— Вот Вике сам будешь объяснять, что с её поделкой случилось! — подтверждает мои слова моя зараза.
— Да объясню я! Что думаешь — с маленькой девчонкой не управлюсь? Вон в магазин с игрушками отведу — и она сразу про поделку забудет, — отбиваюсь я, вспоминая мелкую кнопку.
— Наивны-ы-ый! — тянет Кларочка насмешливо.
— Чёт я наивный сразу?! — возмущаюсь я.
Егор Богданович захлопывает варежку, так и не начав свою речь, поглядывает себе через плечо, потом на меня и спрашивает:
— Молодой человек, а когда ваш батюшка с больничного вернётся?
— Скоро, наверное. Но вы не обольщайтесь — он планирует управление всем здесь на меня спихнуть…
Все притихают. Глаза Кларочки становятся еще больше.
— Это что же — Александр Рихардович не вернётся, и я с тобой останусь?! — тихо-тихо говорит Кларочка.
— Ага. На всю жизнь. Это твоё наказание, — выдыхаю я. Но дела-то делать надо.
— Как у вас тут, однако, по-семейному… — тоже негромко роняет Вольский.
— Мгу… Господа, прошу прощения за этот конфуз. Надеюсь, вы войдёте в моё положение и дадите мне пару минут, чтобы переодеть брюки.
— Конечно, — соглашается потенциальный партнёр, с интересом поглядывая на меня.
— Клара Ивановна, умоляю вас — не трогайте мандарины — это точно к беде, — говорю я Кларочке и захожу в свой кабинет один.
* * *
Клара
— Не буду, — бухчу я в спину удаляющемуся Христосу.
Ведь прав паразит — только я за мандаринку, как что-то происходит. Что-то, похожее на катастрофу.
Ну, ничего, ничего — сейчас переговоры закончатся, поеду домой, куплю мандаринов и буду сидеть перед телевизором и отмечать Новый год.
— И часто он вас так — ремнем? — озадаченно спрашивает тот, который у партнёров главный.
Всего их трое пришло. Но этот — так сказать, выделяется на общем фоне.
Оглядываю стол — надо убрать, а то кожура от мандарина валяется, сам недочищенный мандарин валяется. А тут дяди серьёзные пришли. Не комильфо выглядит это всё перед дядями.
Однако ж — я не из робкого десятка.
— Простите, как могу к вам обращаться? — уточняю у главного дяденьки.
— Егор Богданович…
— Егор Богданович, это всё недоразумение… Очень жаль, что вы стали ему свидетелем, — надо ж мне начальство своё взбалмошное обелить? Христос с этими дядями же сейчас о делах будет разговаривать, — Просто… Я цветы в кабинете у него поливала…
Киваю головой в сторону кабинета. И продолжаю объяснять.
— И случайно забыла коробку с печеньем. Ну, как с печеньем… Это было что-то вроде поделки на конкурс на утренник в детском саду… — вижу, как в глазах у Егора Богдановича просыпается понимание, — А хм… Христос Александрович решил, что это для него… печенье… Ну и откусил сдуру.
Перестаю подбирать выражения.
— А оно с хвоёй было…
— С какой? — спрашивает другой дяденька. Не менее важный, чем Егор Богданович.
— С еловой… — вздыхаю я.
— Не понравилось Христосу Александровичу ваше рукоделие, — усмехается Егор Богданович.
— Не надо всё в рот тащить! Как маленькие, ей-богу! — не сдерживаюсь я.
Вижу, что все трое дяденек прячут улыбочки. Весело им.
— А поделку кому помогали делать? У вас дети есть? — зачем-то интересуется любопытный Егор Богданович.
— Нет у меня детей. Зато есть племянница, — за время этой беседы я успеваю навести порядок на своём рабочем столе.
Мандарины от греха подальше убираю в стол.
— Вы чай или кофе будете? — спрашиваю у мужчин.
Они определяются с напитками. Я всё запоминаю.
— Клара Ивановна, если он вас выгонит, приходите к нам. Я вас на работу возьму, — делает мне неожиданное предложение Егор Богданович.
— Ам… Спасибо, конечно… Но…
— Не выгоню я её. Не рассчитывайте, — дверь гендирского кабинета снова открывается и опять на пороге Христос.
Который привёл себя в надлежащий вид и теперь хмуро оглядывает Егора Богдановича.
