Золотые рельсы - Боумен Эрин

Я смотрю на конюшню — за распахнутыми дверями пляшут языки пламени. Риз и Джесси взяли трех лошадей — Ребел, гнедую покойного дяди Джеральда и еще одну, клички которой я не помню, — но осталась Сильвер, соловая Кэти. Ее стойло с отдельным входом довольно далеко от огня, но она чует запах дыма, слышит треск пожара и в ужасе бьет копытами. Не в силах смотреть на это, я бегу по двору к ее стойлу, распахиваю дверь. Лошадь стремительно вылетает наружу, сбивая меня с ног. Я падаю на бок и роняю винчестер.

Гремит выстрел, пуля впивается в землю рядом с моей ладонью. Я вскидываю голову — судя по всему, стрелок затаился на склоне, который призван защищать убежище Колтонов. Бандит прячется где-то среди сосен, камней и кустов, и его совсем не видно. А я глупо выбежала на видное место, и мне негде укрыться, кроме как в охваченной огнем конюшне.

Поднимаясь на ноги, я тянусь за ружьем, но очередной выстрел заставляет меня отскочить и нырнуть в конюшню. Там темно от густого дыма, пламя подбирается ко мне из соседнего стойла. Я кашляю, пытаюсь нащупать что-то, чем можно подтянуть к себе валяющийся у входа винчестер, и натыкаюсь на толстое одеяло, которым Сильвер накрывают на ночь. Им можно попробовать затушить огонь, что я и проделываю, но на месте прибитых языков пламени вспыхивают новые. Дышать нечем, деваться некуда, надо бежать из огненной ловушки. Поворачиваясь к двери, я замечаю человека, стремительно надвигающегося на меня сквозь дым. Но это какой-то другой бандит, не тот, что свалился в пруд. Значит, их двое. На этом — кроваво-красная куртка, рот и нос закрыты платком, темные глаза хищно сверкают из-под полей шляпы.

Я отпрыгиваю вправо. Он загораживает мне путь ружьем, и я падаю на четвереньки. Он хватает меня за лодыжку, я брыкаюсь изо всех сил, попадая ему в грудь или в лицо. Не оглядываясь, рвусь к дому, но уже у соседнего стойла он вцепляется в мою вторую ногу и подтаскивает меня к себе. Я скребу ногтями грязь и камни, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Юбка подо мной сбилась в ком.

Он опрокидывает меня, я пинаюсь и кричу, но он прижимает меня к полу коленом. За его спиной и вокруг нас танцуют языки пламени. Жар становится невыносимым.

— Где золото, девочка?

— Не знаю!

Он хватает меня за подбородок, заставляя взглянуть на него.

— Где золото?

— Они мне не сказали…

Тут он зажимает мне нос и рот, перекрывая доступ воздуха, слезы брызжут у меня из глаз.

— Пожалуйста, — мычу я. — Я не знаю, где оно.

В руке у него нож, он размахивает им перед моим лицом, проводит им по носу, губам, подбородку. Поддевает им ворот платья, ткань рвется, обнажая плечо.

— Последний шанс.

— Я не знаю, не знаю. Пожалуйста. Я ничего не знаю.

Он склонил набок голову, ему весело.

— А я тебя помню, ты была в Викенберге.

Я холодею.

— Видишь, кто теперь пойман и связан, видишь, кто просит пощады!

Я извиваюсь в поисках хоть какого-нибудь оружия, хотя знаю, ничего такого тут нет. Но, может, под руку подвернется камень. Мои пальцы нашаривают что-то настолько горячее, что я невольно отдергиваю их. Это раскаленная от огня подкова.

Пока бандит, сминая юбку, щупает меня за бедра, я беру обжигающую стальную вещицу и, подняв ее, швыряю ему в голову. Попадаю.

Он с криком вскакивает на ноги.

А я изворачиваюсь, как ящерица, и вылетаю во двор; боль пульсирует в обожженной ладони. В стог сена, которое того и гляди вспыхнет, воткнуто единственное доступное мне сейчас оружие — вилы.

Все тонет в клубах дыма, но бандит, изрыгая ругательства, стремительно приближается. Я хватаю вилы и резко выставляю их вперед, ориентируясь на звук. «Всадник» не успевает заметить опасность — он слишком разогнался, надеясь вот-вот схватить меня — и с разбегу налетает на острые зубья. Я изо всех сил упираюсь ногами в землю, выдерживая навалившийся вес, а потом, несмотря на адскую боль в обожженной руке, толкаю вилы вперед.

