Золотые рельсы - Боумен Эрин

— Нет, не хочу.

— Есть и другие, — она указывает на полку позади меня. Я оборачиваюсь и вижу множество книг, которые раньше стояли в Прескотте. — Их привез Джесси, — поясняет она.

Я провожу пальцем по корешкам, выбирая, что бы почитать.

— Твой папа ведь помогал со строительством поезда? — спрашивает Кэти.

— Да, он немало вложил в это.

— Тогда «Вокруг света за восемьдесят дней», там есть про поезда и не только.

Я снимаю книгу с полки и сажусь читать рядом с ней. Главный герой, господин Филеас Фогг, кажется мне эксцентричным до невозможности, но его приключения занимательны, а энтузиазм вызывает симпатию, и вот я уже листаю страницы, словно зачарованная. Вдруг Кэти выводит меня из этого транса.

— Шарлотта! Ох, Шарлотта, пощупай! — она хватает мою руку и прижимает к животу. Жизнь внутри нее перекатывается под моей ладонью и вдруг толкается то ли рукой, то ли ногой. Кэти широко улыбается, и отблески огня отражаются на ее зубах.

Я убираю руку.

— Что будет, если Ризу не удастся встретиться с бандой, Кэти? Вы здесь вечно будете прятаться? Разве ты не хочешь вернуться к нормальной жизни?

— Не будет никакой нормальной жизни, по крайней мере у меня. Она закончилась, когда погиб мой отец. Я не уверена, что она была нормальной, даже когда он был жив, потому что мы все время прятались.

— От кого, от банды?

Она сжимает губы, вздыхая через нос.

— Все мы от чего-то бежим, — говорит она, наконец. — Даже ты. Ты ведь убегаешь?

— Похоже.

— Правильно. Так что можно всю жизнь трястись от страха, а можно постараться радоваться жизни. Я за второе. Иначе не успеешь оглянуться, как ты — старая развалина, на пороге смерти сожалеющая, что провела свои годы в страхе и тревоге. — Она откладывает книгу. — Что тебе действительно хочется делать, Шарлотта? Начни прямо сейчас. Не жди, пока все это, — она обводит рукой комнату, — пройдет, потому что сам Господь не даст тебе никаких гарантий.

Она уходит в свою спальню, прежде чем я вновь завожу речь о наемном головорезе, необходимом, чтобы приструнить злобного негодяя дядю Джеральда. Но мне нужно залечь на дно, затаиться. Я не сумею помочь маме, спасти ее и себя, если меня поймают. Так что я принимаю совет Кэти в том смысле, что вспоминаю о своих репортерских амбициях. Приношу из спальни дневник и, чтобы хоть как-то отвлечься, пишу при свете огня. Пишу, словно я уже журналистка, которой мечтаю стать, пишу обо всем, что того заслуживает, — о пустых глазах Риза и снедающей его вине, о большом животе Кэти и перестрелке Джесси с Уэйланом Роузом, о жадности и вымогательстве дяди Джеральда и его махинациях с бухгалтерией. Обо всем, даже о погоде: о морозных утрах и сухих прохладных днях, о пейзажах, горных соснах и железнодорожных путях, пересекающих долину. Когда веки начинают слипаться, я неслышно пробираюсь в спальню. Мой мозг так занят поиском подходящих эпитетов для бесчисленного числа деталей, что события недавнего прошлого, мешавшие мне заснуть, растворяются во всем этом без следа.

Глава тридцать третья

Риз

С утра у Кэти начинается то, что Вон называет ложными схватками. То есть ее тело готовится к предстоящим родам. То, что мать Вон — повитуха, да и сама она кое-что в этом понимает, может оказаться полезным, раз Колтоны так далеко от своего дома в Прескотте и настоящая повитуха не доберется сюда, когда в ней появится необходимость. Вон утверждает, что не умеет помогать при родах, но, судя по тому, сколько она знает о ложных схватках, мы с Джесси считаем, что от нее толку будет куда больше, чем от нас обоих.

Чтобы Кэти могла отдохнуть, Вон берет на себя ее обязанности от дойки коров до сбора куриных яиц и пахтания молока на масло. Она занята весь день, и я рад этому, потому что вчера она назвала меня по имени, моему настоящему имени, и теперь я не знаю, что и думать. То ли это из чувства вины, то ли она оговорилась из-за шока после того, что случилось с Паркером. Причина может быть какая угодно, но я надеюсь, что Вон увидела во мне что-то человеческое, а не чудовище, которое из меня сделали.

