Селянин (СИ) - "Altupi"

Постояв немного посреди тускло освещённой горницы, потупив на цветастые занавески, которыми были завешаны окна, Калякин направился на кухню. Там, снова превозмогая брезгливость, открыл заляпанный засохшими жёлтыми брызгами жира холодильник. Внутри Пашка мыл, но всё равно дохнуло неаппетитной затхлостью. Пошарив взглядом по полкам и прислушиваясь к желудку, Кирилл отмёл колбасу и тушёнку и взял банку «Левенбрау». Банок оставалось ещё пять и две полторашки «Жигулёвского», которое пил только Пашка.

Запас сигарет тоже кончался. Взяв со стола почти пустую пачку, Кирилл подумал, что пора бы наведаться в ближайший сельмаг или до райцентра доехать, накинул толстовку и вышел во двор.

Пиво было ледяным, и после первого глотка Калякин содрогнулся всем телом, но потом уменьшил объём глотков, и всё стало прекрасно. Прислушиваясь к звукам ночной деревни, он окропил по-маленькому заросли полыни и куриной слепоты возле сортира и, заправив штаны, направился за калитку.

Окна в домах нигде не светились. Звёзды мерцали ярко, словно на мороз. Кричали какие-то птицы, вроде сычи. С реки доносилось монотонное кваканье. И появились проклятущие комары. Кирилл не успел присесть на завалинку в тени деревьев, как убил сразу двух — метили укусить за щёки, пидоры!

Калякин быстрее закурил, надеясь, что дым отпугнёт этих гадов. Уходить со свежего воздуха в пахнущий нафталином дом не хотелось. Тишина по-прежнему давила на уши, только она была лучше Пашкиного завывания. Сейчас бы вместо этого длиннобудылого храпуна сладкую тёлочку в постель. Тёлочку без запросов и комплексов. Которая не будет ломаться и сразу возьмёт в ротик, а потом подставит другие дырки и щёлки и даст с собой порезвиться, а потом уйдёт без всяких претензий. Только где её взять, эту сладкую тёлочку? Баба одна на всю деревню и та послала в пешее путешествие.

Кирилл тяжело вздохнул. Одной рукой поднёс ко рту банку, глотнул, остужаясь, второй сунул между зубов сигарету, неглубоко затянулся и выдохнул дым. Комаров действительно стало меньше, и по телу разливалась блаженная расслабленность.

Вдруг ночь посветлела. Кирилл повернул голову и увидел, что во дворе усадьбы банкирши на бетонном столбе вспыхнул фонарь. Свет зажёгся и на веранде её коттеджа. Густая листва и частично забор скрывали, что там происходило. Возможно, Лорик просто вышла перед сном в туалет, если и у неё туалет на улице.

Скука мгновенно выветрилась из мозгов Калякина. Он привстал, чтобы лучше разглядеть, но сначала услышал знакомое звяканье щеколды на калитке, а потом различил в ярком свете фонаря худощавую фигурку. Мужскую — длинные волосы теперь не сбивали с толка. Это был Рахманов. Возвращался от любовницы.

Сердце Кирилла радостно забилось. Он притаился, глядя, как фигурка по мере удаления от фонаря превращается в тёмный силуэт. Пидорку до своего дома предстояло пройти метров сто пятьдесят, но на середине этого пути его поджидал сюрприз. Серый Волк, ха-ха. Берегись, Голубой Гандончик.

Кирилл злорадно улыбнулся, поставил почти пустую бутылку на завалинку и затянулся, думая докурить и выбросить, чтоб не мешало. Но Рахманов шёл быстро и докурить не получилось. К тому же селянин заметил огонёк в темноте и ускорил шаг, поэтому пришлось выскочить ему на перерез.

— Эй, пидрила!

Обойти по обочине, как обычно опустив голову и сделав вид, что докапываются не до него, у Рахманова не получилось: Кирилл оказался проворнее, хоть голова и кружилась от выпитого пива.

— Дай пройти, — сдержанно попросил Егор.

— А если не дам? Топор возьмёшь? А, точно! Топора-то нет!

Кирилл негромко рассмеялся, размахивая рукой с зажатой между пальцев сигаретой. Рахманов терпеливо молчал. Вид у него был очень усталый, будто сонный.

— От бабы своей идёшь? — спросил Калякин, подступая ближе.

Рахманов сжал губы, но глаза, эти блядские глаза… очи чёрные, очи страстные, очи жгучие и прекрасные… выдавали всё, что он думает. Как ненавидит и как презирает.

