Всё равно будешь моей (СИ) - Лэнг Лили

— Привет, — шепчет, шагнув ближе. — Прости, я уснула вместе с Марком. Твои друзья уже ушли? Неудобно получилось.

— Всё удобно. Они понимающие, — вытягиваю раскрытую ладонь. Охотно вкладывает пальцы.

Тяну на себя, с лёгкостью поддаётся и с тихим вздохом прижимается к губам.

Глава 13. Татьяна

Его руки везде. Он касается меня, сжимает, мнёт. Не так, как в той тёмной комнатке. Сейчас он очень старается быть нежнее. И целует бережно. Не так, как привык. Это я на интуитивном уровне чувствую.

Я полностью растворяюсь в этих поцелуях и прикосновениях. Скольжу ладонями по каменным плечам, груди с небольшой порослью, спине. Мужчина не мешает мне его тактильно изучать. А меня пьянит то, как он реагирует на мои касания. Как напрягаются мышцы под моими пальцами. Как мурашки бегут по белой коже. И как в камень превращается всё тело.

Матвей тянет вверх мой свитер, прерывая поцелуй. Дышу надсадно, смущаясь под его потемневшим взглядом. По сути, Матвей мой второй мужчина. И мне немного неловко.

— Бля… — останавливается он.

Руками грудь прикрываю. Хотя в комнате не очень светло за счёт ярких фонарей улиц и небольшой подсветки со стороны кухни, всё равно стесняюсь. Наверное, моё тело родившей не так идеально, как его.

Губу закусываю и, проследив за его взглядом, прикрываю глаза. Хочется ещё отвернуться, но мужчина держит за талию.

— Зря я его отпустил, — рычит тихо, со сталью. Подушечками пальцев осторожно прикасаясь к синякам на рёбрах и животе.

— Мне не больно, — зачем-то оправдываюсь.

Матвей легко роняет меня на подушки, усыпанные по ковру с мягким ворсом. И, склонившись, целует каждый ушиб. Языком скользит по коже, ничего не пропускает.

— Не закрывайся, Зеленоглазка, — урчит он, разводя мои руки.

Я задыхаюсь от чувственной ласки. Мечусь от каждого касания. Вздрагиваю и жмусь теснее, желая большего. Когда его губы добираются до груди, не могу сдержать стон. Жадно хватаю необходимый воздух и в волосы на затылке зарываюсь, не желая прекращать этот дикий поцелуй.

Гризли вгрызается в вершинку до вспышки яркой боли. Не жалея, мнёт вторую. И мне безумно нравится всё, что он делает со мной. Оставив в покое мою грудь, мужчина нависает и тянет джинсы вниз. Поднимаю бёдра, помогая избавиться от остатков одежды.

И вздрагиваю, когда его пальцы ведут по влажным складкам. Меня словно лавой раскалённой обдаёт. Возбуждение, столь острое, пульсирует и циркулирует по венам.

Прикусываю ребро ладони, чтобы не застонать слишком громко. Чтобы Марка не разбудить своим криком. Мужчина падает сверху, успевая выставить руки по обе стороны от меня. И заменяет мою ладонь на свои губы.

Его плоть упирается в меня. Плавно и медленно скользит глубже. Я шире ноги развожу, выгибаюсь сильнее, впиваюсь ногтями в плечи, желая удержаться в этой реальности. Не сойти с ума от этого неспешного натиска.

— Ты точно сама родила? — выдыхает в поцелуе вопрос.

— Да, — со стоном отвечаю, жмурясь.

— Безумно тесная, Зеленоглазка, — рычит тихо.

— Это просто ты большой, Викинг, — отвечаю с вскриком.

— Викинг, значит, — хмыкает, языком по ранке на губе проводя. — Мне нравится. Даже больше, чем Гризли.

— Гризли тебе тоже подходит. Ах! Матвей! — вскрикиваю, запрокинув голову.

Не выдержав, с грубым толчком соединяет нас окончательно. Закрывает рот поцелуем. И плавно двигается, раскачивается, наращивая темп. Даёт прочувствовать всего себя. Улыбается, ловя губами мои стоны.

Я умираю от каждого толчка. Салюты теперь взрываются под закрытыми веками яркими фейерверками. Каждое движение толкает к краю пропасти.

Окончательно потеряв себя, царапаю его спину. Удержать его стараюсь или врасти. Но мне его недостаточно. Хочется почувствовать всю звериную страсть этого мужчины. Наглого медведя Гризли. Хочется утонуть в его силе и властности Викинга.

