Не сдавайся (СИ) - Эшли Кристен

Я уставилась на плед.

Это длилось долго, очень долго, а потом началось скольжение. Медленное, сладкое, нежное.

Был ли он милым?

Он был милым.

Но не со мной.

Никогда.

С той, кем он хотел меня видеть.

Я почувствовала прикосновение губ к своему плечу.

Это было приятно.

Но он не был сладким.

Я знала сладость.

Теперь я знала, что такое сладость.

Это был не он.

— Я вернусь.

Он выскользнул. Я почувствовала, как на меня накинули одеяло. Кровать зашевелилась.

Его не было.

Я откинула одеяло и бросилась наутек. На полу, рядом с кроватью, я увидела свои джинсы и трусики.

Не став доставать трусики, я сразу натянула джинсы.

Где мой лифчик?

Черт.

Я не могла найти лифчик.

К черту.

Мне нужен был топ.

— Шер?

Я увидела свою сумку в углу.

Именно там я должна была найти топ.

И побежала к ней.

— Шер.

Я копалась в сумке.

Кто ее собирал? Там ничего не было. Косметика. Дезодорант. Носки. Джинсы. Какие-то трусики.

Мне нужен был чертов топ!

— Детка, какого хрена?

Я почувствовала руку на своей спине, злобно взвизгнула и смахнула ее.

— Господи.

— Не трогай меня, бл*дь, — прорычала я.

— Шери…

— Никогда, бл*дь, не прикасайся ко мне, — отрезала я.

Я увидела, как рука метнулась в мою сторону, целясь в челюсть, и услышал мягкое, нежное, сладкое:

— Шери….

Я напала.

Безумно.

Дико.

Я била. Пиналась. Царапалась и кусалась.

Я слышал ворчание. И проклятия.

Меня едва не поймали, но я отпрыгнула в сторону и продолжила бороться.

Вербально.

— Когда ты имеешь меня, то видишь ее? — спросила я, мой голос срывался от ярости.

— Видишь кого?

— Видишь ее. Ее. Ты видишь ее! Когда прижимаешь меня к себе, лицом в кровать, ублюдок, ты видишь ее? Женщину, которую хотел бы трахнуть?

— Шер, это…

— Да?

— Детка, есть только ты.

— Пошел ты!

— Это всегда была только ты.

— Пошел ты!

Эти два слова разорвали воздух. И прозвучали не как треск или хруст. Они стали пощечиной.

И прошли сквозь меня.

Я прочувствовала их.

Но мне хотелось, чтобы они дошли до него.

Чтобы он истекал кровью.

Чтобы они остановили его. Уничтожили.

Избавили его от меня навсегда.

Я должна была уйти.

Черт.

Сверху на мне ничего не было.

Мне было все равно.

Я повернулась и побежала.

Но не успел выйти за дверь. Меня поймали, обхватив за талию.

Я снова начала бороться.

Меня сместили в сторону, прижали к стене, почти обездвижили, я могла только отбиваться ногами.

Но я ни во что не попадала.

— Успокойся. — Рычание прозвучало у моего уха. — Поговори со мной. Что, черт возьми, с тобой происходит?

— Больше ничего не будет. Больше никакого дерьма. Никаких прижиманий, чтобы не видеть моего лица. Никакого секса с мыслями о ней.

— Ты сошла с ума, черт возьми?

— Ты думаешь, я не знаю?

— Ты не знаешь.

— Я знаю.

— Господи, Шер. Если бы ты знала, то не говорила бы подобного дерьма. Ты бы даже не подумала об этом. Это же ты, черт возьми. Это ты с самого начала. А она — никогда. Господи, женщина, я влюблен в тебя. Мия тут ни при чем.

Я замерла.

Мия?

— Ты успокоишься?

Я уставилась на стену.

Стену Мерри.

Стена Мерри в спальне Мерри в его дрянной квартире.

Я люблю тебя.

Эти слова должны были дать мне что-то еще.

Вместо этого они открыли меня для чего-то другого.

И она пришло.

О да, пришла.

Боль.

Боль от стыда.

Стремительная. Такая чертовски быстрая. Невозможно было сдержаться. Она прорвалась сквозь меня так, что я не смогла ее сдержать. Уже нет. Я не могла ее похоронить. Я не смогла остановить ее, чтобы боль не захлестнула меня.

Мои ноги подкосились под тяжестью стыда, и я сползла по стене.

Но пола достать не успела, поскольку услышала голос и стала подниматься:

— Господи, детка.

Я прижалась к нему, а когда мы опустились, и моя задница оказалась у него на коленях, я зарылась в него.

И тогда полились слезы.