Я проверяю силки, которые расставил, радуясь возможности отвлечься. Рискованная вылазка к железной дороге намечена на завтрашнее раннее утро. Я не кривил душой ни когда предложил Колтонам свой план, ни когда отстаивал его, утверждая, что лучше не придумаешь. Но это не значит, что будет просто, и ожидание меня изводит. В силки попались два зайца, но я по-прежнему нервничаю, когда иду обратно.

Вон ведром набирает воду из пруда. Она выпрямляется и машет мне, заслоняя другой рукой глаза от солнца, и улыбается. Я чувствую, что мой желудок скрутило, как выжатое кухонное полотенце, и ныряю в дом, даже не помахав в ответ.

За обедом Колтоны и Вон атакуют меня вопросами, притворяясь Боссом, а я должен отвечать как можно быстрее и убедительнее. Толку от этого мало, они заставляют меня слишком много об этом думать, а я не хочу ничего репетировать. Завтра я должен выглядеть убежденным и искренним, абсолютно уверенным в себе. Я рано ложусь спать, хоть они и протестуют, и решительно закрываю за собой дверь спальни.

Я не слышу, как позже входит Вон, а когда просыпаюсь за час до рассвета, она еще спит.

Я пробираюсь в конюшню и седлаю Сильвер, соловую лошадь Кэти, ту самую, что чуть не откусила мне пальцы в день нашего прибытия сюда. Кэти говорит, что животина станет послушной под седлом. Я подтягиваю подпругу и сажусь верхом.

Утро выдалось холодным. В небе висят тяжелые тучи, того и гляди пойдет снег, колючий ветер дует мне в спину. Я поднимаю ворот куртки. На высокой сосне пугающе ухает филин, когда я проезжаю мимо.

Солнце выглядывает из-за горизонта, когда самые высокие горы остаются позади. Я осматриваю долину — никаких следов человека. Это радует. Не хочу, чтобы кто-то мог выследить, откуда я спустился к путям, еще до того, когда объявится Босс, если он объявится.

«Я еду, не сомневайся! — звучит у меня в ушах его голос. — Неужто ты правда надеялся, что я тебя отпущу?»

Я беспокойно оглядываюсь. Давненько, с самого Прескотта я не слышал Босса, и его возвращение меня совсем не радует. Я пришпориваю Сильвер и мчусь в долину. Мы движемся на хорошей скорости и до самого Бангартса не встречаем ни одной живой души. Я не стремлюсь в центр городка, опасаясь нарваться на тех, кто узнает меня и предупредит власти, а езжу по окрестностям. Завтракаю на ходу: жую кусок вяленого мяса, которое положил в седельную сумку Сильвер, и запиваю его водой.

Может, они так и не появятся.

Возможно, слухи о происшествии с Вон и охотником за головами так и не дошли до них.

Я смотрю на солнце, которое стоит уже высоко. Если банды здесь нет, мне надо пошевеливаться. Мне вовсе не улыбается искать дорогу обратно к Колтонам ночью в кромешной тьме.

Схватив поводья, я разворачиваю Сильвер обратно, и мы снова мчимся во весь опор.

Примерно в миле или двух от города у меня возникает неприятное чувство, что за мной наблюдают.

Впереди, насколько хватает глаз, белеет под зимним солнцем плоская равнина, словно посыпанная пеплом. На ней близ путей виднеется единственное черное пятнышко, оно движется. Это всадник. Волосы у меня на затылке встают дыбом. Я оглядываюсь, и сердце чуть не уходит в пятки — еще трое всадников появились в полумиле позади меня, слишком далеко для того, чтобы можно было разобрать, кто это, но один из них поднимает руку и свистит, и становится ясно, что окружают меня отнюдь не представители закона. Это они — «Всадники розы». Может, они сидели в Бангартсе, пытаясь разузнать что-нибудь обо мне, или стояли лагерем в прерии. Это неважно, ведь они меня нашли, и, хотя именно на это я надеялся, даже рассчитывал, этот свист все равно вызывает страх.

Три лошади позади меня пускаются вскачь. Они с легкостью меня нагоняют, потому что я иду легкой рысью, чтобы показать, что не намерен бежать.