Он тоже перестаёт сдерживать себя. Движения становятся грубее. Он остервенело вбивается, впиваясь пальцами в бёдра. И смотрит синевой своих глаз. Ловит каждую эмоцию, каждую вспышку. С улыбкой хищной отслеживает мою агонию.

— Матвей! — кричу, взрываясь в ярком удовольствии.

— Моя Зеленоглазка, — гортанно простонав, приходит к своему оргазму и падает сверху, окончательно погребая под собой.

Мы долго лежим в тишине, прерываемой нашим тяжёлым дыханием. Переплетённые, обнажённые. Он до сих пор во мне. Уткнувшись носом в плечо, надсадно дышу. Сама за шею крепко обнимаю, не давая отстраниться. И смотрю на собственное отражение в глянцевом потолке.

— Марк может проснуться и испугаться незнакомого места, — шепчу я. — Или выйти и застать нас.

Матвей нехотя перекатывается. Морщусь, потеряв его тепло, но тоже встаю. Собираю разбросанные вещи. Мужчина натягивает обратно бельё и тянет в спальню. Чудится мне, что он завалится сейчас на кровать. Прямо где спят мой ребенок и его кот. Но нет. Он вытягивает из шкафа для себя домашнюю одежду, мне протягивает свою чистую футболку и полотенце. И указывает на смежную дверь, ведущую в ванную.

— Спасибо, — шепчу, косясь на ребенка, который подмял под себя живность. Ну точно как маленький медвежонок.

— Не за что, — улыбается он и, притянув, целует в губы. — Передумаешь, приходи ко мне на ковёр.

Угукнув, сбегаю в ванную. По шагам слышу, как он выходит из спальни. Мне очень хочется передумать и вернуться к нему. Нырнуть под тёплый бок Гризли. Но в первую очередь надо думать о сыне. О его комфорте и безопасности. Марк просыпается иногда попить воды или из-за страшного сна. И если меня нет рядом, пугается.

Поэтому, быстро ополоснувшись, надеваю футболку, которая на мне как платье. Свои штаны, так как трусики застирываю и вешаю на электрическую сушилку. И ныряю под тонкое одеяло.

Удивительно то, что я засыпаю мгновенно. И до самого утра не просыпаюсь. Марк, к слову, тоже спит беспробудным сном.

Поздним утром меня будит сын. Пыхтя, карабкается на это гигантское ложе Викинга. Подкрадывается и наваливается.

— Ты проснулась? — спрашивает, ладошками лицо трогая.

— Проснулась, Медвежонок, — хриплю, целуя в нос.

— Хорошо. С добрым утром, — улыбается он, обнимая и пряча глаза на моей груди.

— С добрым утром, — целую теперь в темечко. — Ты давно проснулся?

— Да, дядя Матвей меня покормил омлетом, и мы открыли подарки. Он обещал научить меня боксировать! — вскочив, восхищённо сверкает глазами сын и размахивает кулаками.

— Ничего себе, сколько вы дел сделали. А чего меня не разбудили? — хмурюсь я, раздражаясь от мужской наглости. Я не хочу, чтобы Марк к нему привязался, а тот, наигравшись в семью, выгнал нас из своей жизни. Как Слава.

— Дядя Матвей сказал, что тебе надо выспаться. Ты слишком много работала.

Молчу, только на ребенка своего, слишком взрослого для своих лет, смотрю. Глажу по волосам. Просто не верю, что он сейчас со мной. Что мне не пришлось умолять мужа и свёкра разрешить быть с ним.

— Ма-аа-ам, — Марк опять наваливается и тихо так спрашивает: — Мы больше не поедем к папе?

— Ты хочешь к папе? — напрягаюсь я, обнимая.

— Нет, — быстро-быстро мотает головой. — Я не хочу оставаться один с папой.

— Почему? Он что-то сделал? — приподнявшись, облокачиваюсь на изголовье кровати и подтягиваю ближе сына.

— Он обзывается и прогоняет меня. Что я сделал, мам?

— Ты ничего не сделал, Медвежонок. Папа просто злится.

— На меня?

— Нет. На дедулю. Вот и срывает злость на тех, кто меньше него.

— Дедуля хороший, но он постоянно занят, — бурчит Марк и трёт глаза.

— Мы отправимся в путешествие и найдём новый дом. Как ты на это смотришь? — стараюсь переключить внимание ребенка.

Сын скептически морщится. И мотает головой.

— Не хочешь?

— Давай здесь останемся? — предлагает он совершенно неожиданно. — С Тайсоном!

— Вот дядя Матвей обрадуется, — с иронией усмехаюсь, взъерошивая волосы сын.