Няня для сына олигарха. Миссия:выжить (СИ) - Гесс Ария

Растягивая края своего свитера, любуюсь ботинками Кирилла, начищенными до блеска. Нет, ну правда. Не работники клининга же их начищают? Похоже сам. Что ж, похвально.

— Я очень рад, что ты осталась, — смотрит на меня с нескрываемым желанием.

— Я тоже…

— И сегодня я приеду пораньше, — многозначительно ухмыляется.

— Уж постарайся…

— Если бы ты знала, как стараюсь…

Кирилл хочет еще что-то сказать, но топот детских ножек по лестнице вынуждает его придержать свои мысли и мягко отстраниться.

Артем бежит к отцу с листочком в руках. Кирилл подхватывает его на руки, принимает рисунок, расплываясь в улыбке и, поцеловав сына в макушку, прощается с нами, а затем уезжает на работу.

Артём же снова уносится в свою комнату к карандашам и краскам.

Расцениваю это как хороший знак. Настроение у него хорошее, моя компания его больше не злит и даже радует, и все свои эмоции он выражает на бумаге яркими цветами.

Не желая отвлекать Тёму от творческого процесса, отправляюсь на кухню сама. Мое же приподнятое настроение выливается в кулинарные шедевры.

Отправляю замаринованную утку в холодильник дожидаться своего часа, заканчиваю с греческим салатом и выключаю куриный суп. Приготовление теста для булочек с изюмом откладываю на вечер и возвращаюсь к ребенку.

Заметив меня, он прячет свой рисунок и обещает показать позже. Но когда он демонстрирует мне свое творение, я не знаю, как реагировать…

Кирилла и Артёма я, конечно же, узнаю сразу. А девушку с пальцами-веточками и длинными желтыми волосами оцениваю вдруг… с какой-то ревностью.

Кирилл не рассказывал о матери сына, да и от Тёмы я ни разу не слышала о ней. Но ведь где-то же она есть?

— Нравится? — не скрывая волнения, косится на меня.

— Конечно! У тебя талант, — спохватившись, хвалю его.

— Только здесь я нарисовал тебе длинные волосы, как раньше были… — прячет виноватый взгляд. — Они же быстро отрастут?

Замираю и практически не дышу, глядя на Тёму. На лице расползается непроизвольная улыбка.

— Конечно, — заверяю его, часто моргая. Будто в глаз что-то попало. В оба. Отчего они чешутся и слезятся. — Но знаешь, мне нравится моя новая короткая стрижка. И папа твой оценил.

— И мне нравится! А давай вместе сделаем подарок папе? — быстро переключается, снова улыбаясь.

Вечером мы встречаем Кирилла с нашим совместным творением. Я даже волнуюсь, будто на экзамене, когда он с интересом рассматривает разноцветную елку, из окрашенных сухих макаронин и щупает белоснежный снег из ваты.

— А это я нарисовал сам! — достает непонятно откуда свой рисунок Тёма и хвалится, пока я за секунду становлюсь такой же красной, как звезда на нашей елке. — Это ты, я и Эва! Ей понравилось, как я нарисовал!

Теперь эту звезду, то есть меня, будто бы поджигают…

Ибо чего кровь так кипит?!

Кирилл смотрит на меня с улыбкой и не отрывает глаз.

— Мне тоже нравится. Очень.

За ужином я радуюсь тому, как быстро с общего блюда исчезает утка. Даже Тёме она приходится по вкусу. А уж от булочек он вообще в восторге.

Когда приходит время для сна, он проявляет инициативу уложить Тёму самостоятельно.

Если бы я не была так впечатлена этой отвагой, то даже радостно улыбнулась бы. Ладно, радостно и с капелькой злорадства...

Сидя на кухне, гипнотизирую взглядом кружащийся белый снег за окном. Спустя час не выдерживаю и тихо заглядываю в детскую спальню.

— Помощь нужна?

— Нет! — кричит на меня шепотом.

Отправляюсь обратно на кухню, едва сдерживая улыбку. А через полчаса выходит и Кирилл.

— Ой, я как раз только чай заварила!

Не успеваю сделать и шага, как он за секунду сокращает расстояние между нами и жадно впивается в губы.

29

Глава 15

Целует так, словно я наша вечерняя утка, которую он хочет сожрать целиком.

— Устал ждать, нет сил терпеть, — произносит в перерывах между поцелуями губ и шеи.

