Путь отмщения - Боумен Эрин

— Если хочешь знать, в платье ты выглядела потрясающе. Непохоже на ту Кэти, которую я знаю, но посмотреть было на что.

Я невольно улыбаюсь. Обычно я предпочитаю не выделяться, чтобы иметь возможность незаметно ускользнуть. Но теперь, когда я знаю, что на меня смотрел Джесси и ему понравилось увиденное, в животе снова начинают порхать бабочки.

Мы с Джесси похожи: нас связывает и ведет вперед жажда мести. Страшно представить, что я сидела бы здесь одна, готовясь выступить против Роуза с одним лишь верным кольтом. О чем я только думала, когда собиралась справиться с ним сама — одинокая девчонка против отъявленного злодея? На Роуза надо идти по меньшей мере вдвоем, а лучше бы собрать целую армию для усмирения адского пса.

— Что бы ни случилось завтра, — говорю я Джесси, — я пойду с тобой до конца. Даже если нам не выбраться живыми из этого пекла, я согласна. Мне все равно некуда возвращаться.

— И я тебя не оставлю, — отвечает он.

На серьезном лице Джесси отражается боль, брови сведены к переносице. Прищурившись, он смотрит на меня в темноте. Потом протягивает руку и гладит по щеке подушечкой пальца. И вдруг обнимает за шею, притягивает и снова целует.

Когда раскрытые губы Джесси встречаются с моими, я забываю о приличиях. О том, что я потная, от меня дурно пахнет и нам обоим не мешало бы помыться. Мои руки движутся будто сами собой, жадно исследуя его лицо, ключицы, плечи. Я срываю и отбрасываю в сторону его шляпу, чтобы запустить пальцы ему в волосы. И вдруг уже сижу на нем верхом, и Джесси со слабым стоном выдыхает мне в рот, доставая, кажется, до самого сердца. Он сгребает меня в охапку и перекатывается по земле, так что мы меняемся местами. Теперь я лежу на спине, а он целует меня в шею. Руки Джесси скользят по талии; он вытягивает заправленную в брюки рубашку и начинает ее расстегивать.

Я мечтаю, чтобы он двигался быстрее. Мечтаю, чтобы не останавливался, сорвал с меня рубашку и прижался ко мне; мечтаю почувствовать его всей кожей — боже всемогущий, да что со мной творится? Мы посреди дикой аризонской пустыни. В лагерь могут забраться койоты. Люди Роуза могут целиться в нас с каждой горной вершины. Все мыслимые и немыслимые опасности за одно-единственное мгновение проносятся у меня в голове и тут же улетучиваются, потому что я чувствую руки Джесси на своем теле. Я не могу нормально соображать, когда он почти лежит на мне. Вообще не могу соображать.

— Джесси…

Он замирает, поднимает голову и смотрит мне в глаза.

— Думаю, нам лучше остановиться.

— Хорошо.

Он медленно садится и наблюдает, как я застегиваю рубашку. И хотя вопросов он не задает, мне кажется, я должна объясниться.

— Джесси, завтра мне нужна ясная голова. А ты… просто сводишь меня с ума.

Он молча кивает.

— Ты злишься.

— Нет, — искренне отвечает он. — В любом случае не мешает поспать. Завтра нас ждет тяжелое испытание.

Испытание, из которого мы не обязательно выберемся живыми. Я вдруг понимаю, что, возможно, другого шанса не будет. Раньше я никогда не обнималась с парнем, а сейчас, когда мне впервые в жизни показалось, что я этого хочу, сама оттолкнула Джесси, вместо того чтобы осмелиться пойти до конца.

Джесси подбирает упавшую шляпу и отряхивает от пыли. Потом замечает мой взгляд и спрашивает:

— Ты чего?

— Я все испортила, да? Чем бы это ни было.

Мои слова вызывают у него улыбку.

— Нет. Даже не думай. Ничего ты не испортила. — Он достает револьвер и начинает чистить. — Сладких снов, Кэти. Я покараулю первым.

Глава двадцать седьмая

К середине дня мы с Джесси выходим на тропу, которую приметили вчера утром с вершины столовой горы. Затем сворачиваем на север и идем к склону холма, в котором предположительно скрывается шахта.

Довольно быстро мы обнаруживаем, что тропа не такая ровная, какой казалась сверху: на деле она изрыта ямами и кочками и ведет не столько к холму, сколько в овраг.