Его глаза вылезают из орбит. Он смотрит вниз на грудь, на впившуюся в него сталь, на расползающиеся по куртке три темно-красных пятна, хватается за ручку и пытается вытащить вилы.

Я отшатываюсь, он падает на колени, заваливается набок и лежит, не двигаясь. Выждав с минуту, я подбираюсь чуть ближе и носком ботинка тыкаю его в спину. Ничего не происходит. Обогнув поверженного бандита, я пинаю его в голову, посильнее. Он смотрит на меня немигающим взглядом.

Я отхожу, подавляя рвотный позыв. Но нужно было убедится. Ошибаться больше нельзя. Нельзя, чтобы вышло как с первым бандитом.

Первый! Я поднимаю голову как раз вовремя: «Всадник» в серой куртке, прихрамывая, поднимается на крыльцо и скрывается в доме.

Я бросаюсь за ружьем. Оно нагрелось от пламени пожара, а моя ладонь покрыта волдырями от ожога. Лодыжки и бедра саднят — мертвый бандит впивался в мою кожу грязными ногтями… Плевать! Я бегу в дом с винчестером наготове.

К крыльцу тянется кровавый след. Я передергиваю затвор, поднимаюсь на крыльцо и прицеливаюсь.

«Всадник» в серой куртке почти добрался до двери в спальню Кэти. Меня он не замечает.

На этот раз я не промахнусь. Даже если пуля пройдет сквозь него, кровать находится в стороне. Кэти и малыш в безопасности. Пуля засядет в стене.

Я набираю в грудь воздух и прицеливаюсь.

И за мгновение до того, как я нажимаю на курок, раздается выстрел.

Я поднимаю голову — бандит все еще стоит в дверях, но на его спине алеет пятно крови. Оно медленно расплывается, и он валится вперед, его голова с глухим стуком бьется о дверь.

Я вбегаю в спальню.

В вытянутой руке Кэти дымится один из ее кольтов, другой рукой она прижимает к себе плачущего Уильяма.

Глава сорок пятая

Риз

Джесси летит к земле целую вечность, словно подхваченное ветром перышко. Потом время обретает обычную скорость. Согнувшись, он падает на землю и катится, кувыркаясь, сквозь кусты, колючки и камни, а поезд мчится вперед.

Роуз спрыгивает на платформу. Я инстинктивно вскидываю руку, чтобы отвести удар, но он не бьет меня, а хватает за рубашку.

Я едва успеваю сунуть пистолет в кобуру, и мир переворачивается с ног на голову.

Мгновение невесомости, грохот удаляющегося поезда, а затем удар. Из легких вышибает весь воздух. Я стараюсь сгруппироваться, как Джесси, и понимаю, что уже поздно и теперь лучше расслабиться. Камни впиваются в тело сквозь рубашку, пыль лезет в рот и глаза. Колючки раздирают одежду и кожу, книга в кармане куртки больно впивается в бок.

И внезапно всё прекращается.

Я лежу на по-зимнему холодной земле.

«Вставай! — в ушах грохочет голос Роуза. — Вставай, никчемный ублюдок!»

Я поднимаю голову.

Босс с трудом встает на ноги, вытаскивая из кобуры кольт. Я понимаю, он целится в Джесси, который, хромая, бежит к Ребел, привязанной к мескитовому дереву там, где начинается тропа к горному убежищу. Раненая рука Колтона безжизненно висит, рукав красен от крови.

«Вставай, Риз».

Так неожиданно услышать собственное имя — не Мерфи, не сынок, не малыш, — что мне требуется секунда, чтобы понять: это не Босс в моей голосе, это я сам.

«Давай, давай, не время разлеживаться».

Я поднимаюсь на четвереньки, сажусь на пятки. Роуз начинает стрелять. Пули летят через кактусы и кустарник, все ближе и ближе к Джесси.

Я достаю пистолет, прицеливаюсь и нажимаю на курок.

Лютер Роуз роняет оружие и падает на колено — моя пуля угодила ему в бедро.

— Вставай! — кричу я ему. — Никчемный ублюдок!

Джесси уже в седле, он скачет к лесу и вскоре скрывается за стволами деревьев. Он в безопасности. Роуз рывком встает, опираясь на здоровую ногу.

— Мерфи, — говорит он. — Я знаю, почему ты думаешь, что я тебя обидел. И мне жаль.

— Нет.

— Я подвел тебя. Дай мне исправить это.

Он смотрит на меня так, как много раз прежде, когда называл меня «сынком». Он даже не удивлен, что я его предал. Только опечален.