Жадно шаря руками по моему телу, Кирилл собственнически сжимает меня, притягивая к себе ближе, отчего каждое его прикосновение чувствуется острее, ярче, будоражаще. И плевать даже на то, как я выгляжу со стороны, когда как рыба вытягиваю губы и пытаюсь глотнуть хотя бы немного воздуха, чтобы не задохнуться. Но Кирилл раз за разом ловит их своими губами, грозясь обеспечить мне смерть от легочной недостаточности.

Даже успеваю представить этот заголовок: «Она умерла с его языком во рту, зато счастливая»!

Верно… Счастливая. Потому что сама до одури давно этого хотела. Потому что до сих пор не понимаю как такой мужчин, как Кирилл, мог заинтересоваться мной. Протягиваю руки и зарываюсь пальцами в его жесткие волосы, собственнически притягивая к себе.

А что, только ему можно? Я, может, тоже не из робкого десятка!

Почувствовав мой сомнительный энтузиазм, Кирилл, тяжело дыша мне в губы, подхватывает меня за бедра и усаживает на столешницу, примостившись между ног.

Ну, раз примостился, значит можно и поборзеть.

Обхватив его ногами за торс, переплетаю их у него на пояснице и силой впечатывается в себя, одновременно запуская язык в рот.

Кажется, я схожу с ума от этого мужчины… Откидываю свои мозги во вселенский поток и просто отдаюсь чувствам.

— Кажется, ты свела меня с ума, — считывает мои мысли томно дышащий и целующий мою ключицу самый прекрасный представитель мужского пола.

— Я то же самое подумала… — хрипло отвечаю я, удивляясь вообще возможности говорить.

— Да, — ухмыляется, и снова целует губы, сжимая грудь и ягодицы. — Но у меня хотя бы основания тебя подозревать есть. У меня в обеде твои трусы оказались. Чем не ритуал? — смеётся извращенец.

От возмущения я даже свои улетевшие мозги из вселенского потока возвращаю.

— Что? — стукаю по его железобетонному бицепсу, вызывая у него лишь смех.

Тяжело дыша, он утыкается своим носом в мой нос и произносит хриплым, серьезным тоном:

— Хочу тебя, Эва. В своей жизни, в своем доме, в своей постели…

Хочется спрятать смущенный взгляд, но он не дает. Пальцами поддевает подбородок и снова целует. Осыпает поцелуями все моё лицо и снова возвращается к губам. Теперь я уверена в том, что похожа на рыбку. После того, как он терзает мои губы, никакая гиалуронка не нужна. Опухли, но при этом ноют от желания, когда он останавливается.

Скользнув под мою рубашку, Кирилл плавно поглаживает мою спину, пальцами считает ребра, вызывая дрожь в теле.

— Замерзла? — издевается он, проводя языком по моей шее.

Как только я собираюсь ответить, он ведет ладонью по моему позвоночнику вверх и щелкает застежку бюстгальтера, после чего, довольный, покушается на мою собственность и обхватывает полушарие.

— Идеальная…

Теперь уже тянусь к нему я.

Предохранители летят к чертям, мысли туда же. Есть только он и я…

Он и я…

— Эва? — трубит в ушах голос, заставляя меня снова резко оттолкнуть Кирилла, который еле удерживается за столешницу, чтобы от неожиданности не свалиться.

Что я там говорила? Он и я? Нет, он, я и Артемушка сладкий.

Вооружившись пятерней, пытаюсь причесать волосы и отдышаться.

— Да, Темушка, — спрыгиваю со столешницы под смех Кирилла и словно коза заведенная, скачу к ребенку.

Это от нервов. Точно от нервов.

— А почему ты прыгаешь? — спрашивает малой, зевая, ещё больше вгоняя меня в краску перед смеющимся на кухне Кириллом.

— А это моя медитация ночная. Говорят, если ночью хорошо попрыгать, спится потом сладко, — выпаливаю какую-то чушь, и только потом до меня доходит сказанное.

Бью себя ладошкой по губам и мысленно даю оплеуху.

— Это точно, — выходит из-за спины Кирилл, намеренно выдерживая серьезный тон сквозь смех. — Но Эва ещё не допрыгала. Да, Эва?

Фыркаю на него губами, представляя в своей голове, как луплю его чему-нибудь тяжелым.

— Пойдем спать, Темушка, — беру за руку ребёнка и веду на второй этаж. По пути поворачиваюсь и показываю язык Кириллу, который облокотился о стену и уже не сдерживает улыбку.