Полный спектр - Нова Тери

Может быть, стоит попытаться передать тебе детали для разборного болтореза, чтобы ты смогла избавиться от решетки в заборе и выйти на свободу. Я узнаю, возможно ли это, и дам тебе знать.

Кстати, в этом месяце цвет синий, пока все еще непривычно. Линк сказал, что я похож на ходячую депрессию, но мне плевать. Пока делаю вывод, что наш любимый красный был лучшим выбором, в следующий раз повторим.

Уэйд!»

Послание вернулось, и раз письмо все еще оставалось непрочитанным, скорее всего, это означает, что оно даже не побывало в руках Ремеди. Мне просто нужно переупаковать его понадежнее и связаться с фермером, чтобы выяснить причину обратной отправки. В конце концов, если что-то пошло не так и возможности незаметно передать конверт не было, неужели этот болван не мог просто подождать более подходящего момента?

Разочарование грозит разорвать меня на части, я и без того слишком устал, чтобы разбираться с чем-то большим. Моя последняя поездка домой обернулась кошмаром, где мама едва встает с постели, предпочитая лежать, уставившись в телевизор, висящий перед кроватью в родительской спальне. Она пребывает в какой-то новой для себя версии реальности, где у нее даже нет семьи и детей, и я не могу перестать винить себя в том, что так беспечно оставил ее наедине с отцом.

Период потери Шай дался нам всем нелегко, надежда была, пока не нашли ее изувеченное маленькое тело, покрытое ссадинами и синяками от удушения. Думаю, тогда что-то сломалось не только во мне, но и в мамином мозгу. Мой отъезд хоть и был вынужденной мерой, чтобы избавиться от контролирующих нападок отца, он также послужил дополнительным спусковым крючком, сделавшим контрольный выстрел в мамину голову.

Я не мог оставаться дома дольше, чем рассчитывал, когда приехал проведать ее, пока отец был в командировке. Тогда она смотрела на меня без тени узнавания, несмотря на то что мы созванивались всего неделю назад, уточняя дату приезда. Молодая и полная жизни женщина потеряла сразу двоих детей в то кошмарное лето, я отчетливо видел это в туманном взгляде, смотрящем как бы сквозь меня на мерцающий экран прямоугольной плазмы.

Когда я вышел из дома и закурил на крыльце, глядя на жухлые цветы в огромных каменных кадках в конце подъездной дорожки, мне захотелось что-нибудь разбить. Но правда была в том, что я итак поломал слишком много в попытке унять боль от потери сестры и спасти жизни людей, которых даже толком не знал. Я даже злился на Ремеди за это, потому что она каким-то образом казалась ближе всех остальных, и это тоже душило меня, оставляя неприятный осадок. Как будто я предал память о Шай, найдя ей замену, а потом и вовсе отдалился от единственных родных людей, чтобы не вспоминать весь тот ужас, который почувствовал, впервые потеряв кого-то, кого любил.

Вот почему я так долго ей не писал, а когда наконец понял, что не могу оставить Ремеди одну, мое письмо вернулось, проделав круг. Я снова попал в эту ужасающую петлю, в которой страх потери казался настолько мощным, что при попытке сделать вдох у меня заканчивался воздух в легких.

– Возьми себя в руки, блять! – Резко открываю верхний ящик письменного стола, закидывая туда конверт, и встаю, выходя за дверь своей комнаты. Мне давно уже пора обзавестись собственным жильем и съехать из тренировочного корпуса «Стикса». Я зарабатываю достаточно, чтобы не заботиться о таких вещах, как собственная недвижимость, но почему-то все равно остаюсь здесь.

Конечно, я знаю причину, просто не признаюсь в этом вслух, так же, как и не говорю, почему, несмотря на то что предпочитаю работать без дополнительного риска, я все равно каждый раз выбираю групповые задания или берусь прикрывать Джоша и Линка в их собственных миссиях.

Я не хочу оставаться один.

Тишина в моей голове становится такой громкой, что стены под ее натиском начинают трещать. Я отчетливо слышу крики тех, кого убивал годами, вижу кровь, стекающую из расщелин в дереве, стекле или бетоне и покрывающую пол, где бы я ни находился. Всякий раз, сидя на совещании в общем зале или общаясь с кем-то в переговорной, я словно превращаюсь в свою мать, теряя чувство реальности происходящего, и только привкус лакричных палочек хоть ненадолго способен вернуть меня назад. Постепенно я начинаю замечать, что с каждым разом все сложнее ухватиться за что-либо, я срываюсь, падаю в пустоту, однажды наступит момент, когда я уже не смогу спастись.

