— Мой союзник?
— А теперь вставай и приведи себя в порядок. Прими душ. Обед будет подан через двадцать минут, а доктор будет здесь в два часа.
«Что?»
Он подходит к двери и останавливается только после того, как открывает ее.
— Какой доктор? - я спрашиваю.
Через сколько унижений он может меня ещё подвергнуть? Нас всех уже проверили, моих сестер и меня, чтобы убедиться в том, что мы целы и невредимы, как выразился доктор. Девственницы. Он знает, что это не так. Он знал это, когда выбрал меня.
— Противозачаточные таблетки. Я не буду отцом ребёнка Девочки Уиллоу.
Пятая глава
Хелена
— Я не буду отцом Девочки-Уиллоу.
У меня голова идет кругом. Что это? Что происходит?
Себастьян ушел. Он закрыл за собой дверь, но я не слышала, как повернулся замок. Хотя это не слишком обнадеживает, потому что, если он не чувствует необходимости запирать дверь, он не беспокоится, что я убегу. И я этого не сделаю. Наказание не было бы моим, если бы я это сделала.
Оно будет принадлежать моей семье.
Я встаю с кровати, беру свое сброшенное одеяло и иду в ванную. Повернувшись спиной к зеркалу, я приподнимаю волосы и смотрю на рану. Она около двух дюймов длиной, но неглубокая.
Я включаю воду и мою руки, очищаю его кожу из-под ногтей, прежде чем использовать мочалку, чтобы убрать кровь. Затем просматриваю аптечку, где, что примечательно, нахожу все необходимое первой помощи. После того, как я промыла и перевязала рану, возвращаюсь в спальню и подхожу к окну.
Венеция. Он сказал, что мы летим в Венецию.
Но я стою здесь в благоговейном страхе, выглядывая из своего окна на втором этаже дома, и вижу Венецию совсем не такой, какой я ее себе представляла. Я вижу землю и воду.
Я открываю окна и удивляюсь, что могу их открыть. Они не должны бояться, что я спрыгну, по крайней мере пока. Я высовываю голову, и везде куда бы я не посмотрела, вижу только землю и воду.
Никакого города. Никаких гондол. Ни звука от тысячи туристов.
Трава зеленая, и она хорошо ухожена. Вдалеке стоят два садовника. Справа от дома находится то, что похоже на огород. Слева я вижу причал, где на воде покачиваются три лодки. Они деревянные и похожи на элегантные водные такси, которые я видела на фотографиях Венеции.
Странно то, что я всегда хотела увидеть Венецию. Я всегда была в восторге от этой мечты. В этом есть какая-то тайна, что-то уникальное и принадлежащее только этому городу.
Но это... это не то, что я себе представляла, и не то, как, по—моему, должна выглядеть Венеция.
В мою дверь стучат.
Я поворачиваюсь, когда она открывается. Я не знаю, кого я ожидаю и что это будет, так как я не вижу Себастьяна или кого-либо из них, стучащего. Я вздыхаю с облегчением, когда вижу, что это девушка с подносом. Она, наверное, примерно моего возраста, и она слегка кивает мне, прежде чем поставить поднос на большой стол у шезлонга. Затем она поворачивается, чтобы уйти, не сказав ни слова.
— Подожди, - кричу я как раз в тот момент, когда она подходит к двери. Я чувствую себя нелепо, прижимая к себе это одеяло и преследуя ее. Она поворачивается, но видно, что ей неловко.
— Где мы находимся? Это не Венеция.
Она оглядывается в коридор, поджимает губы, заламывает руки.
Может быть, она не говорит по-английски, а я не говорю по-итальянски.
— Венеция? - я думаю, что так это сказано по-итальянски.
Она смотрит вниз на свои ноги, как будто о чем-то думает, затем поднимает глаза, кивает и выбегает из комнаты. И у меня такое чувство, что она нервничала не из-за языка.
Ей не разрешали разговаривать со мной. Есть хоть кто-нибудь кому это разрешено, или я буду полностью изолирована? Гулять в одиночку?
Я отбрасываю эту мысль в сторону и подхожу к подносу, слегка спотыкаясь, когда одеяло запутывается у меня под ногами. Я собираю его и говорю: — Посмотрим, что у нас на обед. У меня урчит в животе. Я голодна и пропустила завтрак.
Мне действительно интересно, не накачали ли меня наркотиками, потому что я не знаю, как я проспала посадку, когда меня принесли сюда и раздели догола. Но зачем накачивать меня наркотиками? В чем смысл? В этом же нет необходимости.
Там два чайничка, и я снимаю крышку с каждого. В одном - кофе, а в другом - чай. Это потому, что они не были уверены, что я предпочитаю?
Нет, это не проявление доброты. Я должна это помнить.
Я наливаю себе чашку кофе и добавляю щедрую порцию сливок. Чувствуется хорошо, несмотря на то, что вкус намного крепче, чем я привыкла пить.
Я поднимаю верхний кусочек чиабатты с сэндвича и нахожу внутри жареные овощи и козий сыр с кедровыми орешками и, как я предполагаю, соусом песто. Выглядит вполне хорошо, и я голодна, поэтому я ставлю кофе на стол, беру бутерброд одной рукой, а другой приподнимаю одеяло и откусываю кусочек.
С набитым ртом я подхожу к одной из двух других дверей, которые я еще не исследовала.
Одна заперта, поэтому я перехожу к следующей. Это огромная гардеробная, но она пуста.
Как долго он будет играть на том, чтобы держать меня обнаженной?
В комнате нет часов, и мне интересно, сколько времени прошло. Я быстро доедаю оставшуюся часть сэндвича и пью кофе, прежде чем пойти в ванную, чтобы принять душ.
Я принимаю самый быстрый душ, который когда-либо принимала. Я знаю, что любой из них может войти в любое время, и я достаточно уязвима, чтобы меня не застукали голой в душе.
Когда я заканчиваю, беру два полотенца, делаю из одного тюрбан для волос, а другим обматываю себя — это немного удобнее, чем длинное одеяло. Я вытираю волосы полотенцем и оставляю это его висеть на вешалке.
Как только я возвращаюсь в спальню, дверь открывается, и Люсинда Скафони входит внутрь, сопровождаемая мужчиной, слишком старым, чтобы все еще ходить, вместе с той же девушкой, которая принесла мой поднос. Она толкает пустой металлический столик на колесиках внутрь, не смея взглянуть на меня, но делает реверанс Люсинде и уходит. Когда она тянется, чтобы закрыть за собой дверь, Люсинда останавливает ее.
