Книжные люди (ЛП) - Эшенден Джеки

Я сжимаю зубы.

— Личное пространство, мисс Джонс. Слышала о таком?

Сними одежду, мисс Джонс. Дай мне увидеть, какая ты красивая.

— Что? — Она звучит озадаченно. — Почему?

Это слишком.

Прежде чем успеваю остановиться, я поворачиваюсь к ней и встречаю её взгляд.

Серые глаза смотрят прямо в мои.

— Потому что если ты не отодвинешься, чёрт возьми, я не отвечаю за то, что могу сделать.

Глава 9

Я бы никогда не подумала, что поцелуй может изменить весь мир. Но твой — изменил. К.

Кейт

Я не осознаю, насколько близко нахожусь к нему, пока он не поворачивает голову, и его взгляд не встречается с моим. За стёклами очков его глаза кажутся электрическими. Этот человек — чистая сущность, и у меня возникает странная мысль: он либо весь из страсти, либо весь изо льда, без промежуточных состояний. Знает ли он, что существует что-то между? Знает ли он, как быть посередине?

Должно быть, быть им — ужасно изматывающе. Нет места, где можно было бы отдохнуть.

На инстинктах я поднимаю руку, чтобы коснуться его щеки, сама не знаю зачем. Может, чтобы успокоить, может, чтобы заверить в чём-то, не уверена. Но он не даёт мне его коснуться — его рука взлетает так быстро, что я даже не успеваю заметить движения, и его пальцы сжимаются на моём запястье, останавливая меня.

Его хватка крепкая и тёплая. Не настолько сильная, чтобы причинить боль, но достаточно твёрдая, чтобы я понимала — если бы попыталась вырваться, у меня бы не получилось. Его глаза пылают.

Эйслин говорила мне, что он смотрит на меня, как волк смотрит на кролика, и теперь я понимаю, что она имела в виду. Он волк. И он голоден.

Горячий разряд пробегает по моему телу. Я совершила ошибку, большую, но письма увлекли меня, и мне просто хотелось взглянуть на них. Я не понимала, насколько близко оказалась к нему, пока не стало слишком поздно. Пока он не повернулся и не посмотрел на меня, и теперь я в ловушке. Но не из-за его хватки — я знаю, что он отпустит меня, если попрошу. Нет, я в ловушке его взгляда. В ловушке молнии, сверкающей в его глазах.

Я не помню, когда в последний раз мужчина смотрел на меня так. Джаспер точно никогда не смотрел.

— Что ты делаешь? — его голос рычит. — Трогать меня, мисс Джонс, очень плохая идея.

Я знаю, что это плохая идея. Прекрасно знаю. И всё же спрашиваю:

— Почему?

Я испытываю его, и сердце у меня стучит слишком сильно, слишком быстро. Но я хочу видеть. Хочу знать, что он сделает, если я его подтолкну.

И он не разочаровывает.

— Вот почему, — говорит он.

Он сбрасывает очки, наклоняется вперёд, и его губы накрывают мои.

Я знала. Где-то глубоко внутри я всегда знала, что это случится, и не отстраняюсь.

Он отпускает моё запястье, поднимает руки, его пальцы скользят в мои волосы, сжимаются в кулаки, удерживая меня на месте. Не то чтобы я собиралась уходить, потому что, боже…

Этот мужчина умеет целоваться. Если бы поцелуи были олимпийским видом спорта, он бы взял золото. Он бы взял все грёбаные медали.

Его губы горячие, требовательные, он слегка покусывает мою нижнюю губу, дразнит её, подталкивает меня раскрыться для него, и, прежде чем я это осознаю, я уже поддаюсь. Он не колеблется ни секунды, сразу пользуясь моим приглашением, углубляя поцелуй.

Сердце бьётся ещё быстрее, меня охватывает жар, кожа становится слишком тесной. Он пахнет невероятно, тепло его тела ощущается даже через расстояние, и всё, о чём я могу думать — как стать ещё ближе.

Господи, если он целуется так, что же он ещё умеет? Я хочу узнать. Мне отчаянно нужно узнать.

Я поднимаю руки, касаюсь его груди, ощущаю под тёплой тканью футболки твёрдые мышцы. Он такой сильный, такой… крепкий, и мне хочется прижаться к нему, найти хоть какое-то облегчение для внезапного ноющего жара между бёдрами.