Идя по коридору к лифтам, я улыбаюсь встречным сотрудникам, как делаю большую часть времени. Они привыкли к моим глупым шуткам и искренне считают, что я самый беспечный из всех, пусть так и останется, не собираюсь позволять им видеть свое нутро и что на самом деле творится у меня в душе.

– Мистер Ройстон, – зовет механический голос. Это помощник полковника Стивен Мерфи и самый странный тип, которого я когда-либо встречал.

Его глубоко посаженные глаза похожи на две светло-голубые маленькие пуговицы, аккуратно пришитые на худое лицо, а нетипично седые для сорокалетнего мужчины волосы делают его визуальным подобием призрака. Он появляется бесшумно и так же быстро исчезает, передавая послания Роддса обитателям подземного комплекса. Мерфи никогда не использует наши имена, всегда выбирая чопорную лакейскую манеру, называя «мистер» или «сэр» даже тех, кто годится ему в сыновья и ни хрена полезного здесь не сделал.

– Привет, Стиви. – Я нарочно использую эту форму имени, чтобы толстая палка, засевшая в его заднице, доставляла Мерфи меньше удовольствия. – Отличный денек для того, чтобы пугать детишек, слоняясь по кладбищу, – подмигиваю, нажимая на кнопку вызова лифт. Мне до тошноты не хочется стоять и обмениваться любезностями с кем бы то ни было.

Бескровные губы Мерфи становятся еще белее, когда он едва заметно сжимает их в плотную линию. Он думает, что его эмоции невозможно прочесть, но я-то знаю, что бедняга раздражен, хоть и пытается скрыть это. Небрежным движением он поправляет манжеты белой рубашки, выглядывающие из-под безупречно сшитого твидового костюма в цвет серых стен, обшитых изоляцией. Уверен, Мерфи специально подбирает именно этот оттенок, чтобы еще больше сливаться с обстановкой.

– Полковник хочет видеть тебя у себя, – игнорируя мой подкол, произносит он ровным тоном.

Теперь стиснуть зубы приходится мне. Лифт подъезжает, и когда мы входим внутрь, Мерфи, даже не спросив, нажимает на кнопку минус первого уровня, где находится кабинет Роддса.

– Давай, отрывайся, нажми еще парочку, пока взрослые не смотрят! Ни в чем себе не отказывай, приятель! – саркастично говорю, стараясь сохранять небрежный тон.

Проблема в том, что если полковник ожидает встречи в своем кабинете, а не в общем зале или переговорной, скорее всего, это не сулит ничего радужного. И я с глубоким разочарованием подмечаю, что паршивый день становится еще хуже. Двери открываются, но Мерфи не двигается с места, ожидая, пока выйду. Выглядит так, словно если я не проявлю беспрекословного подчинения, парень потащит меня в нужном направлении силой. Интересно, он мог бы?

Не желая испытывать судьбу еще больше, выхожу и следую по длинному полутемному коридору, слыша, как за моей спиной двери лифта снова закрываются. Не оборачиваюсь, чтобы проверить, идет ли цепной пес следом в своей пугающей бесшумной манере, и лишь когда достигаю нужного кабинета, понимаю, что я здесь один.

Дважды стучу, расправляя плечи. Мне уже не шестнадцать, я давно заработал уважение и приоритет среди других сотрудников организации, но все еще топтание на пороге Роддса кажется каким-то волнительным. Я не собираюсь проводить параллели с отцом, но думаю, в их некотором сходстве и кроется причина моей нервозности. Будь у меня психотерапевт, он заработал бы кругленькую сумму, раскапывая все это дерьмо.

Кодовый замок открывается дистанционно – стандартная мера для всех дверей подобного типа, толкаю ее, глядя прямо перед собой. Роддс восседает на краю рабочего стола, который практически пуст, как и мой, за исключением персонального переносного компьютера, защищенного двумя уровнями доступа, стопки папок в черных обложках и скудного набора письменных принадлежностей.