Брошенная. Развод с предателем (СИ) - Усманова Милана

– Ничего себе, – сказала Даша, оглядываясь. – А у тебя хороший вкус, Бетховен. Уютно.

Я налила нам чаю и, не в силах больше сдерживаться, рассказала ей всё. Про вечер у Игоря. И про грядущий звонок насчет клуба «Эхо».

Дарья слушала молча, но я видела, как в её глазах загорается знакомый стратегический огонь.

– Так. Стоп, – сказала она, когда я закончила. – Клуб «Эхо»? Аркадий? Анька, ты понимаешь, что это за уровень? Это не кафешка и не частные уроки. Туда ходит вся городская богема, критики, продюсеры и денежные мешки. Это джек-пот. И мы не имеем права его упустить!

Она тут же перешла в режим «менеджера»:

– Значит, план такой. Когда Аркадий позвонит, ты будешь милой и вежливой, но отошлёшь его ко мне для обсуждения деталей. Я буду твоим представителем.

– Даш, ну зачем? Это неудобно…

– Удобно, Аня, спать на диване и ждать, пока тебя выгонят. А когда речь идёт о бизнесе, нужен профессионал. Ты – творческая единица. Я – твой административный ресурс. И как корабль назовёшь, так он и поплывёт. Аркадий – акула, наличие у тебя администратора поднимет твой престиж в его глазах. Итак, что ты будешь играть на встрече?

– Своё произведение, – решительно качнула головой я.

– Правильно. Никакого Шопена. Ты должна показать себя как автор, а не как исполнитель. Это повысит твою ценность в разы. И нам нужна новая одежда. Образ. Мы завтра же едем по магазинам.

Её энергия захлёстывала, но на этот раз я не чувствовала себя ведомой. Я чувствовала себя её партнёром. Мы были командой.

Последующие дни были наполнены новым смыслом. Я продолжала давать уроки, но теперь у меня была цель. Я репетировала, оттачивая каждую ноту своей композиции. Я хотела, чтобы моя музыка звучала идеально. Мы с Дарьей действительно поехали по магазинам, и подруга помогла мне подобрать несколько комплектов одежды для беременных, выглядевших не мешковато, а стильно и элегантно. «Ты должна выглядеть как успешная, состоявшаяся женщина, находящаяся в прекрасном периоде ожидания, а не как жертва обстоятельств», – поучала она.

Я почти перестала думать об Антоне. Он затих, и эта тишина больше не пугала. Моя жизнь наполнялась новыми событиями, новыми планами, новыми надеждами. И ещё тревожным ожиданием звонка от хозяина клуба «Эхо», которого всё не было.

И именно в этот момент он нанес свой удар.

Я как раз вернулась с уроков, уставшая, но довольная. Заглянув в почтовый ящик, увидела официальный конверт с уведомлением. Сердце неприятно ёкнуло. Я поднялась в квартиру и вскрыла его дрожащими руками.

Внутри был документ. Сухой, казённый, напечатанный на гербовой бумаге. «Встречное исковое заявление о расторжении брака и оспаривании отцовства».

Я читала, и земля уходила у меня из-под ног. Одно дело – слышать угрозы в переговорной. Другое – видеть их, зафиксированными на бумаге, с печатями и подписями. В тексте иска Антон, в лице своего адвоката, утверждал, что наш брак фактически распался задолго до его ухода по причине моего «недостойного поведения». И как апофеоз – фраза, от которой у меня потемнело в глазах: «…имеются веские основания полагать, что ребенок, вынашиваемый ответчицей, не является биологическим ребёнком истца, в связи с чем требуем назначения судебной молекулярно-генетической экспертизы для установления отцовства после его рождения».

Клевета. Мерзкая, публичная, задокументированная ложь. Он не просто отказывался от ребёнка. Он обвинял меня в измене. Он пытался выставить меня гулящей женщиной, чтобы обелить себя.

Я опустилась на диван, чувствуя, как ледяной холод сковывает тело. Это было подло. Это было ниже любого дна.

Я не стала плакать. Слезы кончились. Вместо них внутри поднималась тёмная, холодная ярость. Я сфотографировала иск и отправила его Дарье и Инге Леонидовне.

Ответ от Даши пришёл через минуту: «Дыши. Это ожидаемо. Он идиот. Вечером буду у тебя».

Через полчаса позвонила Инга Леонидовна. Её голос был спокоен и даже немного бодр:

– Ну что ж, Анна Сергеевна, поздравляю.

