Цепи - Седова Александра

Пока я девок из клуба спасала, потом байк на ремонт к пацанам возила, не успела дома ничего сделать. Бабушка вернулась раньше, и, судя по ароматам, витающим в воздухе небольшой старой квартирки, уже приготовила ужин.

– С девками встречалась, потом к Грише в гараж заехала. Прокладка прохудилась, всё масло вытекло, пришлось менять. – В доказательство своих слов демонстрирую бабуле руки, выпачканные дорожной грязью и моторным маслом. Запах специфический, ни с чем не перепутаешь.

– Зачем к Гришке потащилась? Не могла сама прокладку поменять? – грозно трясёт морщинистыми щеками, суровым взглядом припечатывает. – Знаешь ведь, чем он у себя в гараже промышляет?! Угнанные тачки чинит, номера перебивает. А если менты нагрянут, когда ты там вошкаешься?

– Ба, я, конечно, могу и сама, только у меня инструментов нет. И Гриша профессионал! Лучше него никто в Приморске не сделает, знаешь ведь.

– Ой, нарвёшься ты когда-нибудь на неприятности! – вздыхает бабушка с таким выражением, словно констатирует факт. – Живо руки мыть и за стол!

– Слушаюсь, гражданин начальник, – отдаю честь, приложив ладонь к виску, за что получаю лёгкий подзатыльник.

– К пустой голове не прикладывают! – поучает бабушка.

Хихикаю в ответ, бегу скорее в ванную.

Ужинать пришлось в одиночестве, так как Печенька засела перед телеком. Перемыв посуду после ужина и убрав кастрюлю с супом в холодильник, устраиваюсь рядом с ней на диване.

Свет от экрана мерцанием освещает силуэты ещё советской мебели и лицо родной бабушки. Ближе и любимее неё у меня никого нет. За неё, глотку перегрызу любому.

– Плед подай, – командным тоном просит бабушка, слегка хриплым уставшим голосом.

Достаю плед из натуральной шерсти, связанный вручную и подаренный бабушке одной из заключённых много лет назад. Накрываю им хрупкие худые колени, рядом сажусь.

Бросаю взгляд на телек и резко падаю в пропасть. На экране тот самый мужик из клуба! Реально, что ли, режиссёр? Внимательно слежу за его речью, не могу поверить, что лоб в лоб встретилась со знаменитостью.

– Ба, этот мужик предложил мне главную роль в кино… – шепчу как умалишённая.

– Чё ты мелешь, блаженная? – плюётся Печенька. – А ну, признавайся! Курила в гараже у Гришки? Ларка, ты меня знаешь, я за наркоту тебя…

– Ба, да честно! Клянусь! В клубе сегодня его встретила, он мне визитку дал! – бегу в ванную, выгребаю джинсы из корзины для грязного белья, шарю по всем карманам. Молюсь, чтобы я визитку не посеяла. Аж вспотела.

Нашла! Прочный пластик даже не помялся! Только немного поцарапался о ключи.

Несусь обратно в зал, свет включаю, визитку бабуле протягиваю и её очки.

Водрузив на нос очки с толстыми линзами, бабушка сосредоточенно читает выведенные золотыми буквами слова.

– Что, говоришь, он тебе предложил?

– Главную роль в кино, представляешь? Так и сказал, что сделает из меня звезду. Времени дал до завтра подумать.

– А ну, тащи свой телефон, звони сейчас! – командует старушка.

– Ба, ты чего? Не поеду я ни в какую Москву! Как я тебя оставлю? А тренировки? Скоро бой в Омске, я наш край представлять буду. А девки? Кто их защищать будет? Да и Ворон меня не отпустит, ты же знаешь.

– Воронов со дня на день за решётку загремит! А таких как он там не чествуют, на зоне не продержится. Слишком самоуверенный. Или убьют, или сам вздернется. Ларка! Ты пойми, мы в таком месте живём, пуще болота, из которого трудно выбраться. Я тебя в спорт привела, чтобы ты хоть немного от этого всего отдалилась. Доча, если есть возможность свалить из этого гадюшника, то нечё и думать! Звони, кому говорю! Снимешься в фильме, а там, глядишь, и в столице освоишься. Новую жизнь начнёшь, доча!

– Ба, а как же ты?

– Ларка, ну в кого ты такая мозгом скудная, а? Нечё за меня переживать, я сама о себе позабочусь. Тебе о себе думать надо! О будущем. Ты оглядись вокруг хорошенько, посмотри. Все, кто имеют хоть какую-то возможность, бегут из города, и правильно делают. Доча, звони, пока этот режиссёр не передумал!