— Проходите. Давайте уже делами займёмся, — приглашает он мужчин.
— Кофе чёрный мне сделайте, Клара Ивановна, — это уже мне.
Дальше я приношу им напитки. Они сидят, закопавшись в бумаги, как в окопы. О чем-то дискутируют.
Потом я заказываю им обед из ресторана. Застаю всех четырёх в том же виде, только бумаг, по-моему, больше стало. С тоской слежу за временем, понимаю, что еще чуть-чуть, и я даже оливье не успею нарезать.
Потом снова кофе. И выпечка из кафе, в которое я утром ходила.
Потом… Честно — я уже хочу пойти туда, где засели эти фашисты и разогнать их по домам. Сироты, они, что ли, все?!
Но ровно в 22:30 эти работнички наконец-то расходятся. Причём Вольский — за это время я даже фамилию его узнала, повторяет мне своё предложение по поводу работы.
— Егор Богданович… Нечего тут чужие кадры переманивать! — встревает Христос, — С Наступающим!
— С Наступающим! — отвечает Вольский, хитро поглядывая на меня.
И через несколько минут мы остаемся с боссом тет-а-тет.
Он подходит к моему столу, садится на стул, вытягивает ноги. Ослабляет узел галстука, а потом совсем его снимает.
— Ну, что, Кларочка, давай Новый год встречать?
— Ты время видел? У меня ничего не готово, — тоскливо отвечаю я.
— Да ладно… Сейчас что-нибудь придумаем.
— А ты со мной будешь его встречать?
— С кем же еще? Разве тебя без присмотра можно оставить?!
Эпилог. Как Клара и Христос Новый год встречали
Клара
Настроение взлетает вверх. Христос… Александрович хочет со мной Новый год встретить! Это хорошо? Или как?!
Хотя — всё равно как, мне его идея очень нравится. И сам он нравится… Очень!
Даже несмотря на испорченную поделку.
Кстати…
— Ты драться не будешь? — вопросительно задрав одну бровь, интересуюсь я.
— Ты про ремень, что ли? Я не драться собирался, а воспитывать! — и еще указательный палец вверх поднимает.
Настораживаюсь. И насупливаюсь.
— Тогда! Ищи себе компанию в другом месте. Я — домой! — встаю из-за стола, закидываю свой телефон у сумку, хватаю ее и делаю несколько шагов, чтобы подойти к шкафу с верхней одеждой.
Но… Хитрый Христос совершает молниеносный бросок, и вот я уже сижу у него на коленях.
— Эй! — луплю начальство ладошкой по сильному плечу.
Начальство, ожидаемо, не шелохнется.
— Кларочка, солнышко, я не обижаю девочек, — выдыхает мне в лицо мой босс-искуситель. А у самого глаза на мои губы косят.
— Ага, ага… А ремень зачем доставал? — не отступаю я.
— Для профилактики! — гордо выдает Христос. И продолжает глазеть на мои губы.
Которые я облизываю. Зрачки у Христоса расширяются тут же. Как у голодного мартовского кота.
— Кларочка… — сипнет он. Но берет себя в руки и продолжает, — У тебя есть два выхода — встретить Новый год у себя дома.
Я, было, открываю рот, чтобы согласиться, но он заканчивает мысль.
— Со мной. И…
— И?
— И встретить Новый год у меня дома. Со мной же.
— Ну, и хитрый ты! — вожусь у него на коленях.
Христос делает очень глубокий вдох. Я смотрю на часы на стене.
— А до куда ближе? — спрашиваю насущное.
Еще немного потраченного впустую времени — и мы его нигде не встретим.
— До меня! — ликующе произносит Христос.
— Ладно… Поехали, — соглашаюсь я. Тем более, что и упираться мне не очень хочется.
Мы шустренько одеваемся и идём на парковку. К машине Христоса.
Как вдруг…
— Ложись! — раздаётся громогласное за нашими спинами.
С реакцией у Шейгера всё хорошо. Еще бы с мозгами было также. Или они у него глючат время от времени?!
Вдохновившись от крика, он толкает меня в сугроб. Я улетаю в снег, раскрылившись словно курица. А сверху падает сам Христос, накрывая меня собой.
Дальше… Над нами что-то бабахает. Громко. Потом еще и еще. Потом подключаются окружающие автотранспортные средства, подвывая взрывам сигнализацией.
