Не сдавайся (СИ) - Эшли Кристен

Я уставилась на Мерри.

— Но не делай это привычкой. Моя кареглазая девочка — девочка, но она еще и крутышка, — продолжил он.

Он дразнил меня, просто не мог говорить серьезно.

Я могла бы плакать в его объятиях каждый день своей жизни, и ему было бы наплевать.

(Хотя я бы никогда этого не сделала).

Я продолжала смотреть на него, и впервые с момента истории с Деннисом Лоу, почувствовала себя в безопасности, в полной безопасности, чтобы дать волю чувствам.

Но по мере того как я это делала, мои глаза снова наполнялись слезами.

Я ощутила, как одна сорвалась и скатилась по щеке.

Мерри внимательно за этим наблюдал.

Я заговорила.

— Я была такой глупой.

Мерри вновь посмотрел мне в глаза.

— Такой глупой, — повторила я. — Он не хотел знакомиться с моей мамой. Никогда не приглашал нас к себе домой. Я так и не познакомилась ни с кем из его друзей. Его предпочтения в постели были просто отвратительны. Даже если это был его бзик, у меня должно было быть больше самоуважения, чтобы не позволять ему сделать это со мной. И дело не в том, что я этого не замечала, Мерри. Дело не в том, что я не понимала. Все это указывало либо на то, что он, как минимум, женат, а как максимум, ебанутый на всю голову. Дело не в том, что я не могла это понять. Я просто отказывалась это видеть, потому что после отца, после кучи дерьмовых парней, которые обращались со мной как с дерьмом, после Трента мне так сильно нужно было поверить. Поверить, что я смогу обрести счастье. Поэтому я отказывалась видеть. И это плохо не только для меня. Я подвергла Итана такому воздействию. Я подвергла своего малыша такому безумию только потому, что хотела, чтобы у нас было хоть немного счастья.

— Ты не была глупой, Шери.

— Да, была.

Мерри сжал меня в объятиях.

— Как ты думаешь, за все годы совместной жизни сколько знаков Лоу подал своей жене?

— Я знаю, но… — я попыталась вмешаться.

Мне это не удалось.

— Я никогда не встречался с ней, — сказал Мерри, перебивая меня. — Но все, что о ней говорили, сводилось к тому, что она милая и нравится людям, и никто не считал ее глупой. Такие мужчины, как он, — и это является частью болезни, милая, — находят навыки, чтобы скрыть свою натуру. Ему что-то было нужно от тебя, и он включил обаяние, чтобы получить желаемое, к тому времени у него были годы, чтобы отточить свое мастерство манипулирования. Он мог подпитывать свои болезненные желания, и в то же время отлично скрывать их. Он играл с тобой, Шер. Это все, что он делал. Причины этого были куда хуже, чем у обычного игрока, который использует эти навыки, чтобы затащить тебя в постель, или мошенника, который делает то же самое, чтобы провернуть свою аферу. Но, в конце концов, все было именно так. И ты далеко не первый человек, женщина или мужчина, мать или нет, который доверял кому-то так сильно и оказался обманут.

Я снова уставилась на Мерри, потому то, как он все это изложил, помогло развязать во мне узел. Он был завязан, чтобы сдержать что-то важное, что-то решающее, и что бы это ни было, оно наконец-то развязалось.

А, может, помогло то, что я потеряла контроль, набросилась на него и растворилась в рыданиях в его объятиях.

Как бы то ни было… этот узел ослаб, эта штука внутри меня развязалась, отчего освободилось кое-что еще.

Мой рот.

И я пролепетала:

— Я люблю тебя.

— Серьезно?

Я не поднимала глаз, моргая. Затем спросила:

— Я говорю: «Люблю тебя», а ты отвечаешь: «Серьезно»?

— Детка, пока моя голова была в моей же заднице, я был туп, поэтому не видел этого. Но когда я оглянулся, то все заметил. — Его губы дрогнули. — Так что да. Мой ответ: «Серьезно». Понимая, как ты давно любишь меня.

О, черт.

Он догадался.

— Нет, — соврала я.

— Лгунишка, — проворчал он.

Я начала отталкиваться.

Его руки сжались еще крепче.

— Шери, я тоже тебя люблю.

Он говорил так, будто боролся не только с моим порывом вырваться, но и со смехом.

