Развод. Чужая родная дочь (СИ) - Келлер Николь

- Да, мы сдавали анализы после постановки на учет в женской консультации. Это было обязательно…

- И вы никогда не обращали внимания на этот нюанс? - доктор внимательно разглядывает меня исподлобья, чуть вздернув бровь.

Мне становится не по себе от назойливой догадки, что жужжит под черепной коробкой. Передергиваю плечами, пытаясь «скинуть» ее с себя.

- Почему я должна была обратить на это внимание? Ни один врач никогда не сделал акцента на данном факте…Простите, я не сильна в медицине и не понимаю, к чему вы клоните.

- Дело в том, что при таких исходных данных ваш ребёнок никак не мог унаследовать первую группу крови. Это невозможно по всем законам генетики, - с сожалением и грустью выдыхает доктор. - Так что предположения вашего супруга не беспочвенны…

Пульс рвется, долбит виски. В ушах звенит, гудит, бахает и закладывает как при турбулентности. Грудная клетка вибрирует, и мне становится нехорошо. Медленно оседаю на скамью у стены и принимаюсь растирать виски.

- Вы хотите сказать.…

Это абсурд! Я даже выговорить этого не могу!

- Я не могу утверждать этого голословно. Но факты - штука упрямая. Они утверждают, что у вашего ребёнка никак не может быть первой группы крови.

- И что мне делать?

- Я бы рекомендовал сдать вам тест на установление родства. Это возможно сделать в рамках нашей больницы.

Ладонью закрываю рот, чтобы унять рвущийся наружу крик. Я трясусь так сильно, что отстукивают зубы.

Не верю! Не верю, что все это происходит со мной! С моей Катюшей! Как будто кто-то сверху решил скинуть на меня все проблемы и беды этого мира.

- Да, хорошо. Конечно! Спасибо, доктор!

- Тогда я запишу вас и распоряжусь, чтобы медсестра пришла завтра прямо к вам в палату. Извините, мне пора на вечерний обход.

- Ещё один вопрос, доктор, - неожиданно напоминает о себе Натан. - Как так могло получиться?

Доктор тяжело вздыхает. Отводит взгляд в сторону и поджимает губы. Вся его поза говорит о неприкрытом отношении к поступку коллег.

- Если моя догадка подтвердится, то тут только два варианта: либо случайно, либо намеренно. В любом случае нужно будет разбираться с привлечением компетентных органов.

- Спасибо.

Шаги нашего лечащего врача удаляются по коридору, а я не могу пошевелиться. Не могу встать и внести в палату Катюшки ещё одну дрянную новость. Даже если я не скажу ни слова, она все поймет.

Возможно, ты не моя дочь.

Как она это переживет? Как я это переживу?!

- Оля.…, - Натан присаживается на корточки и заглядывает мне в глаза. - Возможно…

- Извини, я хотела бы побыть одна…

- Оль, - упрямо и тверже повторяет Петранский, но именно в этот момент его мобильный, зажатый в ладони, вспыхивает входящим вызовом.

Жена.

Словно напоминание, что он не свободен, и я не обманывалась на его счет.

- Тебе пора, - бормочу и поднимаюсь на ноги, не глядя в глаза боссу. - Спасибо за поддержку. Я тебе очень благодарна…Извини…

Обхожу Натана и на негнущихся ногах вхожу в палату. Буквально падаю в кресло и смотрю на Катюшу, свернувшуюся в клубочек. Маленькая, бледная, беззащитная.

Воспоминания отбрасывают меня на десять лет назад. Как моя малышка лежала креветочкой в кроватке и спала после выписки из роддома. Бессонные ночи, первый зубик, первое ласковое и нежное «мама». Помню, как Катюша впервые спотыкнулась, упала и разодрала коленку. Я села на землю, обнимала, успокаивала и плакала вместе с ней.

А сейчас мне говорят, что, возможно, она не моя дочь…

Но где тогда мой ребёнок?!

Слёзы катятся по щекам, обжигая, как расплавленный воск. Я задыхаюсь от мыслей, что раздирают на части. Всхлипываю и роняю лицо в ладони, беззвучно рыдая.

Я не знаю, что страшнее: потерять ту, которую я растила и люблю все эти десять лет всем сердцем или представлять, где была моя дочь, мои плоть и кровь все это время. Читали ли ей сказку на ночь? Обнимали ли, когда она плакала? Любили ли также сильно, как и я Катюшу?...

