Цепи - Седова Александра

Казалось бы, чего тут сложного? Зритель увидит этот момент по телевизору, всего один миг, и даже не запомнит актёра, сыгравшего грибника. Не оценит проделанную работу команды. Но режиссёр требует отдаться этой сцене на все сто! Заставляет грибника раз за разом подходить, поднимать одну и ту же ветку, пока результат его не удовлетворит.

Понимаю, что от страха немеют пальцы на ногах и сжимаются лёгкие. Если Марат так строг к простому грибнику, то что ждёт меня? Я ведь даже стихи в школе не любила рассказывать, не умела.

В ожидании следующей сцены, в которой предстоит участвовать мне и Роберту, переминаюсь с ноги на ногу, стоя у одной из камер. Разглядываю актёров в полицейской форме, готовящихся к съёмке, мысленно повторяю свой текст.

– Клара, верно? – совсем рядом раздается неприлично бархатный голос.

Повернув голову на звук, впечатываю взгляд в физиономию Роберта, пробегаю по нему оценивающим взглядом. Надо отдать должное Никите, гримеру удалось преобразить мужика до неузнаваемости. Этот красавчик передо мной кардинально отличается от того взъерошенного хамовитого павлина, что встретился мне утром. Сейчас на нём коричневые брюки на подтяжках, белая рубашка, на кожаном ремне кабура с пистолетом, одним видом придающая ощущение силы и мужественности. Сверху надето длинное песочное пальто, от которого несёт уже знакомыми духами.

– Чё вылупился? – резко бросаю с вызовом.

Мужик на мгновение растерялся, ушёл взглядом в землю под ногами, улыбнулся с поднятыми бровями и снова припечатал.

– Один вопрос, кораллы так и не нашли? – давясь ехидством, спрашивает.

– Знаешь, сколько раз за свою жизнь я слышала эту шутку? – смотрю на него как на идиота, коим и считаю.

– Сколько?

– Больше, чем волос на твоей заднице.

Мой тон и манера общения определённо вводят его в тупик. Он теряется, не знает, как ответить, поэтому просто улыбается. Ну как просто? Не просто. А как‑то слишком притягательно, обворожительно, что ли. Не знаю, в чём магия, но хочется смотреть и смотреть, как его губы изгибаются, как глаза блестят в этот момент.

Внезапно Роберт сдвигает брови на переносице и шумно принюхивается.

– Кто разрешил брать мои вещи? – от обворожительной улыбки не осталось и следа. – Не смей больше прикасаться к моему парфюму! Возьми в туалете освежитель с запахом лаванды, такой парфюм как раз для тебя.

Как же чешутся кулаки! Его нос буквально окрасился в красный цвет мишени. Скрипя зубами, пытаюсь дышать, как учила Жень Женевна, отворачиваюсь, отхожу в сторону от Роберта, чтобы не сорваться.

– Все по местам! – приказал режиссёр в мегафон.

Ко мне подкатывают чёрный мотоцикл, на котором я должна въехать в кадр.

Роберт обернулся, прежде чем занять свою позицию возле трупа.

– Знаешь, я люблю заниматься благотворительностью, так что, пожалуй, подарю тебе пару бутылок освежителя. Морской бриз? Или альпийский луг? – деловито хмыкнув, он отвернулся и поспешил в кадр.

Стерпела. Внутри меня всё клокочет от злобы и раздражения, рвёт на части желание дать ему в лицо, выбить пару белоснежных зубов, подпортив его наглую улыбочку.

Но здесь так нельзя. Выкинут из фильма – как пить дать. А я Печеньке слово дала. Так что придётся проучить индюка по‑другому.

Глава 7

Клара.

– Я не понимаю… – Гулким шёпотом выдыхаю в воздух под носом слова отчаяния. От стыда кровь к щекам приливает, кожа потеет, грим течёт и расплывается.

В моей голове всё выглядело куда проще, чем оказалось. Нет, первую сцену я отыграла блестяще – по словам Марата, несмотря на то что он заставлял меня раз пять подъезжать на мотоцикле к жёлтой ленте, которой обозначили место преступления. Но вот дальше… Стоим на месте и не двигаемся – и всё из‑за меня! Недовольные вздохи съёмочной команды, ругательства режиссёра, уставшие, проклинающие глаза гримеров и стилистов, колкие замечания Роберта и слабая поддержка Игната, который, несмотря ни на что, даёт советы и продолжает верить, что у меня всё получится.

Камера. Мотор.

