Простить Макара за то, что произошло между нами несколько недель назад, я всё ещё не могла. Да и не хотела. Мне было больно, сердце сжималось от предательства, которое он нанёс нашей семье.
Глава 57.
Мы сидели втроем, и тишина была уже не напряженной, а мирной, устоявшейся. Тонечка почти заснула у любимого отца на плече, утомленная слезами и эмоциями.
Я осторожно поднялась, чтобы унести ее в кроватку, но Макар жестом остановил меня.
— Дай еще пять минут, — тихо попросил он. — Пусть уснет покрепче. Не хочется, чтобы ее сладкие сны прервались.
Я кивнула, понимая, что муж прав. Он стал таким… эмм… словно хотел наверстать те годы, что был далек от отцовства.
Я положила руки на живот, понимая, что скоро снова стану мамой и это щемящее чувство влюбленности в свое дитя снова меня накроет с головой. Хватит ли меня на двух детей, справлюсь ли я? Я не знала, но хотелось верить, что хватит.
Мы снова замолчали.
Макар смотрел в окно на темнеющее небо. Его лицо было усталым и задумчивым. Казалось, он что-то взвешивал, решал для себя что-то важное.
— Я был у Шторма, — вдруг сказал он, не глядя на меня. Его голос был глухим, лишенным всяких эмоций.
Мое сердце екнуло. Я замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть этот редкий момент откровенности. Я знала, что он поехал в СИЗО к этому преступнику и собиралась спросить его об этом. Но потом внезапно пришла свекровь и все завертелось.
— Он… пытался давить на меня. Через тебя. Говорил, что знает, где ты была, что у него есть люди, которые могут найти тебя и… напугать. Чтобы я помог ему выйти под залог. Он считал, что раз я «потерял контроль» над женой, то я уязвим. Что могу пойти на сделку, чтобы обезопасить тебя.
– Чего ему от меня надо? - шепотом спросила, закусив губу.
– Дело в его дочери. Он никак не может простить тебе то, что ты засадила его Ксюху в СИЗО.
– Я бы и сейчас так сделала, - прошипела я сквозь зубы, - ее место там.
Он повернул голову, и его взгляд наконец встретился с моим.
В его глазах была та самая усталая ярость, что я видела утром.
– Она не била Тонечку, я бы не позволил.
– Значит, она посидела несколько суток в СиЗО для профилактики, - пожав плечами, ответила. – Мне показалось это разумным.
— Я сказал ему, что если он или кто-то из его людей тронет тебя или Тоню, я лично сделаю так, что он сгниет в самой глубокой тюрьме на этом свете. Что я не буду играть по его правилам. Я буду играть по своим. И что его дело теперь – моя личная vendetta. Он не выйдет. Я не позволю.
От его слов стало холодно. В них не было бравады. Была простая, железная уверенность. Он не защищал меня из любви. Наверно. Он защищал свою собственность от посягательств другого хищника. Но в данный момент это не имело значения. Имело значение то, что он сделал это. И от его поступка на сердце стало тепло и уютно.
Теперь я точно знала, что мы с дочерью в безопасности.
— А Ксюша… — он снова отвел взгляд, будто ему было стыдно. — Это была ошибка. Глупость. Мать… ты знаешь, как она давила на меня. «Наследник», «династия», «ты что, не мужчина?». А ты… ты после той потери… была как сомнамбула. Тебе точно было не до меня. Мне казалось, ты меня вообще не замечаешь. Что ты в своем горе. А мне… мне нужно было доказать, что я все еще могу. Что я… — он замолчал, не в силах подобрать слова. — Это не оправдание, конечно. Это жалкое объяснение. Я ее не любил. Не хотел. Это был поступок мальчишки, который пытается ткнуть мать в ее же советы и что-то ей доказать. «Хочешь наследника? На тебе, получай. От кого угодно, только не от жены». Идиотский, мелкий бунт.
Он горько усмехнулся, а я вся сжалась.
– Макар, ты…
– Подожди, Олесь, - не дал мне договорить и продолжил, - получилось только хуже. Я чуть не потерял все из-за этой идиотской гордости и желания сделать назло матери.
