Убит тобой (СИ) - Семакова Татьяна

– Я думала об этом, но, – морщусь я и отрицательно покачиваю головой. – А если с ребенком кто? Да и без… нет. Хватает того, что из-за меня убили Максима.

– Ты хотела сказать, из-за меня? – хмыкает Карелин, а я пожимаю плечами и поднимаю на него печальный взгляд.

– А есть разница? Ничего уже не изменить. – Я собираю свои скудные пожитки обратно в сумочку, размышляю. – Получается, какая-то переодетая в горничную девушка украла у тебя флешку, а из меня сделали козу отпущения. И чтобы я никогда не смогла этот факт опровергнуть, решили убить.

– Это один из вариантов, – дипломатично говорит Тихон.

– Да-да, – отмахиваюсь я от его недоверия. – Воздушные замки стройте без меня.

– Анфис, – слабо морщится Тихон и устало растирает лицо. – Я не могу позволить себе абсолютное доверие, – не то оправдывается, не то убеждает он, расширив глаза. – Не когда на кону стоит будущее моего ребенка.

– Женщины гораздо раньше мужчины понимают, что значит быть родителем, еще до появления ребенка на свет, – отвечаю я дерзко, если не сказать грубо. – И стаж у меня поменьше твоего, да и с задачей я, откровенно говоря, не справилась, но это не значит, что я не понимаю, – выдаю я на одном дыхании и почти выбегаю из кухни.

Я выхожу на улицу, вдыхаю прохладный чистый воздух и морщусь. Надо как-то умерить свой пыл и попридержать импульсивные речи. Ему они точно неинтересны, а я выгляжу взбалмошной истеричкой, и только. А хочу, чтобы меня воспринимали серьезно. Даже кудрявую.

Я делаю еще пару глубоких вдохов и собираюсь вернуться, как с тихим скрипом открывается дверь за моей спиной.

– Я никуда не убегаю, – сообщаю я, обернувшись через плечо. – Тут кормят, – подшучиваю, отвернувшись. – А если еще подскажешь, как мне помыться, захочешь не выставишь.

– Есть несколько вариантов, – бархатным тоном говорит Тихон, обнимая меня со спины. – Один совершенно неприличный. Лично я голосую за него. Один на грани. И еще один ты забракуешь сама.

– Что там в последнем? – бормочу я не слишком-то внятно.

Тихон разворачивает меня градусов на шестьдесят и одной рукой указывает на какой-то полуразвалившийся сарайчик полтора на полтора метра, с просевшей крышей, разбитым окном и ржавым навесным замком на прогнившей снизу двери.

– Это что? – брякаю я с недоумением.

– Назовем это… баней, – пытается он заинтриговать, но сам с трудом сдерживает смех.

– Назовем? – искренне изумляюсь я, подавшись вбок и повернув голову. – Кто эти мы? Ты и плесень, которая там поселилась?

Тихон взрывается громким гоготом, а я паясничаю, недовольно выпятив губы и устремив взгляд к небесам. Но его смех прекращается так же внезапно, как и раздался. Улыбка медленно сползает с губ, только глаза по-прежнему искрятся. Странные они у него. У меня тоже зеленые, но на солнышке становятся ясными и такими яркими, точно листва на деревьях. А у него что ночью, что днем – трясина. И с каждой секундой меня затягивает все глубже.

– Плохая идея, – успеваю выпалить я за мгновение до поцелуя.

– Поставлю воду нагреться. Помыться и не испачкаться можно только в доме, – говорит он со слабой улыбкой и первым возвращается в дом.

Я закрываю глаза и роняю голову к груди. Облизываю и покусываю губы, которые были готовы снова ощутить его. И зачем я это сказала? Аж зудит теперь все. Ну да, на отношения с ним можно не рассчитывать, а значит, польза для здоровья и никаких тебе обманутых ожиданий. Не влюблюсь же я в него? С какой стати?

Я возвращаюсь в дом и прохожу на кухню. Тихон поднимает на плиту ведро воды, включает конфорку, подмигивает и улыбается мне. Я тут же роняю взгляд и бурчу мысленно:

«С такой».

Глава 6

Пока вода нагревается, я успеваю подмести и протереть полы. Тряпку в ледяной воде Тихон полоскает сам, запретив мне даже приближаться к колонке. А плату за свое участие берет открытым откровенным взглядом, не иначе. Стоит на пороге и нагло пялится на мой размеренно покачивающийся оттопыренный зад. И сколько бы раз я его на этом не ловила, намекая, что неплохо было бы перестать, реакции не поступало.

