Извращенная гордость - Рейли Кора

– Скажи мне, Иден, – зло прошептал я. Она затаила дыхание, услышав, как я произношу ее имя. Я никогда раньше этого не делал. Они думают, будто я не знаю их имен, но я помню каждое долбаное имя тех, кто у меня в подчинении, будь то солдат или шлюха. – Ты когда-нибудь хотела послать меня на хер?

– Конечно нет, го…

– Как ты собралась меня назвать? Господин? – Я с силой снова вошел в нее, и она ойкнула. – Скажи мне, Иден, я твой гребаный господин?

Она медлила. Она даже не знала, что ответить на этот сраный вопрос, и это меня бесило.

– Я твой гребаный господин! – прорычал я.

– Да, – быстро согласилась она.

Я повернул ее голову так, чтобы ей пришлось посмотреть мне в глаза. Она поморщилась, и я просто взорвался от ярости. Я долбил ее и шептал на ухо:

– Ты спрашивала себя, где Динара?

Она напряглась, но я не остановился.

– Ты вообще о ней думаешь?

Она всхлипнула. У нее не было права плакать, потому что она не плакала о своей дочери – лишь о себе. Не мать, а поганый позор.

– Ты думала о том, что я мог сделать с твоей малюткой то же, что сейчас делаю с тобой?

Она ничего не сказала.

Я выпрямился и продолжил ее долбить, пока наконец не кончил. Я отошел, бросил использованную резинку на пол, вытерся полотенцем, которое всегда было под рукой на такой случай, и натянул трусы и брюки.

Она обернулась. Тушь расплылась под глазами. Я швырнул ей полотенце.

– Вытрись. И убери гребаный презерватив. Конча на пол льется.

Она взяла полотенце и сначала вытерла пол, и лишь потом себя. Грязная шлюха.

– Убирайся, пока я тебя не прикончил.

Она поспешила мимо меня, открыла дверь и чуть не врезалась в Савио, который отшатнулся в отвращении. Он поднял бровь.

– Ты все еще трахаешь эту сучку? Почему ты ее не прибьешь, как она того заслуживает?

– Она не заслуживает смерти. Это было бы слишком милосердно.

К тому же я пообещал Грегори, что она будет страдать.

Савио кивнул.

– Возможно. Но я думал, ты занят целочкой, а не этой раздолбанной помойкой.

– Я не в настроении для целки.

– Я думал, тебя возбуждает мысль о том, что ты будешь первым, – удивился Савио.

– У меня никогда не было долбаной целки, так что ничего не могу тебе сказать на этот счет. Ты пришел затем, чтобы помешать мне выплеснуть посткоитальную ярость?

– Какая разница между твоим обычным настроением и посткоитальной яростью? По-моему, никакой.

– Ты такой же смышленый засранец, как Нино.

Савио неторопливо вошел в кабинет и присел на мой стол.

– Я просто решил тебе сказать, что Симеон спустился в подвал с подносом еды и все еще не вернулся.

Я промчался мимо Савио в такой ярости, что едва не перебил всех, кто встретился на моем пути. Я бегом спустился по лестнице и услышал, как гогочет Симеон. Он стоял у двери в подвал, где заперта Серафина, но не внутри комнаты. Я замедлил шаг – раз так, то спешить было некуда. Он был не так глуп. Достаточно глуп, но не настолько, чтобы тронуть то, что принадлежит мне.

– Убирайся, мерзкий извращенец, – услышал я голос Серафины.

– Заткнись, шлюха. Ты не в Чикаго. Здесь ты никто. Не могу дождаться, когда наконец засуну в тебя свой член, как только Римо с тобой закончит.

– Я не буду мыться у тебя на глазах. Выметайся!

– Я позову Римо, и он тебя накажет.

Ого… Значит, это он меня позовет? Интересно. Я беззвучно подкрался поближе. Спина Симеона содрогалась, как будто он дрочил. Похоже, так оно и было.

Я уже готов был зарычать, но постарался сдержать ярость.

Последовала тишина, и я тихо подошел ближе. Я увидел профиль Симеона; он стоял в дверях и остервенело тер свой мерзкий член. Я остановился в паре шагов от него – повернувшись спиной, в душе стояла Серафина.

Симеон почти обкончал пол, глядя, как девушка принимает душ. Не спорю, там было на что посмотреть. Кожа у нее была белее мрамора. Ягодицы такие упругие, что я готов был впиться в них зубами. На теле ни одного изъяна, ни единого несовершенства, не то что на моем. Ее оберегали всю жизнь, защищали от опасностей этого мира. Но теперь она в моей власти.

