Селянин (СИ) - "Altupi"

— Двенадцать минут ещё.

— Хорошо, я подожду. Здесь можно постоять, а то на улице холодно?

Ему разрешили пройти и сесть на стул, несколько штук которых стояли под окном рядом с полками для сменной обуви. Уборщицы спросили его имя и фамилию, записали в пухлый журнал, лежавший на парте по другую сторону двери и уселись в старые потрёпанные кресла возле этого стола. Завели разговор про какого-то мужика, который вчера напился и порубил соседских кур, а сами не спускали глаз с посетителя. Кирилл делал вид, что не замечает. Садиться не стал — встал лицом к окну, облокотился о широкий деревянный подоконник, разглядывал сначала старую двойную раму, замазанную белой краской, потом кустистый папоротник в синем пластмассовом горшке, около которого пристроился, потом повернулся передом к коридору и пытался расслеповать, что изображено на фотографиях на противоположной стене, но те были размером десять на пятнадцать, а люди на них — меньше тараканов.

Наконец, первая из вахтёрш подняла зад из кресла и поплыла в конец холла, там нажала на прикреплённую к стене кнопку. Резкий оглушающий дребезжащий звук откуда ни возьмись наполнил помещение. В школе Кирилла звонок звучал точно также раздражающе, в детстве он даже затыкал уши.

Через мгновенье уши забили совсем другие крикливые звуки, в холл стали выбегать ученики и ученицы в неодинаковых, но схожих по стилю одеждах. Кирилл вспомнил, как собирал Андрея в школу. Он отошёл от окна и выглядывал младшего Рахманова среди этих галдящих, бегающих и полностью неадекватных детей. Некоторые малолетки с любопытством разглядывали его и даже здоровались. Сам Кирилл поздоровался с несколькими учительницами, прошедшими мимо с прижимаемыми к груди стопками тетрадей и учебников. И всё-таки детей и педагогов, по сравнению с городскими школами, тут было мало.

Скоро Кирилл увидел его. Андрей стоял у поворота, возможно, на лестницу, в сопровождении дававшей звонки вахтёрши и смотрел на него, как смотрит бездомный щенок на приласкавшего его человека. Потом он сорвался с места и побежал через весь этот длинный холл, в самом конце раскинул руки и обхватил ими Кирилла над поясницей.

— Кирилл! — Андрей вопрошающе заглянул ему в глаза и уткнулся носом в пуховик, будто детдомовец к чудом выжившему на войне брату, на которого уже пришла похоронка. Кирилл крепко прижал мальчишку к себе, поднял вверх и на радостях едва не закружил.

— Андрюха! Привет! Как я… — Комок запер горло, наворачивались жгучие слёзы. — Скучал, — закончил он, ставя пацана на ноги и расцепляя объятия. На протестующий взгляд Андрея, не желавшего отцепляться, кивнул за его спину, мол, за нами наблюдают. Андрей понял и снова заулыбался.

— Я знал, что ты придёшь! Кира, я знал — ты с нами! Я не верил, что ты нас бросил! Я говорил это Егору!

От последних слов у Калякина засосало под ложечкой, настроение немного скатилось, возникли опережающие друг друга вопросы, но их парочку держали под наблюдением: вахтёрши и ещё несколько учительниц подобрались ближе, разговаривали между собой, но прислушивались к ним. А-аа, да что ж такое!

Андрей перехватил его взгляды и вздохи, утихомирился. На секунду задумался и предложил:

— На улицу выйдем?

— А разрешат?

— Я же не в тюрьме! — удивился Андрей. — Большая переменка, а потом труды. С трудовиком я договорюсь, он привык, что к нему все опаздывают. Сейчас только оденусь. — И он убежал в направлении, откуда пришёл. Через пару минут вынырнул из-за угла уже в объёмной куртке и вязаной шапке. Причём куртка явно была с Егорова плеча — великовата.

Андрея на ходу затормозила строгая учительница в красном мохеровом костюме, что-то спросила. Пацан ответил и тут же побежал дальше.

— Пойдём, — крикнул Кириллу и выскочил в дверь. Калякин оглянулся на группу взрослых и пошёл за ним. Местный трибунал пристально наблюдал за ним, составляя мнение, и оно наверняка было нелестным.

Андрей ждал на нижнем порожке и ещё раз крепко обнял спустившегося к нему Кирилла, а потом потянул за собой.