Неконтролируемые.

Они душили меня.

Топили.

И были странными. Горячими. Стыдными.

Ненавистными.

— Я здесь, Шери, — пробормотал Мерри, одной рукой крепко обнимая меня, а другой поглаживая по волосам. — Никуда не уйду. Я здесь. Поговори со мной. Откуда взялось это дерьмо? Что происходит, милая?

Я попыталась вдохнуть.

Сквозь всхлипывания мне это с трудом удавалось.

Я прижалась к нему ближе, словно он мог дать мне кислород.

— Хорошо, милая, — прошептал он. — Просто держись и выплескивай все.

Я сделала, как было сказано.

Схватилась за Мерри и дала себе волю.

Он тоже держался за меня, поглаживая.

И все проводил через себя.

Все продолжалось, казалось, годами, пока я не начала затихать.

Он ничего не говорил. Не давил. Не спрашивал.

Просто продолжал держать меня, гладить и позволять мне выпустить все наружу.

Был собой.

Идеально.

— Я должна была догадаться, — прошептала я ему.

— О чем, кареглазка? — прошептал Мерри в ответ.

— Он трахал меня на животе. На четвереньках. Только так. Он никогда не позволял мне смотреть на него. Я думала, что это его бзик, но должна была понять, что дело не в этом. Это была его мания. Я не знала, что если бы он позволил мне посмотреть на него, то увидел бы меня. Меня. И понял бы, что трахает не Феб.

Я захрипела, когда Мерри прекратил поглаживания, и обе его руки сжались так сильно, что я не могла дышать.

И так же быстро его руки ослабли.

Но не намного.

— Я вызвал воспоминание, — пробормотал он.

Так и было.

— Да, — прошептала я.

— Черт.

Я придвинулась еще ближе.

— Ты не виноват.

Он помолчал секунду, прежде чем мягко попросил:

— Расскажи мне.

Я немного помолчала, прежде чем тихо сказать:

— Вначале, пока я не научилась, не узнала, что ему нравится, он прижимал меня к себе и говорил: «Лежи».

— Черт, — повторил он.

— Это не твоя вина, Мерри.

— В будущем мы избежим того, чтобы я трахал тебя на животе. И уж точно этих слов.

Я крепко зажмурила глаза.

— Нет.

— Шер…

Мне стоило больших усилий взять себя в руки и показать ему свои опухшие глаза, свое красное лицо, да и вообще мне потребовалось много сил, чтобы просто посмотреть на него после той сцены.

Но я сделала это, и сделала потому, что он был Гарретом Мерриком.

Я смотрела на него.

Он не был напуган. Не испытывал отвращения. И не был зол.

Он выглядел обеспокоенным.

И расстроенным.

Из-за меня. Да, именно поэтому я могла посмотреть на него так, как делала это, даже после того, что послужило тому причиной, и сумела все рассказать Гаррету Меррику.

— Он не получит этого, — сказала я своему мужчине.

Мерри поднес руку к моему лицу и провел большим пальцем по влажной щеке.

— Как хочешь.

— Все происходящее: наши отношения, мой сосед, твоя бывшая, Трент и Пегги, я не… — я запнулась, но закончила: — Ты первый… после него. Я должна была догадаться, что мне нужно держать себя в руках. Но я не догадалась.

Мерри ничего не ответил. Он просто смотрел, как его большой палец скользит по моей щеке.

— Ты думаешь, что я девчонка, — пробормотала я.

Его палец замер, а глаза встретились с моими.

— Что?

— Схожу с ума. Распадаюсь на части. Рыдаю в твоих объятиях, — объяснила я.

Его лицо застыло, а тело напряглось.

И его голос прозвучал странно, когда он заметил:

— Дорогая, ты и есть девчонка.

— Да, но…

— И я чертовски рад, что ты девчонка.

О да.

— Конечно, но…

— А если серьезно, то, что ты так отлично справляешься с отношениями, наносит удар моему мужскому самолюбию. Учитывая мое дерьмо. Та разобралась с ним. Балансировала между мной и своим ребенком. Строила одновременно два вида отношений — те, что у нас с тобой, и те, что подарила мне с Итаном. Переживала каждую бурю так, будто это не буря вовсе, а просто брызги. Мне не особо понравилось, что ты потеряла рассудок в моей спальне после того, как я тебя оттрахал. Но есть вещи гораздо хуже, чем быть рядом со своей девушкой, когда она плачет в твоих объятиях и избавляется от серьезного дерьма, которое прожигает дыру в ее душе. Для меня очень важно, что ты доверила мне это. Это значит, что ты поверила в то, что я достаточно силен, чтобы справиться с этим.