– Ба, так я же не умею… в кино… какая из меня актриса?

– Да ёлки-палки, твою налево! Разберёшься как-нибудь! Звони, кому сказала!

– Ба, а как же Женька Женевна? Бой в Омске? Я же весь край подведу, если уеду.

– Женька поймёт, чай не дура. На бой свой из Москвы полетишь, постоишь за родной край, и обратно в столицу воротишься. Ларка, звони уже этому режиссёру, будь он не ладен! Покуда ещё на боковую не улёгся.

***

Попугай. Вылитый. Как этот режиссёр доехал до аэропорта в нетронутом состоянии – большой вопрос. Представляю, как чесались кулаки у водителя такси. На Марате рваные джинсовые шорты ниже колена, поддерживаемые ярким броским салатовым ремнём, белая майка и ярко-оранжевая льняная рубашка с золотыми пуговицами. Волосы стоят под натиском тонны геля иголками вверх, на носу ярко-оранжевые очки, зеркальной поверхностью отражающие охреневшие от внешнего вида режиссёра серые лица прохожих и скудный интерьер аэропорта.

Печенька уже минут десять пристально буравит мужчину недоверчивым взглядом. Перекошенный рот и сощуренные старенькие глазки – говорят о её сомнениях в его психоэмоциональном здоровье. Таращится на него, как на диковинный артефакт из другой вселенной.

– Ларка! Ключи. – Неожиданно рявкает не сводя глаз с режиссёра, протягивает ко мне раскрытую ладонь.

Точно! Забыла.

Вынимаю из переднего кармана ключ от байка, бабуле в морщинистую ладонь вкладываю.

Лёгкое касание её руки, тёплой, родной, любящей, и я готова разреветься. Жалею, что мне не хватает характера, чтобы перечить бабушке. Заявить бы ей, что я никуда не поеду. Не оставлю её одну. И вернусь домой. Но Печенька непреклонна. Выгоняет меня невидимым пинком под зад из родного города, подальше от моей привычной жизни.

– Бензин хоть есть? – спрашивает бабушка, пряча ключ в сумке. Наконец перестала пытать режиссёра испытующим взглядом, мужик аж громко выдохнул с облегчением.

– Полный бак заправила. За маслом следи, и это… не гоняй, ладно?

– Яйца курицу не учат! – огрызается. – Нечё сопли жевать! Собрали жопы в кулаки и полетели! – её приказ адресован не только мне, но и режиссёру. – Слышь, петушок, если с моей дочей, не дай Бог, что-то случится, я тебе мошонку отрежу, сделаю из неё кожаный кошелёчек для мелочи. Понял? – взгляд Печеньки убийственнее, чем её угрозы. Марат на автомате кивает, его кадык резко дергается вниз и вверх – незаметно сглатывает подкожный страх перед старушкой.

Хотела бы я так же. Чтобы одним взглядом внушать людям ужас и создавать видимость внушительной силы. Печенька ведь на самом деле – хрупкая старая женщина, с кучей хронических заболеваний и нелёгкой судьбой. Ветер чуть сильнее дунет – и унесёт её, как Элли. Но при этом, даже незнакомые люди зачастую испытывают слабость и страх перед её властным колючим взором.

Бабушка не терпит слезливых прощаний, поэтому приходится собрать чувства в кулак и показать внешний стержень. Быстро чмокаю морщинистую щеку, за короткий миг в полной мере ощущаю, как что-то родное, надёжное, ускользает во времени. Как моя жизнь делится на «До» и «После». Неприятное чутьё, развитое выживанием в самом опасном районе, стрекочет в душе о том, что это последняя встреча с бабушкой.

Бред!

Я ухожу, чтобы вернуться.

И всё же, приходится смахивать с себя гнусное предчувствие беды, словно упавшие на плечи весенние снежинки.

Усталость от долгого перелёта и сидения на одном месте вытеснила тревожные мысли и чувство страха.

Марат отправил меня в гостиницу с водителем, а сам поехал в офис по делам, заодно и за контрактом, который должны были подготовить для меня его сотрудники. Он как будто совсем не устал, не успел сойти с трапа, как впал в телефонную кому. Бесконечные звонки, разговоры о делах, суета. Режиссёр в этом ритме, как я на ринге. На своём месте.

Водитель поселил меня в гостиницу, помог сумку до номера донести.

Позже молодая помощница режиссёра по имени Ангелина привезла мне контракт и ужин из кафе в одноразовых контейнерах.