– Повернись. Я хочу посмотреть на твои сиськи и щель, – приказал Симеон, еще быстрее задергав член.

Симеон так увлекся созерцанием, что даже не заметил меня.

– Если не повернешься, я позову Римо.

– Я не повернусь, свинья! – прошипела она. – Зови. Мне все равно!

– Ты маленькая шлюшка! Я сам тебя поверну.

Симеон сделал шаг вперед, и Серафина повернулась, прикрыв одной рукой лобок, а второй – грудь. Вода струилась по ее лицу, смешиваясь со слезами. Она посмотрела на Симеона с таким отвращением, какого я никогда не видел, высоко подняла голову и… заметила меня.

– Ну что, это было не так трудно! – прохрипел Симеон.

Я усмехнулся. Вынул нож из ножен, просунул пальцы в круглые держатели и с удовольствием ощутил холод стали. Она смотрела, не шевелясь, гордая, она ничем не выдала моего присутствия.

Я обхватил Симеона за горло сзади и приставил острие к низу его живота. Он закричал от удивления и отпустил свой член.

– Ты решил меня позвать? – спросил я.

Его глаза расширились от ужаса, и он моргнул, лицо его покраснело – так сильно я сжал его горло. Я слегка ослабил хватку.

– Римо, я просто хотел убедиться, что она не валяет здесь дурака. Все не так, как выглядит.

– Хм-м-м. Ты знал, что еще ни один мужчина не видел того, на что ты сейчас смотрел?

Он отчаянно замотал головой. Я посмотрел на Серафину, застывшую с ничего не выражающим лицом.

– Видишь ли, ты видел нечто, что я не собирался никому показывать, – пояснил я благожелательным голосом. Я слегка вонзил нож в его живот, всего на пару сантиметров. Он завопил, обмякая в моих руках. Я держал его, не отрывая глаз от Серафины. Кровь струилась по моим рукам. Его грязная кровь.

Серафина опустила руки. Мне кажется, она сама этого не заметила. Она с ужасом смотрела на меня. Впервые маска гордости наконец спала, открыв ее истинную природу: доброй, ранимой женщины. Я оглядел ее упругие груди и золотые кудряшки волос на лобке, выбритые в виде ровного треугольника. Для первой брачной ночи. Жаль, что бедняга Данило никогда этого не увидит. Она принадлежит мне.

– Римо, – пробулькал Симеон. – Я никому не расскажу о том, что видел. Пожалуйста, умоляю тебя.

– Я тебе верю, – мягко произнес я. – Но ведь ты все запомнил.

Я вонзил нож глубже в его плоть, медленно, давая ему ощутить каждый миллиметр лезвия.

– Ты воображал, как войдешь своим грязным членом в ее киску?

Он забулькал снова.

Нож погружался все глубже ему в живот.

– Ты воображал, как загонишь в нее по самую рукоять?

Симеон выпучил глаза и едва дышал.

Я провернул нож, и он закричал снова. А потом я начал вынимать лезвие так же медленно. Ноги у него подкосились, и я позволил ему свалиться на пол. Он прижимал рану рукой и плакал, как трус. Умрет минут через пятнадцать. Наверняка он хотел умереть быстрее.

– Помнишь, что я сказал тебе о глазах и языке? Твой член к ним присоединится.

Я приблизил лезвие к его члену – и Серафина, ахнув, резко отвернулась.

Серафина

Я пыталась схватиться руками за белую плитку душа. Я не могла дышать. Ужас сжал мне горло мертвой хваткой. Ничто в том, как меня воспитывали, не готовило меня к такому. Ничто не могло бы подготовить. Я распадалась на части. Быстрее, чем могла себе представить.

Гордость и честь были теми столпами, на которых держалось мое существование. Я цеплялась за них. Он мог забрать у меня все, но не это. Никогда.

Симеон кричал, а я зажимала уши руками, чтобы его не слышать – напрасно.

Я больше не ледяная королева, как меня звали дома.

Взгляд затуманили вода и слезы. Но образ Римо, с жуткой улыбкой вонзающего нож в живую плоть, так и стоял перед глазами. Как я могла оставаться гордячкой? Как я могла держать голову высоко поднятой и не показать ему свой страх? Ничто так меня не пугало, как Римо Фальконе.