Катрин Корр
Внутри
1
Я что-то почувствовала. Ощутила непривычные колебания где-то в груди и неприятный металлический привкус во рту. В ушах резким порывом ветра пронесся чей-то прокуренный голос и неприятный звук, похожий на скрип двери.
– И ты его никогда не видела? Он же твой типа брат. Эй, красавчик, ещё мартини!
Вопрос Насти возвращает мои мысли в шумное люксовое заведение – смесь современного ночного клуба и модного ресторана, куда стекается молодежь огромного мегаполиса. Сегодня вечером моя подруга решила отметить окончание продолжительной работы над картинами для своей первой художественной выставки, которая состоится через пару недель. Хоть я и не горю желанием находиться здесь и уж тем более танцевать, как это делают сейчас наши подруги, отказать в приглашении я не смогла. Да и мне, наверное, лучше быть сейчас с подругами, чем одной.
– Он мне не брат. И видела я его всего один раз на фото. Нет, мне достаточно! – говорю бармену, когда он ставит на стойку два бокала для мартини.
– Тебя удочерили его родители, а это значит, что он твой брат! – смеется Настя. – И какое ещё достаточно? Наливай, дорогой! У меня праздник!
– А у меня завтра последнее занятие с группой перед летними каникулами, – напоминаю, в сотый раз поправив волосы у правой стороны лица.
– Завтра суббота! И тебе нужно готовиться к праздничному ужину в доме родителей, – играет Настя светлыми бровками. – Он наверняка будет громким!
– Вероника иначе не может.
– Жаль, не смогу присутствовать. Знала бы, что твой братец решит вернуться именно завтра, то полетела бы в гости к отцу в понедельник.
– Не называй его так! Он не мой братец.
– Ладно. Но вы всё равно как бы родственники. Кстати, как у Богдана дела?
– Ты сегодня решила добить меня окончательно, да?
Подруга смеется и понимающе гладит меня по плечу.
– Просто шучу.
А я просто его ненавижу.
– Бедняга влюблен в тебя по уши года три.
– И что? Я теперь обязана выйти за него замуж?
– Нет, но и предложение, думаю, не за горами, – веселится Настя. – Даже если ты скажешь ему твердое «нет» и сбежишь на другой континент, он всё равно будет искать возможность сблизиться с тобой.
К сожалению, иногда я думаю так же. Правда, после того, что случилось сегодня, мне очень хочется верить, что ему больше не придет в голову хоть как-то со мной контактировать. Хотя бы потому, что каждый раз, глядя на меня, Богдан будет вынужден вспоминать о том, какой он мерзкий и бессовестный мужчина. И мужчина ли?
– Досадно! – затягивает Настя. – Как же досадно, что я не смогу завтра приехать. Хотелось бы взглянуть на виновника торжества. Сбежавший и неуловимый сынуля семьи Кох! Из-за которого ты настрадалась, – как бы добавляет она с деланным осуждением. – Сколько его не было?
– Четырнадцать лет. И я вовсе не страдала, не преувеличивай.
– Ну да. И все эти годы ты совсем не жила в тени всеми любимого сына, племянника и друга, чьи акулы регулярно съедали тебя по кусочку.
– Если такое и было, то очень давно. И не в таких жутких деталях, какие ты описываешь.
– Вероника с Кириллом, должно быть, счастливы возвращению сына?
– Очень.
– А что чувствуешь ты?
– Ничего, – бросаю взгляд в сторону. – Кроме того, что хочу в туалет.
Настя берет ещё один бокал мартини и требовательно смотрит на мой.
– За меня! – предлагает она, зная, что я не смогу остаться в стороне. – Талантливую и неповторимую меня, которая проделала колоссальную работу и очень скоро будет вознаграждена!
– Ведьма! – смеюсь в ответ и салютую ей. – С языка сняла! Но забыла добавить, что я тобой очень горжусь.
– О-о! Обожаю тебя! Теперь останется пережить выставку, а потом можно смело отправляться в отпуск. Поедем вместе?
В очередной раз поправив волосы, залпом выпиваю мартини и беру свою сумочку.
– Ого! Вот это я понимаю поддержка! – смеется Настя. – А теперь идем танцевать!
– Ты иди к девочкам, а мне нужно посетить дамскую комнату. – Сползаю с высокого стула и целую подругу в сверкающую хайлайтером скулу. – Над совместным отпуском обещаю подумать. Скоро вернусь!
