Ветряной холм – Особый контракт. Том 2 - Со Он

На столе оставались нетронутыми и рагу, и суп – оба ещё тёплые. Сэ Вон сдерживала слёзы, как могла, но одна из них всё-таки скользнула вниз и упала прямо в еду. А за ней – вторая, третья… Сдерживать поток стало невозможно.

– Что же я ему сказала?..

Ей и самой было трудно поверить в собственные слова. Она должна была сказать, что он не виноват в том, что родился вне брака, – поддержать, утешить. Говорят, что разделённая боль становится слабостью, и, похоже, именно это и произошло: она невольно тронула его самое уязвимое место – и оттолкнула.

Неужели всё действительно должно было дойти до этого?

Сэ Вон не поднимала головы – её душила тяжёлая, вязкая ненависть к себе. Пустая комната казалась ещё безжизненнее, наполняясь её приглушёнными рыданиями.

Она не могла сдвинуться с места, пока не услышала странный шум за стеной.

– …Я не хочу, чтобы мои дети были такими.

Голос До Уна казался сном – как будто она слышит его, находясь на границе между явью и забытьём.

Сэ Вон распахнула глаза, вспоминая вчерашний день, и, должно быть, снова на короткое время заснула. Лёд полностью растаял и теперь бесполезно лежал в кармане, превратившись в тёплую воду.

Спина ныла от долгого лежания. Несмотря на отсутствие аппетита и внутреннюю усталость, Сэ Вон понимала – она должна встать и приготовить еду для мамы. Маме необходимо было принимать лекарства строго по расписанию, трижды в день.

С тяжёлым сердцем, ощущая, как сильно опоздала, она всё же поднялась.

Стоило ей открыть дверь, как до слуха донёсся негромкий шорох со стороны кухни. Видимо, госпожа Кан уже проснулась. Сэ Вон поспешила – мысль о том, что мать могла зажечь плиту, её встревожила. Однако в следующую секунду она застыла на месте.

От входной двери до самой кухни тянулись следы грязи.

– Мама… – прошептала она, нахмурившись.

Войдя на кухню, она увидела мать: та стояла у раковины, её ноги по щиколотку были в грязи, а в руках она держала редис, очищая его, как будто это было самым обычным делом.

– Во дворе много редиса. Давай сделаем суп с соевой пастой, – проговорила госпожа Кан спокойно, почти рассеянно.

– …

Слова были будничными, но Сэ Вон была так потрясена, что не могла даже сомкнуть губы. Пока она страдала, не замечая ничего вокруг, состояние матери, похоже, серьёзно ухудшилось. Только теперь Сэ Вон по-настоящему увидела, как непросто пришлось женщине, которая, ничего не понимая, проделала путь в Сеул и обратно в родной город.

Молча она намочила тряпку и начала протирать пол.

Было мучительно – казалось, она снова всё делает неправильно. Но, несмотря на внутренний разлад, пришлось взять себя в руки. Когда она была рядом с До Уном, все тяготы жизни, о которых она прежде не задумывалась, с пугающей ясностью навалились на неё.

*Ба-бах!*

С грохотом рухнула стена.

До Ун наконец покинул офис и наблюдал за ходом сноса. Рядом с ним стоял руководитель Чхве, и, глядя на молодого человека, он чувствовал тяжесть в груди.

Именно он рассказал До Ён о помолвке и передал ей контактные данные Чхве Со Хи. Сейчас он изо всех сил пытался вспомнить, как вообще позволил себе проговориться. Сожаление охватывало его с новой силой при виде того, как тяжело приходится До Уну.

– Я не могу смотреть, как Сэ Вон проводит жизнь в страданиях, – сказала она.

Когда До Ён услышала о помолвке, её реакция была подобна удару молнии.

– Пока ещё ничего окончательно не решено, – поспешно добавил он, пытаясь смягчить последствия.

Но До Ен уже не слушала.

– Нет, это более чем ясно. В конце концов, он женится на этой женщине, а Сэ Вон останется брошенной, как утиное яйцо, пущенное по реке Нактонган [1].

– Почему ты так мрачно смотришь на вещи? – попытался он возразить, но в голосе До Ён уже звучала стальная решимость.

– Это всего лишь мимолётное увлечение. Сэ Вон ещё слишком молода, чтобы отличать настоящее чувство от иллюзии, – произнесла До Ён с оттенком снисходительности.