Поцелуй становится всё горячее, превращается в лихорадку. Он и на вкус хорош — лёгкая горечь скотча придаёт остроту, хотя мне точно не нужен дополнительный алкоголь. Не сейчас, когда я уже пьяна от него.

А потом…

Прямо в тот момент, когда я таю в его руках, когда мои пальцы цепляются за ткань его футболки, он резко отпускает меня и отстраняется.

Я смотрю на него, растерянная, с приоткрытым ртом, а он уже отходит к окну, спиной ко мне. Его высокая фигура напряжена, я слышу его тяжёлое дыхание, вижу сжатые в кулаки руки.

Сердце колотится, мне трудно дышать. Как будто я нырнула слишком глубоко и вдруг резко вынырнула, и единственная мысль в затуманенном мозгу — можно ли получить кессонную болезнь от поцелуя, срывающего крышу?

— Это была ошибка, — говорит Себастиан, голосом, которого я не узнаю. — Тебе стоит уйти.

Я моргаю. То, что только что произошло, доходит до меня с запозданием.

Этот поцелуй. Этот потрясающий, сногсшибательный поцелуй был ошибкой? И теперь он хочет, чтобы я ушла?

Я всё ещё тяжело дышу, мои соски болезненно напрягаются, чувствуя даже лёгкое касание кружева бюстгальтера, и жар между ног не утихает.

Я не понимаю. Да, часть меня знала, что он испытывает ко мне влечение, пусть даже не осознавал этого сам. И да, он сводил меня с ума — что, признаться, раздражало.

Но это он пересёк черту, а не я. Это он вынес всё наружу. И если он собирается просто отмахнуться от этого, ему придётся сказать что-то лучше, чем просто «Это была ошибка. Уходи».

Мы вместе участвуем в этом фестивале. Нам придётся проводить время друг с другом. Нам ещё нужно разбирать эти письма. И извини, но я не собираюсь убегать из комнаты, как шестнадцатилетняя девственница.

Я сбежала от Джаспера, не сказав, куда направляюсь, это правда. Но там всё было иначе. Он бы нашёл меня, и я боялась, что он уговорит меня остаться.

Но Себастиана я не боюсь. Нам нужно поговорить. И чёрта с два он вышвырнет меня отсюда.

— Нет, — говорю я. — Я никуда не пойду. Скажи мне, что это было.

Его тело напрягается ещё сильнее, плечи вздымаются, кулаки белеют от напряжения.

— Если ты знаешь, что для тебя хорошо…

— Не устраивай драму, Себастиан, — резко говорю я, впервые называя его по имени и с удовлетворением замечая, как он вздрагивает. — Нам нужно работать вместе над этим фестивалем, и, прежде чем ты что-то скажешь — нет, я не собираюсь делать вид, что этого не случилось.

Он молчит ещё мгновение, затем разворачивается ко мне. Его взгляд горит, челюсть сжата, глаза полыхают, как будто он сам загнал себя в угол и не может решить, сбросить стул или слезть с него.

— Как ты думаешь, что только что произошло? — Его низкий голос звучит сердито, хотя я не понимаю почему.

— Ты поцеловал меня.

— Да, — отвечает он. — Поцеловал.

— И не должен был?

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты мне даже не нравишься.

Я не реагирую на это, потому что начинаю понимать, в чём здесь дело. Возможно, я должна была догадаться об этом раньше, но не догадалась. Это напряжение между нами. Искры, вспыхивающие в его глазах, когда он смотрит на меня.

Я приподнимаю бровь.

— Вот почему моё существование — проблема? Ты испытываешь ко мне влечение, и тебе это не нравится?

Мышца на его челюсти дёргается.

— Да, — сквозь сжатые зубы выдаёт он.

Внутри меня что-то переворачивается. Удовлетворение.

Да, девочка, ты всё ещё на коне.

Я не могу отрицать, что мне это нравится. Это ощущается как исцеление, особенно после Джаспера, со всеми его мелочными уколами и ядовитыми замечаниями. Его мелкими придирками, которые постепенно разъедали меня, пока я не начала шататься. Я была то слишком громкой, то слишком тихой. Эгоистичной. Чересчур напряжённой. Посылала смешанные сигналы. Должна была больше уважать его время… и так далее по списку.

Я думала, что проблема во мне. Что я скучная, недостаточно красивая, недостаточно опытная, слишком зажатая — или ещё тысяча вещей, за которые женщины привыкли винить себя. Даже когда правда о нём и наших отношениях вскрылась, какая-то часть меня всё равно винила себя.