Плохая фанатка - Бейли Тесса

Дыхание перехватило.

Ей это не снилось. Она действительно стала его кедди.

– Да, это я.

Кивнув, девушка окинула ее взглядом, в котором светилась… гордость?

– Ну, что тут сказать. Завтра обязательно на вас посмотрю, Джозефина. – Она повернулась к стоящему позади шкафу и заметно удивилась, когда отыскала там синюю папку, подписанную именами Джозефины и Уэллса. Потом торжественно протянула ее. – Здесь ваше расписание на ближайшие пять дней. Там же лежит официальный пропуск, который нужно будет носить на шее во время соревнований: не забудьте захватить его в раздевалку, где завтра утром можно будет забрать форму. А, и еще в папке лежит журнал для подсчета очков, карты поля, включая метраж, и билеты на сегодняшнюю коктейль-вечеринку.

– Коктейль-вечеринку? – переспросила Джозефина. Теперь понятно, зачем понадобилось платье.

– Да, это традиция. Нужно же дать гольфистам возможность раззадорить друг друга, пока они не вышли на поле. Сразу добавляет перчинки соревнованиям. – Потянувшись через стойку, она заговорщически сжала руку Джозефины. – Не обращайте внимания на их подначки.

– Не буду. – Легче сказать, чем сделать. Она до сих пор ощущала десятки внимательных взглядов, сверлящих спину. – Вы не знаете, Уэллс еще не приехал?

– Точно нет. Иначе все уже бы шептались, как школьницы.

– Или звонили в полицию. – Ее новая знакомая рассмеялась, и Джозефина взглянула на нее с благодарностью. – Спасибо за помощь.

– Обращайтесь. Я Бет Энн, буду тут всю неделю.

Развернувшись, Джозефина осознала, что все кедди в комнате пялятся на нее.

Все они ухмылялись: некоторые с любопытством, некоторые – явно стараясь запугать. Наверняка они слышали, что Уэллс взял ее своей кедди, а потому их реакция совершенно не удивляла: недаром пять лет подряд его называли главным мудаком гольфа.

Заметив интерес к Джозефине, одна из журналисток начала лихорадочно перелистывать записи, явно пытаясь понять, кто же она такая, и голова пошла кругом при одной только мысли об интервью с прессой. Быстренько сунув папку под мышку, Джозефина схватила чемодан за ручку и поспешила на выход.

Несколько минут спустя она уже стояла в шумном холле отеля с намерением получить ключ от самого дешевого номера, который забронировала заранее. Оставлять проживание на Уэллса явно не стоило, а она не собиралась терять такую возможность из-за нескольких сотен долларов.

Но когда она назвала администратору свое имя, тот растерянно посмотрел на нее.

– На ваше имя забронировано два номера, мисс Дойл.

– А. – На душе полегчало. – Значит, он все-таки забронировал номер.

– Да… – Взгляд молодого человека метался между ней и монитором компьютера. – С вашего позволения, предоставлю вам тот, который обеспечит… наиболее комфортное проживание.

– Давайте.

Пять минут спустя Джозефина поднялась в самый роскошный гостиничный номер, который когда-либо видела в своей жизни. Нет, она не могла называть его «номером». Тут было три разных дивана.

– Три? – Бросив чемодан на пороге, она ошарашенно прошла внутрь. – У меня одна задница, зачем мне три дивана? – пробормотала она.

Под босыми ногами расстилался мягкий ковер насыщенного бордового цвета. Из динамиков телевизора лилась успокаивающая музыка, а невидимый бриз кондиционера успокаивал нервы. Гигантская ванна с гидромассажем манила из ванной комнаты, и Джозефина, задохнувшись, прижала руки ко рту. Миновав кровать с балдахином, стоящую в отдельной спальне, она устремилась туда, включила горячую воду и сбросила с себя дорожную одежду. Нельзя было упустить возможность понежиться в ванне, когда в квартире ждал только крохотный душ, напор воды в котором напоминал вялое рукопожатие.

Как только ванна наполнилась на шестьдесят исходящих паром процентов, Джозефина стащила с волос черную резинку, помассировала ноющую кожу головы и шагнула в фарфоровый оазис. Тут же окунулась с головой и вынырнула со стоном, который соседи могли интерпретировать ну очень неправильно. А, будь что будет.