– Но ведь директор – человек порядочный, – мягко возразил руководитель Чхве.

Он говорил от души. В его глазах Гон До Ун отличался от других наследников конгломератов: ни высокомерия, ни фальши, ни привычной для их круга надменности. Напротив, казалось, что рождение в таких непростых обстоятельствах сделало его более человечным, глубже чувствующим.

– Это совсем другое, – резко оборвала До Ён. Её тон был твёрд, но в нём чувствовалась не ярость, а усталая решимость.

Руководитель Чхве понизил голос, стараясь говорить спокойно, почти умоляюще:

– Я искренне хочу поддержать их обоих. Надеюсь, и ты, До Ён, сможешь это сделать.

Некоторое время она молчала, а затем произнесла:

– Руководитель.

Этот голос прозвучал столь серьёзно, что Чхве рефлекторно выпрямился.

– Да?

– Вам ведь известны трудности и боль, которые испытывают внебрачные дети, не так ли?

Он знал, пусть и не всё – хотя бы по рассказам самого До Уна. И До Ён это прекрасно понимала.

– Да… А что ты хочешь этим сказать?

– Тогда подумайте, – продолжила она, сделав короткую паузу, – с другой стороны…

Эти слова заставили его задуматься. Что она имела в виду под «другой стороной»?

– Насколько же тяжело будет другим детям?

Он понял: речь шла о детях официальной жены председателя Гона. Чхве не знал, что ответить. Он редко сталкивался с ними и не думал о том, как они переживают всё происходящее. Тем более что у него с вторым старшим братом До Уна и вовсе сложились неприятные впечатления.

В раздумьях он молчал, и тогда До Ён вновь заговорила – её голос был почти горьким:

– Одно дело – узнать, что твой отец предал мать, но совсем иное – когда вдруг появляется незнакомец и оказывается твоим братом. И хуже всего то, что весь мир вокруг твердит: именно ему придётся тяжелее всех.

– …

Эти слова поразили руководителя Чхве своей откровенностью. До Ён говорила так, словно сама прошла через это.

– Поэтому, каким бы хорошим он ни был, я не могу принять его. Он – результат измены, и я не в силах даже признать его существование.

Руководитель Чхве открыл было рот, чтобы спросить – не слишком ли это лично, – но она опередила его.

– Нет, я не собираюсь с ним встречаться.

Слова вырвались у неё сами собой.

Она тут же опомнилась, взволнованно добавив:

– Это не значит, что я прекращаю общение с вами, руководитель Чхве.

Он понимал, что речь шла не о нём, но не стал задавать лишних вопросов. Подобные разговоры нужно было вести лицом к лицу.

Всё началось с того злополучного звонка. После него у Чхве не осталось иного выбора, кроме как сотрудничать с До Ён. Именно поэтому он солгал, утверждая, что не знает, где находится Сэ Вон, хотя прекрасно знал – она была в доме До Ён.

До Ун, естественно, решил, что До Ён солгала. И всё же, несмотря на внешнюю невозмутимость, в душе у Чхве продолжало ныть чувство вины.

Погружённый в эти мысли, он не сразу осознал, что рядом, под тяжестью техники, заскрипел дом – глухой треск предвещал обрушение.

Поднялось облако пыли. До Ун подошёл ближе.

Пол был усыпан остатками прежней жизни: разбитая посуда, выцветшие детские стульчики, покрывала, потерявшие цвет, и сломанные ящики. Всё это – то, что не выбрали, чтобы забрать с собой.

Он просто стоял и смотрел на это, как будто прощаясь.

– …Директор.

Голос руководителя Чхве раздался у него за спиной.

До Ун слышал его – но не обернулся. Не потому, что не понял, а потому что не хотел сейчас ни говорить, ни делать что-либо.

И тогда Чхве произнёс снова:

– Вам звонил председатель.

Это заставило До Уна повернуться. Он не ожидал услышать новости от отца так скоро после вчерашнего.

Он задумался, в чём дело, – но лицо Чхве оставалось спокойным. Ни тревоги, ни волнения.

Он протянул трубку До Уну.

– Разве бизнесмен может позволить себе выключать телефон? – голос председателя прозвучал обыденно, почти без интонации.