Селянин (СИ) - "Altupi"

— Это Егор так говорит. И мамка тоже.

— Егор говорит? — ухватился Кирилл. — Он обо мне говорит?

— Редко, — со вздохом признался Андрей. — Почти нет.

Воодушевлённый вопрос облачком пара повис у рта и не был задан. Захотелось сесть на землю, прямо на жёлтую траву, прислониться спиной к панельной стене и побиться о неё же затылком. Но Кирилл остался стоять, пряча глаза за разглядыванием школьного двора и сада, до которого они так и не дошли.

— Егор считает меня предателем? — медленно, делая паузы после каждого слова спросил он. — Что он вам рассказал?

— Сначала ничего не говорил. — Андрей сорвал сухую жёсткую былинку, стал разламывать её. — Хмурился, мало разговаривал. Через два дня только сказал, что ты больше не приедешь, и больше ничего не говорил.

— Совсем?

— Да. Егор сильно занят был, — оправдал брата Андрей, — мотался туда-сюда: документы, визы, транспорт… Поросят продавал, корову…

— Корову продал? — вскинул голову Кирилл.

— Продал, — вздохнул пацан, сорвал ещё травинку. — Я его уговаривал не продавать: я же у Ларисы остался жить, хожу Найду кормить, мог бы и за коровой смотреть… и за курами тоже. Поросят бы, наверно, не осилил, а корову жалко… Но Егор… Ему тоже корову было жалко, но он меня ещё пожалел, чтобы я не надрывался, а учился, а я математику вон завалил, «трояк» в четверти, наверно, будет.

Кирилл слушал и диву давался. И удивлялся на себя, долбоёба. В этой маленькой обездоленной семье все друг друга защищают, жертвуют собой и чем-то дорогим, а он почти позабыл об этом, почти продался за тёплую сральню с вай-фаем. За себя стало стыдно, а к Рахмановым возникло безмерное уважение.

— Только перед самым отъездом Егор выговорился, — серьёзно, но с детской непосредственностью продолжил Андрей. — Темно уже было, мы сидели во дворе… ну, там, где столик… Мясо на мангале жарили, потом просто на небо смотрели и, в общем, он сказал, что ты его бросил. Ещё сказал, что думает, что ты не по своей воле, типа, тебя заставили… ну, родители твои… ведь они же сразу Егора невзлюбили и разлучить вас пытались…

— Егор так подумал? — В сердце Кирилла пышным цветом вспыхнула надежда. Он даже дёрнулся. Зашевелился, засуетился.

— Ага, так подумал, — не замечая его метаний или не понимая их, подтвердил Андрей. Сорвал, наверно, стотысячную былинку. — И мамка так думает. Я тоже так думаю: я знал, что ты вернёшься к нам, ты ведь мне сам говорил, что любишь Егорку. — Мальчишка доверчиво, обезоруживающее улыбнулся.

— А он любит меня?

— Не… не знаю, — поведя плечом в огромной куртке, протянул Андрей, — он не говорил об этом. Но кого ему ещё любить-то?

— Как ты думаешь, он меня простит?

— Куда он денется с подводной лодки? — хмыкнул пацан и смешно наморщил нос. — Говорю же, он не верил, что ты его по своей воле бросил, а когда ты ему расскажешь, как тебя заставили…

— Как, блять, я расскажу?.. Кстати, как ты с ним связываешься? Номер его дашь?

— Он сам мне звонит по интернету раз в три дня.

— По интернету? У вас теперь ловит интернет?

— У Лариски ловит. У неё от спутниковой тарелки. На компьютере видеозвонки по «скайпу»: ты же Егору крутой телефон подарил… Вот он и звонит по вечерам, когда освобождается. В четверг звонил, завтра будет звонить, потом в среду. Разговариваю с ним и с мамкой. Я тебе дам его номер, только ты вряд ли дозвонишься: в больнице аппаратура везде, и нельзя, чтобы помехи шли, Егор телефон выключает на всякий случай. Лучше к нам приезжай, когда он будет звонить.

У Кирилла задрожали руки, заколотились в карманах. Глаза забегали, пока мозг искал варианты: очень-очень захотелось увидеть Егора, рассказать, что тот прав на сто процентов, что его заставили, что он действовал из благородных побуждений, а вовсе не разлюбил. Хотелось прямо сегодня, прямо сейчас.

