Твоя наследница (СИ) - Беж Рина

— Сколько тебе нужно времени, Юля? — даю понять, что согласен на ее просьбу.

— Две недели, — выпаливает она, а после чуть более тихо добавляет, — максимум месяц. Я хочу сама с ней поговорить, подготовить, не травмировать неожиданно, а дать время осмыслить ситуацию. Сейчас же такой возможности не будет. Ты, наверное, уже знаешь, Соня с Алексом и близнецами улетают на две недели в Италию. Немного отдохнуть. А мы с Аминой переезжаем к ним, чтобы присматривать за Надюшкой и Богданом.

— Я понял. Не волнуйся, у тебя будет это время, — даю «добро», но тут же озвучиваю своё условие. — Но я хочу с ней общаться уже сейчас, а не через месяц. Хочу, чтобы она ко мне привыкала, узнавала.

Как и ты.

Добавляю мысленно.

— Ладно… Хорошо… — по голосу слышу, Юля рада уступке с моей стороны. — Спасибо.

А вот благодарность лишняя. Это я ее должен благодарить за каждый день, что она заботилась об Амине, но об этом мы поговорим позже.

— Не за что, — даю понять, что тема исчерпана.

— А ты о чём начал говорить, когда я помешала? — осмеливается напомнить Котова.

И я решаю, что нет смысла больше тянуть время. И так его слишком много потратили впустую.

— Я сегодня вернулся из Турции, — произношу ровно, гася шквал эмоции, разъедающий душу, стоит вспомнить разговор с отцом, делаю паузу и заканчиваю. — Теперь я выяснил всю правду.

Глава 11

ДАВИД

— Я сегодня вернулся из Турции, — произношу ровно, гася шквал эмоций, разъедающий душу, стоит вспомнить разговор на повышенных тонах с отцом. Делаю глубокий вздох и заканчиваю. — Теперь я выяснил всю правду.

Тишина в ответ настораживает. Заставляет вынырнуть из собственных заморочек и сосредоточиться на женщине, которая в сложившихся обстоятельствах пострадала больше всех.

Мне не нравится, что я ее не слышу.

Это дезориентирует и напрягает.

Открываю рот, намереваясь позвать Котову по имени, но она опережает.

— Не надо мне объяснять, Давид, — тихая просьба. Пауза, во время которой, как я вижу сквозь окно, Юля запрокидывает голову и прикрывает глаза ладонью, словно стирает пелену тяжелого прошлого. И продолжение. — Всё в прошлом.

Не согласен.

Вот не согласен и всё тут.

Не переубедит и не заставит свернуть.

— Надо, — произношу жестко.

Стараюсь и в ее голову вложить свою уверенность.

Потому что по опыту знаю: забыть не выйдет, а вот отпустить ситуацию — реально, но прежде следует разобраться в ней от и до.

Только разложив по полчкам весь тот винегрет из лжи и наговоров, появится возможность двигаться дальше. Может быть, даже вместе.

Да, это моя призрачная мечта с недавних пор. Стать частью маленькой семьи. Не просто воскресным отцом, а любимым папой и, может быть, любимым мужем.

Почему нет?

Я ведь тоже человек. И подвержен слабостям. А две девчонки, живущие в высотке, перед которой я сижу в машине, с недавних пор ею и являются. Моей слабостью.

Конечно же, это все призрачно, потому что свою вину за прошлое я признаю и не снимаю. Но и причину поступков объяснить должен.

— Надо, — повторяю вновь жестко. — Тебе надо. И мне надо. Я виноват, Юля. За свой неправильный выбор. За веру в родных. За то, что ошибся и не понял тогда главного: моя семья была не той, где я остался, а той, что прогнал.

— Давид, — женский голос полон мольбы.

Понимаю, что ей больно и не хочется ворошить прошлое, но, как привык, не оставляю выбора, лишь его призрачные очертания.

— Мы можем отложить этот разговор сейчас, — делаю громкую паузу и предлагаю сомнительную альтернативу, — Но тогда продолжим его при личной встрече. И он обязательно состоится. В ближайшее время.

— Опять решаешь за нас обоих? — произносит вроде бы ровно, но я слишком хорошо ее знаю, чтобы уловить недовольные нотки.

— Не опять, а снова, — стараюсь разрядить обстановку.