От нервов, переживаний и тонны пролитых слез я вырубаюсь, даже не поужинав, и сплю до самого утра.

До момента, когда приходит медсестра за анализами. Она быстро проводит все манипуляции и уходит к следующим пациентам.

А я приступаю к самому сложному этапу - ждать результатов.

Эти два дня тянутся, как жвачка. Я не нахожу себе места и все время провожу рядом с Катюшей. Обнимаю, целую, глажу и просто разглядываю своего ребёнка. Как будто кто-то прямо сейчас собирается ее у меня отобрать.

- Мам, всё хорошо? Ты какая-то… не такая.

- Всё хорошо, доченька. Все обязательно будет хорошо.

Заветное сообщение застает меня врасплох, когда я иду с небольшой кухоньки со стаканчиком кофе. Трясущимися руками достаю мобильный и открываю почту.

Ноги не держат, и я опираюсь спиной об стену. Трижды пробегаюсь по результатам теста, прежде чем информация отложится у меня в голове.

А когда осознаю, бумажный стаканчик выпадает из ослабевших рук, и я медленно сползаю на пол…

Глава 21

Крепко зажмуриваюсь и даже прячу лицо в ладонях, чтобы не видеть эти страшные слова. Вот только они, кажется, навечно выжжены у меня на сетчатке.

«Биологическое родство предполагаемой матери Петровской Ольги Павловны в отношении ребёнка Петровской Екатерины Тарасовны исключено».

Мой безжалостный приговор.

Далее следует медицинское объяснение, на основании чего сделан данный вывод, но эти буквы скачут, да я и не пытаюсь вчитаться. Все это неважно.

Катюша не моя дочь.

Как такое вообще возможно в современном мире?!

Сжимаю упрямо зубы, чтобы не завыть, как раненая волчица, от боли. Я не понимаю, как дышать. Как войти в палату и улыбаться своей малышке. Как быть сильной, когда меня только что пропустили через мясорубку? Несколько раз.

Я не знаю, что делать. За что хвататься. Проблемы и беды валятся одна за одной, грозясь похоронить меня заживо под ними…

- Ольга Павловна? - раздается сверху голос лечащего врача Катюши. Вскидываю голову, и доктор сводит темные брови на переносице. - Что случилось? Я только что был у Кати, у нее всё хорошо. И по анализам, и по состоянию…

- Я… Я…

Слова застревают в горле. Я начинаю плакать. Вытираю слёзы, предпринимаю ещё одну попытку ответить, но также проваливаю ее с треском.

- А пойдемте ко мне в кабинет, - неожиданно ласково обращается Владимир Львович. - Я завершил обход и, прежде чем приступлю к заполнению карточек, хотел бы выпить кофе. Составите мне компанию? Пойдемте, Ольга, не стоит сидеть на полу.

Доктор протягивает мне руку, и я принимаю его помощь.

- Я не хочу кофе, - капризно бормочу, позволяя слабости вырваться наружу. Кажется, у меня нет больше сил быть сильной девочкой. Я сломлена. - Он горький. А горечи в моей жизни, как вы знаете, хватает.

- У меня есть чай. В пакетиках, правда, но он с разными вкусными добавками: рождественский с корицей и бадьяном, с цветками роз и василька, с сухофруктами. А ещё есть сахар. Грешен, люблю сладкий кофе. Мозг требует глюкозу, и я не могу себе отказать.

За такими безобидными разговорами мы доходим до кабинета лечащего врача Катюши. Он открывает дверь и пропускает меня вперед. Включает приглушенный свет, отодвигает для меня кресло напротив своего стола и нажимает кнопку чайника.

- Присаживайтесь. Шоколад, печенье, пирожные, - что-то хотите?

- Нет, спасибо. Кусок в горло не лезет…

Я смотрю в окно, вглядываясь в вечерние сумерки, а доктор молча гипнотизирует чайник. Нам очень уютно в этом молчании. И я понимаю, что правильно поступила, согласившись на эту поддержку.

- Угощайтесь, - Владимир Львович ставит передо мной кружку дымящегося ароматного чая. Обхватываю ее и грею ладони.

Доктор молча отпивает кофе, внимательно изучая меня.

- Вы получили результаты анализов? - осторожно интересуется после долгого молчания.

Киваю и опускаю голову. По щеке скатывается одинокая горькая слеза и срывается прямо в кружку с чаем.