Она была в раю. Плевать на вечное недовольство Уэллса и необходимость мотаться за ним по полю для гольфа – если каждый вечер она будет возвращаться сюда, то оно того стоит. Джозефина пролежала в ванной так долго, что вода начала остывать. Тогда она снова добавила горячей, и восхитительная температура вырвала из горла очень громкий, очень признательный стон – и тут сквозь шумное журчание воды пробился приглушенный звук захлопнувшейся двери номера.

Нахмурившись, Джозефина выключила воду и повернулась. Наверняка это пришли соседи?

А шаги – они доносились из коридора, так?

И тут на пороге ванной возникли сто девяносто сантиметров Уэллса.

Джозефина завопила, и ее пронзительный вопль отразился от мраморных стен.

– Господи! – заорал Уэллс, быстро поворачиваясь к ней широкой спиной.

Но он успел увидеть ее голую грудь. Прямо туда и уставился. О боже. О боже!

Она схватила полотенце с бортика ванны и поспешно в него завернулась.

– Ты что здесь делаешь?

– Забавно, – сказал он ровным тоном, несмотря на напряженные плечи. – Я как раз собирался задать тот же вопрос.

– Меня сюда заселили. – Закрепив на груди роскошную махровую ткань белого полотенца, Джозефина хлопнула себя по лбу. – Надо было сразу понять, что это твой номер! Я же… видела же… блин!

Не поворачиваясь, Уэллс скрестил на груди руки.

– И что это значит?

– Видно же, что номер твой. Но ванная меня сбила. Заманила, как крокодила на мороженый окорок. Если бы не она, я бы сразу сообразила…

– Мне можно повернуться?

– Если тебя не смущает, что я в полотенце.

Он слегка запрокинул голову.

– Думаю, переживу как-нибудь, Белль.

– Ну, тогда… – Она оглянулась на зеркало, висящее над раковиной, и поморщилась при виде черных кругов натекшей туши и мокрых волос, с которых капала вода. – Ладно.

Помедлив, он обернулся: сначала посмотрел куда-то ей за спину, а потом все же поднял взгляд. Ей показалось или его зрачки были больше, чем раньше? Потому что она практически чувствовала, как из-за близости этого высокого, мускулистого спортсмена в такой интимной обстановке ее собственные зрачки перекрывают радужку. Причем он был одет, а она – абсолютно обнажена. От этого контраста по позвоночнику пробежали мурашки. Да и в целом он выглядел значительно лучше, чем в их прошлую встречу. Жилы на забитых татуировками предплечьях выделялись так, словно он снова начал качать руки, а вена на бицепсе, за которую то и дело цеплялся взгляд, исчезала под рукавом.

«Заканчивай пялиться».

– Я забронировал одинаковые номера. У тебя точно такой же. – Его взгляд на мгновение упал на полотенце у нее на груди, и по коже побежали мурашки. Или соски набухли из-за кондиционера? – Обе брони были на мое имя. Видимо, они перепутали ключи.

– А. – Значит… он забронировал ей такой же роскошный номер? Но почему? – Меня бы и обычный номер устроил.

– Слышал я, как ты стонешь. Верится с трудом.

Возмущение заклокотало в горле.

– Если слышал, зачем пришел?

– Ты сама себя слышала? Выла, как раненое животное. Я решил, что кого-то убивают. – Он поглядел на ванну и снова на нее. – Никогда ванну не видела?

– Сказал человек, которого на прошлой неделе чуть ли не бензопилой стригли. – Они ухмыльнулись друг другу. – Не могла же в твоем номере просто возникнуть какая-то женщина.

Он откинулся на дверной косяк и приподнял бровь.

– А. Ясно. Могла.

От этого осознания стало неприятно. Вовсе не из-за ревности. Нет, конечно. Разумеется, она не могла не испытывать здоровой симпатии к привлекательному спортсмену с шикарным телосложением, но она не поэтому столько лет его поддерживала. Она была его главной фанаткой, потому что на пике его успеха никто не мог с ним сравниться. Он один не боялся рисковать и плевать на устои. Он один никогда не гнался за лаврами – любовь к игре прослеживалась в каждом его движении, и это притягивало.