения, цвет между черным и белым. Черт возьми, она — моя Серебряная Спасительница. И ненавидеть ее не так просто, как может показаться.

Для меня оказалось трудным не любить ее.

— Я не хочу, чтобы это встало между нами, — осторожно произносит Китт. — Я хочу, чтобы все было как раньше. Мы против всех. Как братья.

Я открываю рот, чтобы ответить…

Дверь распахивается.

Мне даже не нужно оборачиваться. Ее присутствие я ощущаю всем телом — оно чувствуется в изгибе моей шеи, где когда-то покоилась ее голова. Она прикована к моей лодыжке и вечно тянет меня к себе.

Китт смотрит мне через плечо, его глаза чуть расширяются от удивления. Я поворачиваюсь. И больше не могу отвести взгляд от нее.

И вот она здесь. Ее поза такая же напряженная, как и выражение лица. Волосы коротко подстрижены и немного вьются, касаясь линии подбородка. Под мышкой зажат дневник ее отца в кожаной обложке, плотно прилегающий к облегающей фигуру блузке. Синева ее глаз обрушиваются на меня, как волна, и я внезапно осознаю, что с тех пор, как мы приехали в замок, я был почти лишен возможности утонуть в них. Только сейчас у меня появился шанс окунуться в них.

Я наблюдаю, как она делает то же самое, хотя стоическое выражение лица с нее не сходит.

Притворяйся.

У нее это получается лучше. Хотя, неудивительно, ведь передо мной «Экстрасенс». Она всю жизнь училась притворяться.

Ее взгляд отрывается от моего и устремляется на Китта.

— Не нужно вводить меня в курс дела. Так случилось, что я… все слышала.

Мои брови взлетают вверх, не то в удивлении, не то в насмешке.

— Итак, можно с уверенностью предположить, что ты подслушивала, стоя у двери.

Она переводит глаза на меня и награждает обманчиво-ласковой улыбкой.

— Только до тех пор, пока вы двое не начали кричать. Тогда и все остальные в коридоре тоже начали подслушивать.

С тяжелым вздохом Китт опускается обратно в кресло.

— Пэйдин, я собирался все тебе объяснить…

— Правда? — Она прерывает его своим резким, как лезвие ножа, голосом.

— До свадьбы или уже после?

Я замираю, взгляд скользит вниз по ее руке к сверкающему кольцу на пальце. Это так непринужденно прозвучало в этой комнате, в этом разговоре. При виде этого символа здесь, сейчас, возможно, навсегда, у меня щемит в груди.

Наверное, я ревную даже к кольцу. К тому, как оно прижимается к ее коже. Как чувствует каждый ее вздох. Потому что это должен быть я.

— До, конечно же, — говорит Китт ровно, не глядя ей в глаза. — Уверен, у тебя полно вопросов.

— Еще бы. — Эти слова похожи на смех. — Начну с задания, которое ты поручил Ленни.

Я прислоняюсь к столу, вытянув ноги на ковре и скрестив лодыжки. Мой взгляд скользит через плечо к брату.

— И в чем же оно заключается?

Китт открывает рот, но я слышу голос Пэй.

— Ему приказали охранять… — Пэйдин сглатывает. — Дверь Блэр. И, скорее всего, каждый ее шаг.

В ее глазах пылает ярость, и только сейчас я понимаю, что именно разжигает ее.

Адина.

Я видел, как ветка разрывает ее грудь. Видел, как Пэйдин рухнула в том песчаном карьере, плакала, держа ее тело, и кричала, когда Адина испустила последний вздох. Но до этой трагедии она стала победительницей Финального Испытания.