Путь отмщения - Боумен Эрин

Потому что это он. Уэйлан Роуз.

Шрам рассекает щеку надвое, начинаясь под глазом и спускаясь извилистой дорожкой к углу рта: бледный рубец на выдубленной солнцем и ветром коже. Роуз одет в длиннополый черный сюртук и кроваво-красную рубашку, а волосы у него совсем как у меня: темные, почти до подбородка. Он старше, чем я ожидала. А может, безжалостная пустыня и жизнь, полная убийств, избороздили лицо ранними морщинами. На губах у него играет улыбка, щеки покрыты отросшей щетиной, но больше всего меня поражают его глаза. Бесконечно живые. Яркие. Сияющие, будто он в жизни не ведал забот. Голубые и безоблачные, точно летнее небо.

Как человек, совершивший столько зла, может обладать глазами небесного цвета? Они должны быть темными и мутными. Должны гноиться.

Я заставляю себя передвигать ноги, и к тому времени, когда подхожу к единственному свободному месту — напротив Роуза, — ко мне возвращается дар речи.

— Здесь не занято? — спрашиваю я.

Роуз стряхивает пепел с сюртука и буравит меня острым, словно нож, взглядом.

— Как же продажная голубка набила руку в покере? Вам, девочкам, уже мало своих забав? — Голос у него под стать шраму: грубый, шершавый.

— А кто говорил, что я набила руку? Просто умею играть и хочу испытать удачу. Хотя нахваталась немало тонкостей то тут, то там, если угодно знать.

— Надеюсь, учителя были хорошие.

— А вот и поглядим, — говорю я.

Уэйлан Роуз закуривает и трясет спичкой, чтобы погасить огонь.

— Поглядим. — Он выдыхает дым мне в лицо с такой коварной ухмылкой, что кровь стынет в жилах. — Так или иначе, куколка, давай садись. Грабить женщин еще веселее, чем мужчин.

Я выдвигаю стул, радуясь про себя, что под длинным платьем Эвелин не видно, как дрожат у меня колени.

Колода вскрыта. Ставки сделаны. Карты сданы. Играющих немного: я, Роуз, Билл и еще трое, один из которых — приказчик из «Хэнкокса». Он сидит слева от Роуза и, похоже, не узнает меня в девичьем наряде. После пары раздач становится ясно, что он часто делает неоправданно смелые ставки. Мужчины по обеим сторонам от меня, наоборот, играют чересчур расчетливо и осторожно, что мне очень даже на руку. Можно сосредоточиться только на одном участнике.

Как мы и планировали, я проигрываю несколько раздач подряд, чтобы во мне не видели угрозу. Я делаю большие ставки при плохих картах на руках. Когда приходят хорошие карты, я их придерживаю. Потом выигрываю один круг, но не пытаюсь усилить преимущество, чтобы не выдать себя. Если ставить импульсивно и без всякой системы, другие участники не смогут просчитать мою обычную манеру игры. Па особенно упирал на это, когда обучал меня покеру в одну из зим. В тот год много долгих вечеров мы провели за картами, а фишками служили ружейные патроны. Я и думать не думала, что однажды мне пригодятся те уроки, но сейчас благодарна отцу как никогда.

Роуз сохраняет на лице бесстрастное выражение, но зорко следит за всеми участниками. Его взгляд постоянно блуждает, задерживаясь то на колоде, то на сброшенных картах, скользит по лицам играющих, останавливается на фишках. Он теребит уголки своих карт, аккуратно сложенных веером.

Пока идет игра, девчонка-апачи несколько раз подходит к нам, чтобы долить мужчинам виски и вытряхнуть пепельницы. Головорез, что провожал меня к столу, теперь развалился возле бара, но каждый раз, когда поломойка пытается прошмыгнуть мимо, плюет табачной жвачкой ей в спину. Если он не занят издевательствами над юной индианкой, то пялится на наш стол.

Я чувствую, что взгляды остальных бандитов тоже прикованы к нам. Они следят за игрой, рассредоточившись по всему салуну. Между Роузом и его молодчиками мне очень неуютно. Конечно, я и не думала, что будет легко.

И все же.

Примерно после двенадцатой раздачи мужчина слева от меня делает крупную ставку. Прежде он не высовывался; бьюсь об заклад, что у него собралась хорошая комбинация. Я тяну до конца торгов, просто чтобы подержать остальных в напряжении. Когда сосед повышает ставку, я пасую. Все тоже скидывают карты, кроме Роуза, который повышает еще раз. Парень слева задумчиво пересчитывает фишки.