— Давай походим? За школой сад есть.

Распаренное в тёплом помещение тело на воздухе быстро стало замерзать, поэтому Кирилл даже обрадовался прогулке. Махнул рукой таксисту и зашагал за пацаном в обход здания.

— Как контрольная, написал?

— Откуда ты знаешь?.. — изумился Андрей и загрустил: — Ну да, написал… Вообще-то мы её переписывали… на «двойки» написали и переписывали.

— И ты на «двойку»?

— Ну да… Только Егору не говори: я же её исправлю сегодня.

— Как я могу ему сказать?

Они уже обогнули угол здания, прошли вдоль торца, и Андрей остановился, серьёзно, насколько может быть серьёзен подросток, взявшийся решать проблемы глупых взрослых, посмотрел на Кирилла.

— Ладно, рассказывай, что у вас произошло.

Калякин переступил с ноги на ногу, облизал губы, вытер лицо рукой. Так много и долго о ситуации думал, что теперь не знал, с чего начать.

— Я не бросал Егора, — ещё раз облизав губы и поскребя ногтем бетонную панель здания, выдавил он, — я люблю его, но… Но мои предки… понимаешь? Эти уёбаны заставили меня позвонить и… сказать, что я бросаю его.

— А ты не мог не слушаться их? — сочувственно глядя, спросил Андрей.

— Не мог, извини. — Кирилл вытер нос, на котором от холода повисла жидкая капля, растёр её по ладони. — Они поймали меня в капкан. Они угрожали, что не перечислят последние деньги за лечение, и тогда на Егоре повиснет нехилый долг с перспективой попадания за решетку. — Кирилл впервые встретился взглядом с Андреем, сообразив, что тот один из немногих, кто по-настоящему способен оценить тяжесть ультиматума. И парень понял — вся тяжесть последствий отразилась в его огромных глазах.

— Твои предки — сволочи, — констатировал он.

— Ещё какие. Андрюх, я просто не хотел проблем Егору… и всем вам. Если бы меня просто пугали, я бы послал всех на хуй и ни за что бы не пропал на два месяца, но меня прижали к ногтю, за мной тотально следили, мой телефон проверяли, у института караулили, моих друзей подкупали… Я не мог появиться раньше, я и сейчас-то рискую, целую схему провернул, чтобы смыться из города… Просто я услышал, что Егор и мама Галя скоро возвращаются… Это правда?

— Да. — Андрей светло, словно забыв о всех заботах, улыбнулся. — Четырнадцатого прилетают в Москву.

— Четырнадцатого? Через одиннадцать дней?! О! — Кирилл забыл, как дышать, забыл о холоде, о постоянно свисающих с носа соплях, обо всём. Радость заполнила его и хлестала через край.

— Да, мы с Лариской поедем встречать. Она уже отгулы взяла на два дня.

Упоминание банкирши привело Кирилла в чувство.

— Она не говорила, что я звонил ей в начале недели?

— Нет, — покачал головой Рахманов. — Ты звонил?

— Да, звонил. Вот она стерва! Она и со мной разговаривать не стала, а я всего лишь спрашивал, как у вас дела… Блять, ладно… нахуй мои проблемы — расскажи, как мама. Результат есть? Она ходит?

— Ну ты смешной, Кирилл! — Андрей действительно рассмеялся. — Как она так быстро пойдёт: у неё же мышцы полностью ослабли! Сейчас она проходит реабилитацию, разрабатывает их и потом ещё долго надо всякие упражнения делать… но это Егор знает, мне он особо не докладывает. А так к мамке чувствительность вернулась, вплоть до кончиков пальцев! Двигает руками, ногами, садиться научилась. Врачи из клиники говорят, что, если постоянно заниматься, проходить курсы процедур, то сможет самостоятельно передвигаться. Конечно, инвалидность вряд ли снимут, но лежачей уже не будет.

— Я рад, — искренне сказал Кирилл, правда огорчённый, что процесс возвращения в мир ходячих людей займёт так много времени. Жаль, что чудес, как по мановению волшебной палочки или цветика-семицветика, не происходит.

В школе прозвенел звонок на урок, этот ужасный звук хорошо было слышно даже за тридевять земель.

— Это благодаря тебе, Кир.

— Да ну, — поморщился Калякин. Чувствовал неловкость, когда его хвалили Рахмановы. Рука тянулась снова потрогать грязную панель.— Хватит выдумывать.