Другой брат (ЛП) - Пейдж Тирни

— Привет, Эйприл.

— Привет, Джеймс, — отвечаю я шёпотом.

Его взгляд переключается с моих глаз на губы и обратно. Его взгляд будто притягивает, увлекает меня. Инстинктивно я делаю шаг ближе. Не знаю, зачем, просто так чувствую. Как будто он магнит. Но вдруг он откашливается и отступает, словно боится обжечься.

Щёки начинают гореть. Я не уверена, что это было, и чувствую себя неуютно, думая, что, возможно, смутила его.

Мои мысли прерывает быстрый топот крошечных лапок, и на лестнице появляется Бэзил, торжественно делая своё величественное появление. Я улыбаюсь, поворачиваюсь к нему и присаживаюсь на корточки.

— Привет, малыш! — мурлычу я.

Он подбегает ко мне, трётся об мою руку, выгибая спину и мурлыча, словно маленький моторчик, звук вибрации разливается по комнате. Я провожу пальцами по его мягкой шерсти, щедро одаривая его лаской. Поднимаю взгляд на Джеймса.

— Спасибо большое, что присмотрел за ним. Это для меня очень важно, — говорю я.

Он дарит мне легкую улыбку.

— Рад, что девочки смогли тебя немного отвлечь. Тебе понравилось?

Я коротко смеюсь.

— Не уверена, что слово «понравилось» подходит. Но это было... интересно. — Стараюсь добавить оптимизма в голос. — По крайней мере, было приятно выбраться из дома. Мы немного посмеялись.

Комната наполняется тишиной, и я, нервно поёживаясь, замечаю, как он хмурится.

— Что? — спрашиваю, не понимая, что вызвало такую реакцию.

— Ты можешь не притворяться со мной, — говорит он спокойно.

Я нахмуриваюсь, не понимая, о чём он.

— Всё нормально, если ты не в порядке, — тихо добавляет он.

Мой взгляд падает на столик в прихожей, заваленный фотографиями в рамках — снимками меня и Лукаса, моментами счастья, которые я когда-то думала, мы будем нести с собой всю жизнь. Я избегала этих фотографий с тех пор, как он ушёл. Не могу вынести напоминание о том, что они теперь представляют жизнь, которую я потеряла. Вместо Лукаса здесь Джеймс, который заботится о Бэзиле и убирается в моём доме. Всё должно было быть совсем по-другому.

Осознание этого накрывает меня, как удар в грудь.

— Я не в порядке, — признаюсь я.

Лицо Джеймса становится серьёзным. Он внимательно смотрит на меня, будто пытаясь прочитать, что происходит у меня внутри.

— Ты ненавидишь меня? — неожиданно для самой себя спрашиваю я.

— Что? Почему, чёрт возьми, я должен тебя ненавидеть?

— Потому что я попросила его уйти. Я... — Глотаю ком в горле. — Я сказала ему, чтобы он ушёл.

Челюсть Джеймса напрягается.

— Мы оба знаем, что он заслужил это. Он не должен был выходить за эту дверь, но он вышел, — говорит он твёрдо.

Я переминаюсь с ноги на ногу.

— Он всё тебе рассказал?

Джеймс фыркает, в его голосе слышится горечь.

— Мама рассказала. Но мы оба знаем, что он не сказал ей всей правды. Я могу сложить пазл.

— Понятно, — шепчу я, не зная, что ещё сказать.

Он слегка кивает.

— Откуда ты знаешь? — спрашиваю, почти боясь услышать ответ.

Его выражение лица становится жёстче.

— Я просто знаю.

Мне хочется спросить больше, но его тон ясно даёт понять, что этого делать не стоит. Я оставляю всё как есть.

— Мне, наверное, пора, — говорит он, направляясь к двери.

— Конечно. Спасибо ещё раз. — Я ненадолго замолкаю, переступая с ноги на ногу. — Извини, что девочки втянули тебя в это. Ты не обязан был приходить, но... я рада, что ты пришёл. — Я благодарно улыбаюсь ему.

Джеймс оглядывается на меня, и его взгляд смягчается, вызывая тёплое чувство где-то внутри меня.

— Не за что, — отвечает он, отмахиваясь от благодарности, и неожиданно наклоняется, чтобы быстро поцеловать меня в щёку, прежде чем развернуться и уйти.

Этот жест застает меня врасплох, оставляя в замешательстве.

Раньше он никогда даже не обнимал меня.