Приглушённый тканью свет прожектора светит в лицо, а напротив – он, кого я успела возненавидеть в первые минуты знакомства. Я никак не могу пересилить себя и сексуально улыбнуться ему. Эту улыбку, заигрывание голосом, а главное, любовь с первого взгляда с нетерпением ждёт даже труп, который уже устал лежать лицом в мокром мху и даже стал натурально пованивать.

Я пытаюсь, честно! Но как только смотрю на Роберта, всё тело сковывает невидимыми цепями. Мышцы лица каменеют. Язык словно свинцовый – не двигается. Улыбка выходит настолько неестественной, что я чувствую себя куклой с пластилиновыми губами.

– Нет, я так больше не могу! – вопит от негодования Марат, швыряет на землю матюгальник и спешит в лес, чтобы проораться как следует и отпинать куст папоротника.

За последний час режиссёр делает так уже третий раз. Роберт спешит за ним – будет настаивать, чтобы меня вышвырнули.

– Эй, не переживай, – Игнат тут как тут. Мои плечи утопают в его огромных руках. – Все поначалу боятся камеры, это нормально.

– Я не боюсь камеры! – рявкаю на него от собственной беспомощности. Уже вижу, как с позором еду домой на поезде в плацкарте и оправдываюсь перед бабулей. – Просто не могу! Вот так…

– Как?

– Улыбаться в лицо человеку, который не нравится. Лицемерить не умею. Не приучена. Если считаю вашего Роберта уродом, то никак по‑другому не получится…

– Хмм, – нахмурившись и одновременно улыбнувшись, Игнат понимающе заглядывает в душу через призму глаз. Как будто сквозняком прошибло. Неприятно, словно он всю подноготную видит. – Роб всех раздражает, не только тебя, – произносит, сбавив громкость. – Такие, как он, ярко горят, но быстро. Уже через пару лет никто и не вспомнит о таком актёре. А для тебя это шанс, нужно просто…

– Не умею я играть! Не училась этому, – на манер капризной барышни, больше от безысходности и усталости, складываю руки на груди и топаю ногой.

– Марат очень рисковал, утверждая на главную роль девушку без специального образования и без опыта.

– Думаешь, я совсем тупая и не понимаю? Что мне делать?

– Будь собой, – произносит, мягко улыбнувшись. – Роберт – человек неприятный, а вот его персонаж – другое дело! Старший следователь, опытный полицейский. Честный. Спасает жизни и борется с преступностью. Забудь о Робе. На площадке его нет, есть только следователь Лётчик Андрей Геннадьевич.

– Ладно, я попробую, – выжимаю из остатков внутреннего запаса позитива слабую улыбку.

И опять всё по‑новой.

Камера. Мотор. Начали!

Эти слова вместе со щелчком хлопушки будут сниться в кошмарах.

Спустя пару дублей слышу заветное:

– Стоп, снято!

И сердце к горлу подскакивает. От радости. Но сил нет ни капли, чтобы хоть как‑то выразить эмоции.

Мне всё ещё стыдно и неловко. Всем телом и душой ощущаю себя лишней. Здесь все знают свою работу, кроме меня.

Вечером команда устроила вечеринку в честь начала съёмок. А я словно случайно залетела на чужой праздник. Разговоров их не понимаю, да и не хочу вникать.

Пить не собираюсь, танцевать не умею.

Хочу свалить с этого праздника жизни.

Радуюсь тому, что меня никто не замечает, никто не пытается остановить.

Захожу за один из трейлеров, чтобы сократить путь до своего вагончика, и останавливаюсь. В заднем кармане джинсов вибрирует мобильник.

Достаю устройство, тыкаю пальцем в покрытый «паутиной» экран, читаю сообщение от Ворона:

«Правда что ты уехала в столицу?»

«Малая, я тебя не отпускал!»

Вот и всё.

Как бы далеко я ни бежала, моя реальная жизнь настигнет везде. А я и думать про Ворона забыла, как и о его решении жениться.

Ответить нужно – Ворона нельзя игнорировать, это может плохо кончиться. Рано или поздно мне придётся вернуться домой, и я ещё в своём уме, чтобы отвергать правила игры, установленные на районе.

Не успеваю напечатать ответ – чужая ладонь сжимает рот так крепко, что я на секунду теряю дыхание. Паника обжигает грудь, но инстинкты включаются быстрее, чем мозг успевает придумать хоть одну умную мысль. Как только хватка слабеет, я резко бью локтем назад, выворачиваюсь и со всей силы заряжаю кулаком в челюсть нападавшему.