У Кирилла внутри опять что-то всколыхнулось… Да, сука, неприязнь к таким вот положительным мальчикам!

— Ну что ты молчишь, как неродной? — спросил он притворно мягко. — Не отвечаешь мне никогда. В падлу что ли? Противно? Мне вот с пидором не противно, а тебе с нормальным пацаном западло? На вот курни, может, поймёшь, что такое нормальная жизнь…

Кирилл собрался всунуть Рахманову свой окурок, но тот отклонился, поворачиваясь. Пришлось схватить его за руку, шагнуть за ним и… Тут, когда свет упал на лицо Егора, стала ясна причина его расслабленности. Горячая кожа, влажные волосы на висках и чёлке, глубокое дыхание, заторможенные движения, эмоции словно через силу, безразличие и нетерпение одновременно — да у него был секс! Прямо только что пидор шпилил бабу, яростно засаживал ей между ног, кончил и сразу побежал домой, не успев отдышаться! Трахал нелюбимую, но денежную сучку. Засаживал ей. Натягивал по её просьбе. От него и пахло сексом — терпкой смесью пота, духов и спермы. У-уу!

Порнографические видения слайдами пронеслись в воспалённом недотрахом сознании, и член мгновенно раздался в размерах, вспучивая широкие спортивные штаны. Яйца так прострелило, что Калякин на мгновенье, на какое-то короткое мгновенье допустил мысль о минете чьими угодно губами… но тут же испугался, в мозгу, словно тот фонарь, вспыхнула лампочка осуждения, неприятия пидоров. Нет, только не он, он никогда не станет пидором! Даже если будут миллион долларов США давать. Даже если все бабы вымрут. Никогда не даст пидору даже кончик пососать. Никогда.

Кирилл отпустил руку замершего Рахманова.

— Иди! Чего встал? Иди, ёбаный в рот!

Егор тряхнул плечами и пошёл дальше. Фонарь потух, видимо, Лариса решила, что её ёбарь благополучно достиг дома. Весь коттедж, как и улица, погрузился во тьму. Удовлетворённая банкирша отправилась почивать.

Калякин с ненавистью выкинул окурок и в раскоряку, едва не налетев на плохо различимую «Тойоту», вернулся к завалинке. Одним махом допил пиво и сходил в дом за ещё одной бутылкой — Пашка начнёт бухтеть, что не честно в одно рыло при редеющих запасах, да хуй с ним, нехер дрыхнуть.

Ночной холод перестал чувствоваться. В голове приятно гудело, звёзды расплывались, а стояк крепчал. Нет, всё-таки обходиться без баб Пашка хреново придумал. Пусть сам воздержание соблюдает, а здесь вон как от одних мыслей штырит — пять дней уже секса не было.

Что-то надо делать.

Что-то надо делать.

Ёбаный пидор раздраконил… блять…

Ёбаный пидор трахался, получил порцию удовольствия и пачку денег.

Ёбаному пидору всё за красивые глаза достаётся, все его любят.

А должно быть иначе. Нормальным, гетеросексуальным парням надо давать, а не пидорам.

Кирилл подкинул пустую банку и пнул её ногой с разворота. Та, тонко звякнув, отлетела в траву. Калякин поморщился от боли в яйцах, издал протяжное «а-аа», поправляя причиндалы в штанах, и пошёл через дорогу к дому банкирши. Если двери не закрыты… а от кого их в глухой деревне запирать?.. зайдёт к ней, проберётся в спаленку, ляжет в постельку, приласкает… Авось, уже не откажет.

По скошенной траве до самого выложенного плиткой участка перед калиткой Калякин почти бежал. Подгоняли предвкушение десерта и гениальность плана. Там он взялся за металлическую, холодную ручку щеколды, нажал вниз — дорогая чугунная калитка подалась.

Калякин пьяной тенью скользнул во двор, но осторожно прикрыть не получилось — щеколда звякнула, как звякала, когда её закрывал Рахманов. Хер с ней.

Представляя себя ниндзя, Кирилл покрался по плиточной дорожке, почти не замечая розовых кустов, цветущих клумб, глиняных гномиков и пенопластовых аистов, другого декора — всё это в темноте было серым и сливалось с землёй, хозпостройками и машиной в единое целое. Впереди, словно спасительный берег для моряка, для него маячила высокая веранда, выступающая от коттеджа. Она почти вся состояла из стекла с тонкими кирпичными перемычками, даже дверь из тёмного пластика была стеклянной. К ней вели шесть ступенек.