– С чем? – не поняла я.

– С тем, что ваш бывший муж сделал нам огромный подарок. Он сам, своими руками, предоставил суду доказательства своей непорядочности и того, что на вас оказывается психологическое давление. Это классический прием абьюзера – обвинить жертву. Он выглядит жалко.

– Но он обвиняет меня в измене!

– И что? У него есть доказательства? Нет. А у вас есть доказательство его измены в лице Евы. Его реакция в нашем офисе тоже запротоколирована. Его встречный иск – это просто истерика, облеченная в юридическую форму. Наш план не меняется. Мы спокойно, в официальном ответе, соглашаемся на проведение ДНК-экспертизы после рождения ребёнка. Этим мы покажем суду нашу полную уверенность в своей правоте. А его грязные методы только сыграют нам на руку. Так что выдохните и продолжайте делать то, что делали. Работайте. Зарабатывайте. Это сейчас важнее.

Разговор с Ингой немного успокоил, но омерзительный осадок остался. Весь вечер я ходила по квартире, не находя себе места. Унижение, испытанное при чтении этих строк, было почти физическим.

Дарья, приехавшая вечером, нашла меня в кресле, укутанную в плед.

– Ну, как ты, боец? – спросила она мягко.

– Паршиво, – честно ответила я. – Он вылил на меня ушат грязи.

– Он попытался. Но ты ведь в броне, помнишь? Эта грязь до тебя не долетела, она осталась на нём. А теперь иди к своему синтезатору.

– Зачем? – удивилась я.

– Преврати эту грязь в музыку, – сказала она. – Это лучшее, что ты можешь сделать. Выплесни всё это в ноты. Пусть это станет твоим ответом.

Я, настроенная скептически, села за инструмент. Пальцы сперва не слушались, дрожа от гнева.

Убрав руки от клавиш, сделала глубокий вдох, затем медленный выдох.

После чего, закрыв глаза, начала играть свою «тему борьбы», но она… она почему-то зазвучала по-другому: в ней появилась резкая, диссонирующая нота – нота характеризующая клевету, зловонную ложь.

Я играла, снова и снова выплёскивая из себя всю свою боль. И постепенно, очень медленно, я нашла для этой уродливой ноты свое место в гармонии. Я не убрала её. Я окружила ее другими аккордами: сильными, чистыми, светлыми. И нота лжи, не исчезнув, перестала быть разрушительной. Она стала лишь трагическим, низким контрапунктом на фоне главной темы – темы правды и силы. Она стала частью истории.

Я играла долго, пока усталость не взяла своё. Когда я закончила, в душе была пустота. Но это была чистая, светлая пустота, готовая наполниться чем-то новым. Я превратила подлость бывшего мужа в своё искусство.

– Аня, – раздался дрожащий голос Даши в наступившей тишине, – ты… ты гений… У меня нет слов, – я оберуналсь, чтобы посмотреть на подругу и так и замерла, неверяще глядя на текущие по её щекам слёзы. Маска силы треснула и за ней я увидела хрупкую одинокую женщину, что прячется за показной уверенностью деловой дамы.

– Дашка, ну ты чего? – я встала, чтобы присесть рядом с ней, и тут зазвонил мой телефон.

Я удивлённо посмотрела на часы, висевшие на стене напротив – половина одиннадцатого вечера. Кто может звонить так поздно? Номер незнакомый.

– Анна Сергеевна? – голос был низким, чуть хрипловатым, с едва заметным акцентом. – Извините за поздний звонок. Это Аркадий, из клуба «Эхо». Игорь дал мне ваш номер.

Сердце подпрыгнуло. Я невольно выпрямилась, расправила плечи.

– Здравствуйте. Да, это я. Игорь предупредил меня, что вы мне позвоните.

– Не буду ходить вокруг да около. Анна, я заинтригован тем описанием о вас, что дал мне Игорь. А он редко когда настолько эмоционален и настойчив. Скажите, вы свободны завтра вечером? Часов в семь?

Завтра. Так быстро. Я посмотрела на Дарью, та энергично закивала.

– Да, свободна. Но… если вы не против, со мной будет мой менеджер.

– Конечно. Так даже удобнее. Адрес знаете?

– Да, знаю.

– Отлично, тогда до встречи!

– До свидания, – выдохнула я и, положив трубку, посмотрела на Дашу. Она уже вытерла слёзы и сидела с довольной улыбкой, как кошка, наевшаяся сметаны.