Насколько я помню, в отцовских заметках на полях дневника было написано, что в полдень солнце освещает вход в шахту, и велю Джесси не спускать глаз с восточного склона оврага. Но чем дальше мы продвигаемся по тропе, рискуя каждую минуту переломать ноги, тем слабее надежда. Склоны оврага полностью заросли колючими кустами и кактусами. Высокие каменные столбы, точно штакетины покосившегося забора, местами заваливаются друг на друга. Мы можем пройти в десяти шагах от входа в шахту и не заметить его. Если только не обшаривать каждую пядь земли — и даже в этом случае нам понадобится изрядное везение.

Я беру у Джесси бинокль и высматриваю впереди ослов Роуза. Но повсюду только нетронутый дикий край.

— Вроде бы в дневнике было что-то о кактусах, обозначающих вход? — вспоминает Джесси.

— У нескольких кактусов сагуаро обрубили часть боковых побегов, чтобы оставшиеся указывали в одном направлении. — Я смотрю по сторонам, но на расстоянии брошенного камня не вижу следов вмешательства человека. — Дело было много лет назад, задолго до нашего рождения. Сагуаро давно могли выкинуть новые отростки.

— А дерево? Была еще подсказка с деревом.

— Пало-верде недалеко от входа в шахту. Если верить заметкам па, это дерево с содранной корой и кривым стволом, наклоненным в сторону входа.

Мы снова оглядываемся. Ярко-зеленые деревья пало-верде растут вокруг нас тысячами; скалистый ландшафт усеян ими, как клумба цветами.

— Вот идиотизм. — Я злюсь на себя. — На бумаге все выглядит так просто, будто достаточно добраться до нужного места, а там стоит одинокое корявое дерево пало-верде и приглашает войти.

— Мы хотя бы в том каньоне? — спрашивает Джесси.

— Не знаю, Джесси. Правда не знаю…

— Тс-с! Слышишь?

— Что?

Вдалеке что-то звякает.

— Вон там.

Мы застываем, затаив дыхание. Спустя несколько секунд снова раздается тот же звук. Как будто по камню бьют киркой или молотком. Как будто кто-то работает в шахте.

— Идем, — говорит Джесси, уходит с тропы и начинает взбираться по склону оврага. Ослики по-прежнему не отстают от нас, хотя подъем довольно крут.

Мы продолжаем лезть вверх, строго придерживаясь направления на север. Но чем выше мы поднимаемся, тем труднее определить, откуда доносится звон кирки. Он отражается эхом от окружающих скал, сбивая нас с толку.

— Погоди. А это что? — Я показываю на другую сторону каньона, где виднеется нечто вроде маленькой пещеры. Но не природной: видно, что к ней приложил руку человек.

Джесси смотрит в бинокль.

— Похоже на каменный домишко.

Он дает мне посмотреть.

Домишко, если его можно так назвать, на вид меньше лошадиного стойла. Не припоминаю никаких указаний на него в дневнике, но я в основном изучала карты, рисунки и те страницы, где были заметки па.

— Кэти, — вдруг говорит Джесси, толкая меня в плечо.

Я опускаю бинокль и смотрю, куда он показывает пальцем: на нашей стороне каньона в скале есть затененная ниша, в двадцати-тридцати ярдах от нас. Еще одна пещера или просто углубление?

Но внимание Джесси привлекла не сама ниша.

Рядом кто-то шевелится.

Я смотрю в бинокль и вижу ослика, отгоняющего хвостом мух.

— Это они, — шепчу я. — По крайней мере, один из них.

Джесси прикладывает палец к губам и кивает, чтобы я молча следовала за ним. Осторожно и по возможности тихо я крадусь за ним след в след, обходя заросли кустарников и ежевики и цепляясь рукой за обломки скал, чтобы не сорваться в овраг.

Мы подкрадываемся к ослику. Он действительно привязан у входа в еще одну пещеру, только проем загорожен камнями и стволами деревьев. Углубление небольшое, даже вблизи смотреть особо не на что.

Пока Джесси водит револьверами в обеих руках по сторонам, проверяя, нет ли опасности, я, пригнувшись, подбираюсь к заваленному входу.

Мне требуется минута, чтобы глаза привыкли к темноте, и первое, что я вижу в глубине пещеры, — золото. Оно свалено грудой у задней стены: крупные самородки размером с ладонь и целая куча других, поменьше, но тоже не такие, чтобы отмахнуться. Это не шахта, а один из тайников. Но где бы ни была сама шахта, видимо, в ней расположена настолько богатая золотоносная жила, что куски руды можно попросту отбивать молотком. В Прескотте ослики часами крутят карусель, перемалывая землю, и в итоге старатели получают кусочки золота размером с ячменное зерно или вовсе песчинки, как в кисете у па. Но самородков такого размера я не видела никогда в жизни.