— Я тебя выслушаю, — сдается.

Сквозь окно вижу, как Юля спрыгивает с подоконника и куда отходит. Легкий шорох, громкий шум от помолки зерен.

— Кофе на ночь вреден, — комментирую раньше, чем успеваю подумать.

И тут же получаю обоснованное:

— Ты что, подсматриваешь?

Уже готов произнести: нет, конечно.

Но не осмеливаюсь. Хватит лжи и обмана в нашей с Котовой истории. Пора переходить к правде.

— Ну-у, — тяну, удивляясь самому себе, что решаюсь на признание, — с улицы третий этаж особо не поразглядываешь.

Даю пару секунд на осмысление, а затем…

Любопытная Юля высовывается из окна и внимательно изучает двор.

А она милая. И, несмотря на расстояние, мне кажется, что я вижу ее широко распахнутые в удивлении голубые глаза.

Не сдерживаю улыбки и указательным пальцем левой руки пару раз поддеваю подрулевой переключатель света. «Моргающие» фары во дворе, освещенном всего парой тусклых фонарей, увидеть несложно.

Вот и меня она замечает мгновенно и в первое мгновение интуитивно отшатывается от окна, будто хочет спрятаться за воздушным тюлем.

Мне интересно наблюдать: сбежит всё-таки или…

Нет. Гасит трусливое желание и лишь кивает, а после вновь возвращается к приготовлению горького напитка, которому, кажется, никогда не изменяла.

— В гости не приглашу, — говорит серьезно и твердо.

И пусть я и не собирался навязываться, но такое четкое предупреждение удивляет и подтверждает сделанный ранее вывод: Юля изменилась.

И новая она мне нравится еще больше.

— Понял, не настаиваю.

Еще минуту слушаю легкое шебуршание, которое Котова больше не стремится скрыть, передвигаясь по кухне, затем она вновь появляется в окне. Забирается на подоконник, сгибает ноги в коленях и выдает, будто в омут с головой бросается:

— Я готова слушать.

Вижу, как, прижав телефон плечом, обхватывает двумя ладонями чашку и делает глоток. Хочется еще немного потянуть время, дать ей насладиться любимым напитком, потому что то, что собираюсь ей скинуть на электронную почту, явно испортит аппетит.

— Знаешь, прежде чем начать разоблачение, я все же хочу еще раз попросить прощения за свой совершенно неблагородный поступок. Думаю, если бы мама была жива, она бы этого никогда не допустила, — прикрываю глаза и качаю головой. — А тебя и Амину полюбила с первого взгляда.

Может быть это и глупо — в моем возрасте вспоминать мать, но не могу иначе. Я ее не просто любил, боготворил. До последнего дня она оставалась главной женщиной в моей жизни. Потому что не побоялась трудностей и осуждения окружающих, а родила и вырастила меня вне брака, дала образование и постаралась вложить те качества, которые считала важными.

Отец появился в моей жизни позднее. Намного позднее.

Думаю, если бы не болезнь, мама так и не осмелилась бы написать ему письмо и рассказать обо мне. А так, она испугалась, что останусь один, без поддержки, и рискнула.

Дамир Цикал, всегда мечтавший о наследнике, взялся за меня всерьез. Окружил вниманием и заботой. Даже сумел закрыть глаза на то, что я другой веры и особо не давил принять ислам. Забрал к себе в Стамбул, настоял на изучении языков и получении еще одного образования. В общем, усиленно принялся лепить из меня идеального отпрыска.

То, что этот человек не мягкий и открытый, а стопроцентный делец, ищущий во всем выгоду, я понял рано. Потому хоть и прогибался, исполняя волю покойной матушки постараться подружиться с семьей отца, но держал ухо востро.

От деда мне досталось хорошее наследство, которое я получил после совершеннолетия. И именно его вложил в свое первое дело, отказавшись от помощи Дамира. Чувствовал, что смогу стать от него зависимым, если что-то пойдет в разрез с его планами. А мне моя независимость всегда была дороже.

И все же просьбу матери я выполнил. Сдружился с семейством Цикал. И даже долгое время считал их близкими родственниками, семьей. Особенно Карину, единокровную сестру. Правда, узнай маму правду о выходках этой девицы, думаю, сто раз пожалела бы.