Несмотря на то, что мне очень… чертовски сильно… нравилось слышать эти слова, обращенные ко мне из прекрасного рта Гаррета «Мерри» Меррика, я была собой.

Поэтому перестала толкаться и уставилась на него.

— Я знаю. Ты поделился этим, когда прижал меня к стене.

— Милая, ты пустила кровь и чуть не попала мне по яйцам… дважды. Нужно было либо прижать тебя к стене, либо позволить тебе сделать первое, а потом отправиться в травмпункт.

Я почувствовала, что мои глаза стали большими.

— Я пустила кровь?

— Сзади, — хмыкнул он. — Ногтями. Ничего страшного.

Я потянулась, пытаясь разглядеть его спину.

— Дай мне посмотреть.

— Ничего страшного.

Я снова посмотрела на него.

— Дай мне посмотреть, Мерри.

— Не сейчас. Позже. А сейчас мы должны прояснить одну вещь…

— Я поговорю с Доком, — заявила я, догадываясь, что он хочет прояснить. — Спрошу его, может, мне стоит поговорить с кем-нибудь о посттравматическом стрессовом расстройстве или еще о чем-нибудь, чтобы ты мог трахать меня на животе, потому что до того, как я связалась с убийцей, мне нравилось именно так.

Мерри ухмыльнулся.

— Малышка, ты здорово сопротивлялась, и действительно была не здесь, но если ты можешь говорить о терапии посттравматического стрессового расстройства ради того, чтобы практиковать определенную позу в сексе, думаю, ты справишься.

Я надеялась на это, потому что у Феб и Морри была хорошая страховка, но я понятия не имела, покрывает ли она психологическое дерьмо, а в моем рождественском списке подарков теперь было еще одно имя, важное, и я уже отказывалась от своих привычек к конфетам и косметике (не от всех, но от некоторых), чтобы сэкономить и подарить ему нечто хорошее. Мне не нужны были счета за терапию.

— Ладно, если ты не собирался навязывать мне встречу с кем-то, чтобы разобраться с дерьмом в моей голове, то о чем мы должны поговорить? — спросила я.

— О том, что ты явно считаешь слабостью проявление эмоций, а под «слабостью» подразумеваешь то, что являешься девушкой. Проявление эмоций — это не слабость. Проявление эмоций требует много смелости. Доверять кому-то дерьмо, которое ты больше не можешь держать в себе, тоже не слабость. Я знаю это, потому что мудрая, красивая, кареглазая женщина сказала мне это не далее как два месяца назад. И если у нас будут девочки, я не хочу, чтобы ты учила их, что они не могут быть девочками, как бы они этого ни хотели, и что все, что похоже на девочек, — это слабость. Потому что это дерьмо неправильно.

Я снова уставилась на него.

И опять разрыдалась.

Наконец, мне удалось пролепетать:

— Если у нас будут девочки?

— Ты хочешь еще детей?

— Да, — прошептала я.

— Тогда это может случиться, вероятность пятьдесят на пятьдесят, и если они будут любить бабочек и цветочки и не захотят быть крутыми девчонками, ты должна знать, что с этим надо будет согласиться.

Я была согласна.

Очень согласна.

Все еще шепча (и проклиная, и плача), я сказала:

— Я люблю тебя.

Мерри тоже шептал, когда ответил:

— Я тоже тебя люблю, Шери.

— Можно я теперь посмотрю на твою спину? — мягко спросила я.

Он отодвинулся назад, разворачиваясь.

Когда я снова оказалась на кровати, а он прижался ко мне, послышались его слова:

— После того как я снова тебя трахну.

Я крепко обхватила его руками, а мои брови поднялись вверх.

— Не боишься, что будет еще один эпизод?

— В этот раз, когда я буду тебя трахать, то буду смотреть в твои глаза.

Мне это нравилось.

Достаточно, чтобы поднять голову и прижаться к его губам.

Он оттолкнулся так, что моя голова оказалась на подушке, и открыл рот.

Наши языки сплелись.

Мерри не сводил с меня глаз все это время.

Но именно я потеряла зрительный контакт, когда он заставил меня кончить.

Позже я убедилась в том, что на его спине проступила кровь. Две линии, одна глубже другой, вдоль лопаток.