А домик совсем крошечный. Кухонька, гостиная и еще одна комната, в которой поместилась только двуспальная кровать. И ни намека на туалет или, тем более, душевую.

– И как тут?.. – Я почесываю висок, глядя на крупные быстро лопающиеся пузыри в ведре.

Тихон выключает конфорку, достает не слишком-то большой эмалированный таз и кастрюлю, приносит еще одно ведро воды и вручает мне ковш со словами:

– Без понятия. Но рекомендую поближе к камину. Полы быстрее высохнут, и сама не замерзнешь.

– А еще, там окно, – отмечаю я с укором.

– А еще, там окно, – нагло и широко улыбается Тихон. – Но могу остаться и помочь. – Я молча смотрю в пол, а он делает ко мне шаг и непринужденно целует в макушку. – Я не буду смотреть. Отнесу все в комнату и займусь мангалом.

– Спасибо, – мямлю я, не поднимая головы.

На диване нахожу еще и классический мужской шампунь сто в одном, банное полотенце, мужскую футболку и носки. Наличие носков почему-то шокирует. Наверное тем, что он вообще о них подумал.

На улице, между тем, еще довольно светло, так что быть увиденной я не опасаюсь. Обтираюсь мокрой наволочкой, стоя в тазике, размышляю над тем, как я докатилась до жизни такой, как вдруг скрипит входная дверь.

– Дрова отсырели, – сообщает Тихон, не проходя. – Розжиг где-то рядом с тобой. Прикройся, я быстро.

– Сейчас, – бормочу я и суетливо шагаю из тазика. Беру розжиг, иду к окну, открываю форточку и кидаю его подальше. – Готово! – объявляю не без ехидства.

Тихон сдавленно ржет.

– Ну и мозг… – выдувает он, прежде чем выйти. – Спасибо! – кричит с улицы.

Я прыскаю и заканчиваю омовения с глупой улыбочкой. Вытираюсь, надеваю футболку, обматываю голову полотенцем, в той же воде стираю блузку и белье. На все уходит не больше получаса, но я так устаю, как будто отпахала смену на литейном заводе. От рассвета до заката.

Подхватив одно ведро, я кое-как доношу его до входа и возвращаюсь за вторым. Обуваюсь, открываю дверь и сталкиваюсь с хмурым взглядом Карелина.

– Догадливая, где не надо, – недовольно комментирует он мою самостоятельность. Шагает в дом и забирает оба ведра.

Я смотрю через щель на его широкую спину и крепкие руки с выпирающими бугорками напряженных мышц. Долго смотрю, пока он не выплескивает грязную воду за низкий забор из деревянных колышек. Прикрываю дверь и очень четко осознаю, что нужно убирать его из моей жизни как можно скорее. Со всеми его подкатами, улыбками, галантностью и помощью. Иначе однажды возьму в руки банку огурцов, которую закрывала летом, поставлю обратно и пойду жрать пустую картошку. Открыть-то некому будет.

– Мирон не звонил? – выкрикиваю я, приоткрыв дверь.

– Нет! – шумит он откуда-то сбоку. И не успеваю я закрыть дверь, как раздается трель звонка. Через две секунды Тихон появляется в поле моего зрения с вытянутым от удивления лицом и расширенными глазами. – Ведьма, – заявляет он, таращась мне в глаза. – Да, – отвечает на вызов. Прикрывает динамик ладонью и шикает на меня: – Скройся, полуголая. Скорее посочувствовать, – говорит он уже в телефон, а я шныряю за дверь.

Где-то через минуту Тихон проходит на кухню, где я гипнотизирую взглядом хлеб, раздумывая, забить ли им пустой желудок или дождаться чего поинтереснее. И выглядит он мрачнее тучи.

– Если ты сейчас скажешь мне, что двери нет, я буду настаивать, что ее успели заложить, – предупреждаю я строго. – Я не шучу.

Тихон слабо улыбается и фокусируется на моем лице. Очень внимательно разглядывает, будто видит впервые. Я непонимающе хмурюсь, появляется ощущение, что со мной что-то не так.

– Чего? – бурчу я, стирая несуществующую грязь со щек.

– Мирон в тупике, – сообщает он, с трудом разжав зубы. – Номер занят до пятницы, те сотрудники, которых удалось отловить, горничную не узнали. Или сделали вид. А мне очень не хочется быть злым, и в то же время подвесить кого-нибудь к потолку и как следует отделать.