Столкновение (ЛП) - Хабра Бал

Профессор Мюллер возвращает мне бумаги.

— Отличная работа, Саммер. Если вы проведете эти тесты и найдете источники, подтверждающую их, они будут умолять вас присоединиться к кооперативу.

Я вздохнула с облегчением. Было тяжело структурировать мою работу, и осознание того, что я наконец-то справилась с этим, означает, что я еще на шаг ближе к достижению своей цели. В электронных письмах профессора Лэнгстон я получала только негативные комментарии. Сегодня я зашла к ней, но профессор Мюллер, один из моих любимых преподавателей психологии, остановил меня, чтобы поболтать.

— Не будет ли слишком, если я пришлю свой окончательный вариант и вам?

— Ничуть, пишите по электронной почте или заглядывайте ко мне в кабинет. Я буду рад помочь. Но разве вы не должны обсудить это с Лаурой? В конечном итоге именно она должна подписать ваш проект, а не я.

На программу нельзя подать заявку, если она не одобрена вашим консультантом. Поэтому я не могу за спиной Лэнгстон бросить свое имя в шляпу, если она его не одобрила.

— Я знаю. Просто хочу услышать больше одного мнения.

Мюллер соглашается, и я задаю ему еще несколько вопросов, наслаждаясь тем, что не чувствую покровительства, прежде чем направиться к выходу. То, что Лэнгстон является председателем и членом приемной комиссии, не дает мне никаких преимуществ. Единственная причина, по которой она является и тем, и другим, заключается в том, что она бесчисленное количество раз доказывала свою непредвзятость. У меня есть еще несколько недель до окончания срока подачи документов, поэтому я рассматриваю все возможные варианты, чтобы гарантировать себе зачисление.

Донни заставил меня понервничать, рассказывая о низком проценте приема каждый год и о том, что моя жизнь будет выглядеть хуже, чем авария на трассе I-95, если я не поступлю. Очевидно, он отлично умеет подбадривать.

На мой телефон приходит сообщение от еще одной моей головной боли.

Эйден

Эйден: Я нашел наручники в твоей комнате.

Эйден: *фотография*.

Я останавливаюсь посреди тротуара, когда вижу фотографию, на которой он, широко улыбаясь, стоит в моей комнате, держа в руках пару пушистых розовых наручников. Озорной блеск в его глазах говорит мне, что он думает, что они предназначены для чего-то извращенного, а не просто для прошлогоднего костюма на Хэллоуин.

Прохожий врезается в меня, выводя меня из оцепенения.

Саммер: Почему ты в моей комнате?

Эйден: Тренировка рано закончилась. Амара впустила меня перед тем, как ушла.

Саммер: Не трогай мои вещи, и уж тем более не заглядывай ни в какие ящики.

Эйден: Слишком поздно. Ты куда более извращенная, чем я думал, Престон.

Эйден: И твоя кровать супер удобная. Я устал, думаю вздремнуть немного.

Эйден: Голым.

Боже, как он раздражает. Я мысленно отмечаю, что нужно купить замок для ящиков на случай, если капитан хоккейной команды решит порыться в моих вещах, и отбеливатель, чтобы постирать простыни. Запихнув телефон обратно в карман, я, не обращая внимания на дергающую боль в заживающей лодыжке, бегу к своему общежитию.

Внутри я пытаюсь перевести дыхание, но оно замирает где-то в груди, когда я вижу Эйдена на кухне. Его синий лонгслив Under Armour так идеально очерчивает движение мышц спины, что я ненавижу это.

В животе у меня заныло, и это напомнило мне о моем парне в школе. Райан был на год старше меня.

Мы познакомились на катке, где я каталась на коньках в ожидании, пока отец закончит волонтерскую работу. Эти три месяца я находилась в эйфории, вызванной Райаном. Однако я ненавидела, когда он приходил ко мне домой, потому что он тратил свое время на разговоры с моим отцом. Очень скоро я поняла, что он встречался со мной не ради меня, а ради моего отца. Странно, но вполне объяснимо для парня, который стремился в НХЛ.