Он осторожно, чтобы не разбудить Тоню, провел рукой по своей щеке.
— Я не прошу прощения за это. Потому что никакие слова не отменят того, что было. Но я хочу, чтобы ты знала. Это не было любовью. Не было чем-то важным. Это была самая большая и самая тупая ошибка в моей жизни. И я расхлебываю ее до сих пор. Я был самым тупейшим мудаком из всех мудаков. И мне теперь с этим жить.
Он замолчал, исчерпав себя.
Признание далось ему невероятно тяжело. Муж вывернул наизнанку свою гордость и показал мне самое уязвимое и самое неприглядное, что в нем было.
Я молчала.
Гнев, обида, боль – все еще клокотало во мне. Но поверх этого нарастало другое чувство – странное, почти необъяснимое понимание. Он не оправдывался. Он объяснял. Не просил простить его за измену. Он просто показывал механизм той чудовищной ошибки, которую совершил. И в этом было больше уважения ко мне, чем в тысячах покаянных слов.
Макар не ждал ответа. Он аккуратно поднялся с дивана, бережно неся на руках спящую дочь.
— Я отнесу ее, — тихо сказал он и вышел из гостиной.
Я осталась сидеть одна, слушая, как его шаги затихают на лестнице. Он не совершил подвиг. Не бросился под пули. Он просто сделал то, что должен был сделать как мужчина – защитил свою семью от угрозы и признался в своем самом большом провале. Без прикрас. Без самооправдания.
И этот страшный, неудобный, болезненный разговор сделал для нашего примирения больше, чем все его предыдущие попытки «владеть и управлять». Он перестал быть тем непробиваемым монолитом, которым всегда казался. Он показал трещины и червоточины, которые есть в каждом из нас. И сквозь них наконец-то проглянул не идеальный хозяин жизни, а живой, запутавшийся, ошибающийся человек.
Я поднялась и пошла за своим мужем и дочерью.
Макара я не простила, но мне точно стало намного легче.
Глава 58.
Утро началось с того, что тишину нашего нового, хрупкого перемирия нарушил звонок домофона. Я подняла голову с подушки и прислушалась.
Послышались шаги в холле. Муж вышел из гостевой комнаты и подошел к домофону.
Дальше я не слышала.
Накинув халат, я вышла из спальни и заглянула в детскую комнату. Тонечка еще спала прижав к себе плюшевого мишку.
Запахнув полы халата и покрепче завязав кушак, я спустилась в гостиную и посмотрела на мужа.
– Доброе утро, - мягко произнес муж, - к нам гости. Нежданные.
– Доброе, - зевнула я. - Кто?
— Егор Михайлович, твой бывший начальник, — произнес муж, стараясь скрыть эмоции.
Макар, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди, нахмурился. Он взглянул на меня, затем его глаза метнулись к двери, откуда доносились шаги. На мгновение его лицо стало вопросительным и напряженным.
— Ты ждала его?
— Нет, — честно ответила я. — Не ждала.
Он молча кивнул, его челюсть напряглась. Старые демоны ревности и подозрительности на мгновение подняли голову, но он сделал глубокий вдох и открыл дверь.
– Ну, здравствуй, – холодно сказал Макар, глядя на сосредоточенного Егора. Мой бывший босс выглядел отлично: отглаженные брюки, аккуратно уложенные волосы и ухоженная борода.
Он не снимал пальто, его поза была прямой, почти военной. Мужчина кивнул мне, коротко и сухо, а затем его взгляд устремился на Макара.
— Тихомиров. Нам нужно поговорить. Без дам, — его голос был ровным, но в нем звенела сталь.
Макар изучающе посмотрел на него, затем медленно кивнул.
— Прошу в мой кабинет.
Они прошли внутрь, закрыв за собой дверь. Я осталась стоять в прихожей, сердце колотилось где-то в горле. Я боялась этой встречи. Боялась, что все хрупкое, что нам удалось выстроить, рассыплется в прах от одного неверного слова.
За дверью кабинета сначала царила тишина, потом послышались приглушенные голоса. Они говорили не крича — это было бы менее страшно. Они говорили тихо, сдавленно, и от этого по спине бежали мурашки.