— Друг, не советую идти против меня в этом раунде, — предупреждает Роуз.

Мой сосед смотрит на свои пять карт, на банк, снова на карты. Наконец сгребает все свои фишки и двигает в центр стола.

— Ва-банк, — объявляет он.

Роуз вскидывает брови в наигранном изумлении. Он нарочно неспешно затягивается. Трижды стучит о край пепельницы, стряхивая пепел. Выдыхает. Отсчитывает нужное количество фишек, чтобы уравнять ставки, и придвигает их к банку.

Парень слева раскрывает карты с победной улыбкой. У него фулл-хаус. Три дамы, два туза. Отличная комбинация.

— Какая жалость, — говорит Роуз.

Он медленно выпускает дым и переворачивает свои карты. У него тоже фулл-хаус с двумя тузами, но вместо дам три короля.

— Извини, приятель, — говорит он моему соседу. Пока Роуз сгребает банк к себе, проигравший вскакивает из-за стола и выхватывает револьвер. И каким-то образом Роуз — который секунду назад сидел, наклонившись вперед над столом и собирая выигрыш, — успевает распрямиться, достать оружие и выстрелить первым.

Мой сосед опрокидывается навзничь, увлекая за собой стул, — и умирает еще до того, как грохается об пол.

В салуне повисает гробовая тишина, лишь в воздухе трепещет последняя нота оборвавшейся фортепианной мелодии. Девушки на галерее мигом замолкают.

Все напряженно переглядываются, особенно мужчины за нашим столом. У приказчика из «Хэнкокса» рот раскрыт в беззвучном «О».

— Не люблю, когда не умеют достойно проигрывать, — поясняет Роуз. Он распахивает сюртук и демонстративно прячет оружие в кобуру под мышкой, но я успеваю заметить еще один револьвер у него за поясом. Светлый и блестящий. С гравировкой, которую я узнаю где угодно.

Ублюдок носит отцовский кольт не скрываясь, будто владеет им по праву. Будто Роуз не украл у моего отца и жизнь, и дневник, и даже револьвер из кобуры на ремне.

Однако мне остается только молча таращиться на кривую башенку фишек, поскольку наша задумка, боюсь, провалится. Роуз стреляет быстрее Джесси. Не понимаю, как он это делает, но даже если все пойдет по плану, вряд ли хоть один из присутствующих в салуне захочет поднять на него револьвер: все видели, как он расправился с моим соседом.

Но и сбежать я не могу. Только не после такого раунда. Сейчас очередь Билла сдавать карты, а все тузы, короли и дамы в открытую лежат на столе. Это наш шанс. Удобнее момента и нарочно не подгадаешь.

Билл небрежно сгребает карты, причем с таким невинным видом, что никто и не догадывается об уловке: он их пересчитывает, тасует колоду особым образом, подстраивает ловушку.

Девчонка-апачи возвращается к нашему столу, чтобы обменять пустые стаканы на полные. И очень кстати, потому что она отвлекает внимание от Билла. Тем не менее Роуз не спускает глаз с его рук, и мне становится страшно: вдруг он заметит, как Билл подкидывает лишние карты в колоду? Я поспешно завожу разговор с главарем:

— Что привело вас в Финикс, сэр?

Он отхлебывает виски.

— А с чего ты решила, что я не местный?

— Просто я вас раньше никогда здесь не видела, — говорю я, надеясь, что такой ответ сойдет.

Роуз надолго задерживает на мне взгляд, потом коротко бросает:

— Дела.

— Вот только вы не делом заняты, а в карты режетесь. Он со стуком ставит стакан на стол.

— Мы раньше не встречались? — Роуз склоняет голову набок: точь-в-точь койот, готовый к броску. — Уж больно лицо знакомое.

Сердце так громко колотится у меня в груди, что я начинаю опасаться, как бы его не услыхали соседи по столу. Неужели он разглядел во мне черты па? Может, глаза у меня похожи на отцовские?

— Я почти всю жизнь работаю в Финиксе, — вру я. — Так что вряд ли.

— Может, мы виделись в Прескотте? — Роуз вынимает из кобуры револьвер па и выкладывает его передо мной во всем сверкающем великолепии. Кольт притягивает взгляд. Я просто не могу оторваться. Судорожно сглотнув, заставляю себя поднять глаза на Роуза. Он точно меня признал. Или заподозрил. Ему что-то известно, иначе он не сунул бы мне под нос револьвер отца.