Я не усвоила этот урок, потому что моим спутником на выпускном стал другой хоккеист. Он был популярным и сексуальным, поэтому я согласилась, как любая нормальная девочка-подросток. После вечеринки мы оказались в отеле, и я была готова потерять девственность в ту ночь. Но слова, слетевшие с его уст, иссушили меня, как пустыню.

— Не могу поверить, что трахну дочь Лукаса Престона, — это было так отвратительно, что я схватила свое платье и убралась оттуда.

Так что можно сказать, что хоккеисты пропали с моего рада. Полностью.

Но когда Эйден Кроуфорд стоит на моей кухне со своей убийственной улыбкой и сияющими зелеными глазами, я чувствую искушение нарушить эту клятву. Я бросаю ключи на стойку, наблюдая за тем, как он ставит кастрюлю на сушилку. Картина настолько домашняя, что мне хочется ущипнуть себя.

— Как быстро, — говорит он, вытирая руки полотенцем для посуды.

Мое внимание привлекает дымящаяся чашка на стойке.

— Что это?

— Для тебя.

Я заглядываю в нее.

— Ты… приготовил мне чай?

— Ты сказала, что пьешь чай два раза в день, если имеешь дело со мной, а я уже был здесь, — он пожимает плечами, и эта беззаботность сбивает меня с толку. — Не знал, какой тебе нравится, но этот я не открывал, — он поднимает зеленую жестяную банку, и мое сердце замирает.

Я выхватываю ее у него и ставлю обратно в шкаф.

— Не трогай.

Он застывает на месте.

— Ты в порядке?

— В порядке.

— В порядке? — недоверчиво спрашивает он. — Ты меня чуть не растерзала.

Эйден ждет объяснений, и мои плечи напрягаются.

— Мой папа купил мне его в магазине в Чикаго, когда ездил туда по работе. Он мой любимый, и это последняя оставшаяся у меня коробка.

Чтобы избежать мягкого взгляда его глаз и сочувственного кивка, я подношу чашку к губам и делаю глоток. Удивительно, как я сдерживаю звук, который хочет вырваться наружу, когда вкус попадает мне на язык. Сильный аромат корицы и избыток меда покрывают мой язык горькой смесью. Но почему-то, возможно, потому, что он выглядел таким милым, оказывая простую услугу, я не могу заставить себя ничего сказать.

Он сделал мне чай.

Лесные зеленые глаза наблюдают за мной.

— Вкусно?

— Это… это… да. Вкусно.

Его глаза мерцают, и кривая улыбка вызывает что-то в моей груди, прежде чем она начинает гореть. Хотя, возможно, это из-за ложки корицы, которую я только что проглотила. С зудом в горле я опускаю чашку.

— Я пойду переоденусь. Сейчас вернусь.

Я только успела надеть толстовку, как меня выдернули из комнаты. Эйден стоит у стойки, в руке моя чашка, а на лице выражение недоверия.

— Он отвратителен, — с кислым лицом он ставит чашку в раковину. — Хорошо, что я уже заказал тебе нормальный чай и еду.

— Тебе не нужно было этого делать. Все было не так уж и плохо.

— Саммер, все было настолько плохо, что ты была со мной милой. Это говорит мне обо всем, что мне нужно знать.

— Эй! Я могу быть милой, — его колючий взгляд злит меня. — Ты здесь только потому, что я была добра, дав тебе шанс.

— Да, после того как я умолял тебя.

— И это ты называешь «умолял»?

Он ухмыляется, слишком заинтригованный.

— Хочешь научить меня? Может быть, с этими наручниками…

— Они не для того, о чем ты думаешь.

Он кивает с подавленной улыбкой. Когда его телефон зазвонил, он вытащил его.

— Еда приехала.

После еды я отдаю ему самооценку. Чем быстрее он ее сделает, тем быстрее я смогу написать свой анализ.

— Ты закончил? — в моем тоне сквозит нетерпение.

— Почти. Я хочу убедиться, что все сделал правильно.

— На самом деле это не так уж и сложно.

Проходит немного времени, прежде чем он вздыхает, и его теплая рука останавливает беспокойные движения моей подпрыгивающей ноги.