Я хватаюсь за дверной косяк, пока он спускается по ступеням. Когда он доходит до тротуара, он поворачивается, прячет руки в карманы куртки, слегка сутулясь от прохладного воздуха. Напоследок он кивает.

— Пока, Эйприл, — говорит он.

— Пока, Джеймс, — тихо отвечаю я.

Я смотрю ему вслед, пока он не садится в машину и не исчезает из виду. Только тогда мои плечи опускаются, и я выдыхаю.

Закрывая дверь за собой, я наконец ощущаю усталость, накатывающую на меня. Медленно поднимаюсь наверх. Снимаю обувь, откидываю одеяло и забираюсь в кровать, ощущая прохладную свежесть постельного белья. Беру в руки телефон, открываю Инстаграм и вбиваю имя Лукаса в строку поиска.

Пользователь не найден.

Осознание накатывает, словно кто-то разорвал свежие швы — Лукас заблокировал меня. Он действительно это сделал. Прошла всего неделя. Я роняю телефон на прикроватную тумбочку, и глухой стук, кажется, заполняет тишину вокруг. Горе накатывает волной.

Когда я думала, что уже хуже быть не может, он наносит последний удар.

Свернувшись клубком под одеялом, я закрываю глаза, безмолвная и опустошённая, пока тьма не захватывает меня, утягивая в свои глубины.

Глава 13

Джеймс

К тому моменту, как я возвращаюсь домой, настроение окончательно испорчено мыслями о Лукасе. Если бы только другие могли увидеть его таким, каким вижу его я — за этой гладкой, тщательно отработанной маской, которую он носит так уверенно.

Никогда не забуду тот выходной, когда он был на последнем курсе университета. Я тогда всё ещё учился на пятерки и пытался немного расслабиться, играя на гитаре. Но он не смог скрыть своего раздражения. Взбежав наверх, он влетел в мою комнату, кипя от злости.

— Ты можешь хоть сколько угодно практиковаться, — сказал он, стиснув зубы. — Но из этого всё равно ничего не выйдет. Никто никогда не будет воспринимать тебя всерьёз.

После этого он так резко повернул колок на моей гитаре, что струна лопнула.

Я был подавлен. Мама увидела, как сильно меня это расстроило, и ей стало так жалко меня, что она тихо заменила струну на следующий день. Тогда она ничего не сказала, но позже я узнал, что она пропустила свою еженедельную встречу с подругами за чашкой кофе, чтобы позволить себе купить эту струну. Маленькая жертва, но такая значимая.

После этого я дал себе обещание: я заработаю достаточно денег на игре, на том, что Лукасу всегда казалось пустым делом, чтобы мама могла позволить себе всё, что захочет, без колебаний. Ей больше никогда не придётся отказываться от маленьких радостей, которые заставляют её улыбаться.

Не раздумывая, я иду прямо к своей бас-гитаре. Она настоящая красавица — редкий экземпляр Spector, сделанный из древесины шпальтированного бакайского клёна в США, одна из всего лишь тридцати когда-либо выпущенных. Я копил каждую монету, работая бариста после окончания школы, зная, что она должна быть моей.

Снимая её со стойки, я перекидываю ремень через плечо, и мои пальцы инстинктивно находят струны. Её гладкий гриф словно продолжение моей руки, и мышцы сами вспоминают нужные движения, пока я играю знакомую мелодию.

В басе есть что-то такое, что трогает до глубины души, не сравнить с другими инструментами — его вибрации ощущаешь всем телом, даже если играешь без усилителя. Он тяжёлый, даёт мгновенную обратную связь — сразу понимаешь, попал в нужную ноту или промахнулся. Бетховен создавал музыку, не имея возможности её слышать; он чувствовал каждую ноту через вибрации. Вот что я чувствую, играя на басе. Его не просто слышишь — его переживаешь. Музыка проникает глубоко в кости.

А когда я подключаюсь к усилителю и выступаю на сцене, ощущения невозможно описать словами. Звук наполняет пространство, заглушая всё вокруг, оставляя только меня и музыку. Когда я играю, мир исчезает.

Хотя я могу петь, пение — это не моё. Это работа Тома. Но когда я остаюсь один, я люблю сочинять песни. Для меня музыка — это как дневник. Каждая нота — это воспоминание, каждый аккорд — это чувство, а вместе они рассказывают истории, которые мне сложно выразить словами. Музыка всегда была моим убежищем. Когда мир становится слишком тяжёлым, ноты возвращают меня на твёрдую землю. Слова? Они часто подводили меня. Но музыка? Музыка никогда не подводила. Она всегда была моим языком.