— Приедешь завтра? — спросил Рахманов. — Или ты останешься? Переночуешь у нас? Тётя Лариса, наверно, разрешит… Или можно у нас печку натопить, а я бы с тобой дома переночевал…

Его взгляд был таким просительным, что Кирилл готов был сорваться. Любовь, нетерпение, радость, надежда, привычка действовать без тормозов слились в гремучую смесь, как взболтанное шампанское, которое вот-вот выдавит пробку. Кирилл чувствовал, как эта смесь эмоций, слившаяся в дикое желание поговорить с Егором, давит на него, заставляя сказать «да». «Да» — такое короткое слово, его так легко произнести, всего лишь два звука, давай же скажи их — «да». «Да» и все твои желания исполнятся. «Да»! «Да» — скажи это.

Кирилл тряхнул головой и сказал «нет».

— Не могу, Андрюх, извини. Если предки узнают, что я говорил с тобой, а тем более приезжал сюда… Хотя… Ты не знаешь, последние деньги перечислены? За реабилитационный период этот, десять дней ведь всего осталось… Егор не говорил, все ли счета оплачены? — Калякин ухватился за эту мысль, как за открывающий двери в сказку золотой ключик, но Андрей пожал плечами:

— Не знаю. Егор меня финансовыми вопросами не загружает, принимает меня за маленького…

— Понятно, — расстроился Кирилл. — Тогда нет, извини. Я сам рискую. Рискую Егором. Сейчас не засекут, наверно, а если на ночь остаться… Я вообще на такси приехал, таксист ждёт у ворот. — Он неопределённо махнул рукой туда, где, по его мнению, располагались ворота. В воздухе закружились мелкие, величиной с перышко колибри, снежинки. Таяли, не долетая до влажной земли.

— Тогда не надо, — понял Андрей. Он тоже расстроился, смотрел под ноги. Ладони, грея, засунул в безразмерные рукава наподобие муфты. — Всё равно Егор с мамкой скоро вернутся, подождём. Важно ведь, что ты снова в нашей команде.

— Ты спроси у Егора про деньги, а я тебе позвоню… С другого телефона только позвоню, не со своего номера — конспирация. Если перечислили… тогда всё отлично. Ага?

— Я знаю. Завтра спрошу. А ты с любого звони, только не теряйся. — Андрюшка пребывал в удивительно деловом настроении. Успокаивающе добавил: — Одиннадцать дней быстро пролетят.

— Да побыстрей бы, — вздохнул Кирилл и вынул из внутреннего кармана пуховика шариковую ручку и сложенный в четверо тетрадный лист в клетку. — Диктуй свой номер. Вот так вот, Андрюх, приходится, по старинке. Мобильник дома лежит, а то вдруг меня отслеживают по нему.

— Ну ты хренов конспиратор, Кира! — рассмеялся пацан. Ему определённо нравились шпионские игры, которые Кирилла порядком подзаебали. Он продиктовал номер, Калякин записал, сунул бумажку в карман, застегнул молнию. Снег пошёл немного гуще, но земли всё равно не касался.

— Рахманов! — злой мужской голос прокатился по двору. Парни разом обернулись и увидели идущего к ним молодого человека, практически раздетого, ибо брюки и свитер на повалившем в этот момент снегу не могли считаться за одежду.

— Ой, — пискнул ученик.

— Рахманов, ты почему не в классе? Я тебя искать должен? Пол-урока прошло! К директору тебя? Ещё и в сменной обуви по грязи!

— Никита Владимирович, — взмолился Андрей, — ну сейчас… Сейчас я иду уже! Срочное дело!

Кирилл заслонил его, с любопытством рассматривая учителя — в его понимании трудовики были старыми и закладывающими за воротник, а этот, видимо, недавно из универа выпустился и был привлекательным. В груди откуда-то всколыхнулась ревность: Егор скорее всего был знаком с этим красавчиком, контактировал и, возможно, даже питал вполне объяснимую симпатию. Кирилл уже невзлюбил трудовика.

— У нас действительно важное дело, — сообщил он, — а урок в последний день четверти ничего не изменит. Через пять минут придёт. Дайте нам договорить.

— Если через пять минут не придёшь, Рахманов, отправишься к директору, а в четверти будет «неуд». — Учитель развернулся и ушёл. Ревность Кирилла сразу пошла на убыль, такого бесхребетного Егор не полюбил бы: он даже не убедился, что всё нормально и законно, а то вдруг сомнительный тип толкает школьнику дурь? Егор вот не побоялся в ментовку заявить. А потом влюбился в лоханувшегося наркоторговца.