Я люблю танцевать, но сегодня точно не тот вечер. Оставив позади длинный бар и внушительную часть мягкой зоны отдыха, захожу в дамскую комнату. Бросив сумочку на широкий борт каменной раковины, поднимаю глаза на свое отражение в большом зеркале с холодной подсветкой. Из-за нее моя светлая кожа обретает болезненный голубовато-серый оттенок.
– Да! Да! Ещё, сладкий! – раздаются женские стоны за одной из закрытых белых дверей. – Ты лучший! Да! Да!
Темноволосая девушка, поправляющая макияж на другом конце, оборачивается и издает смешок.
– Ну, хоть кому-то сейчас хорошо.
Мне как-то всё равно. Достаю телефон из сумочки, не обращая внимания на эти охи-вздохи. Экран тот час загорается, показывая мне пропущенные звонки и сообщения от Богдана:
«Адель, нам нужно поговорить. Ответь на мои звонки».
«Адель, прости меня. Мне очень стыдно».
«Пожалуйста, не молчи».
Ставлю телефон на авиарежим, а в это время в просторной кабинке дело явно подходит к завершению. Когда женский стон рвется ввысь, а вместе с ним и низкое звериное рычание, я думаю о том, что несколько часов назад вовремя приложила ледяной кусок мяса к лицу. Не сделай я этого, у меня бы точно заплыл глаз.
– Это всё очень мерзко, но я ей почему-то завидую, – пожимает плечами темноволосая девушка и, бросив в сумочку тюбик с помадой, выходит из комнаты.
Да, это омерзительно.
Нет, я совсем не завидую.
Отправив сотовый обратно в сумочку, смачиваю руки холодной водой и остужаю горячую шею. Проклятый скрип, отдаленно звучавший в моих ушах, не дает покоя. Он не раздражает меня, не вызывает желание заглушить его громкой музыкой и алкоголем, а вызывает непонятное чувство: что-то между любопытством и опасением. Неприятное и необъяснимое чувство. Да ещё этот странный скрип… Я слышу его впервые, и в то же время он кажется мне очень знакомым.
Белая дверь открывается, и в комнату выходит высокая брюнетка в коротком сверкающем платье и громоздком черном пиджаке. Когда она подходит к раковине рядом со мной, я невольно обращаю внимание на её красные и припухлые от настойчивых поцелуев губы. Кто бы ни целовал их, он явно был очень возбужден и голоден.
Сполоснув руки и взбив пальцами густые волосы, она покидает дамскую комнату, но перед этим заглядывает в кабинку, где всё ещё находится её любовник, и говорит:
– Рада была встрече! Надеюсь, теперь мы будем видеться чаще?
– Непременно.
Опускаю взгляд на тонкую струю воды. Последняя порция мартини, выпитая почти залпом, ощутимо дает о себе знать: струя перед глазами как будто танцует.
Стоит ли рассказать обо всем Насте и испортить ей веселый вечер своими проблемами? Возможно, поговорить бы с ней сейчас мне не помешало, но…
Нет. В другой раз.
Снова споласкиваю ладони и остужаю шею. Перехожу к плечам и отбрасываю за спину длинные каштановые волосы, которые отлично скрывали явный след того, что всё же стоит обсудить с близкой подругой. На скуле, ближе к росту волос, сияет алое с фиолетовой тенью пятно и всё ещё пульсирует кровавая ссадина, которую тональное средство едва ли смогло замаскировать.
И как это могло получиться? Ладно синяк, но ссадина-то откуда взялась?
Заглядываю в сумочку, чтобы достать пудру и корректор, и в этот момент в комнате появляется страстный любовник той жгучей брюнетки.
Поправляя закатанные рукава черной рубашки, он подходит к соседней раковине, а потом легким движением пальцев включает воду. Напор сильный и громкий, как и его энергетика, припечатавшая меня к темной стене. Он тщательно моет руки, словно хирург перед операцией, а его серьезный взгляд излишне внимателен и сосредоточен. На его запястьях кожаные черные браслеты, часы на широком ребристом ремешке, а на груди, усеянной татуировками и черными волосами, переплетения из тонких черных шнурков с серебряной подвеской. Набрав в большую ладонь воды, мужчина наклоняется к раковине и щедро поливает широкую шею.
