Он, она и три кота (СИ) - Горышина Ольга

Я врала — я ничего ещё не решила. Только если выставить Савку из кафе сию же минуту! Одна секунда, две, три… Боже…

— Савка, уйди! Я не хочу никаких объяснений с дочерью. Пожалуйста. Мне было с тобой хорошо. Честно. Ты замечательный… любовник и человек. У тебя все будет хорошо. Но не со мной. Тебе не с мамой, а с дочкой надо…

Лицо у Савки дрогнуло — наконец-то, а то думала все, окаченел.

— Так ты ж меня с ней не знакомишь!

— Савка, пожалуйста, будь серьезным. Ты найдешь девушку… Но чтобы найти, ты должен сначала уйти. Просто обрубить все концы со мной и забыть. Савка, ну чего ты молчишь? — все боялась сорваться я на крик.

— Слушаю, что ты мне еще скажешь. Это ведь не все?

— Уходи!

— Не уйду. Я же сказал уже. Ты повторяешься.

— Савва, нас не должны видеть вдвоем. Пожалуйста… Неужели ты не понимаешь? Неужели тебе меня не жалко?

— А тебе меня?

Он отпустил мою руку, но не взгляд. Однако боковым зрением водителя я уже заметила в дверях Оливку. Она пришла раньше маскарадника. Их столик пустует. Зато мой полный… сюрпризов.

Глава 7.7 “Думай и соображай”

Как там было в детской песенке: Думай, думай… Думай поскорее и соображай, и соображай!

Сообразила и вскочила из-за стола, сорвав со спинки куртку.

— Пойдемте, молодой человек, я вас лучше провожу…

Савка не сразу заметил мою дочь, потому что смотрел на меня, но когда проследил за моим взглядом, сразу узнал, потому что видел ее фотки в квартире: Оливка была копией папы, точно другая мама родила. И угораздило же Богдана уродиться в меня! Вот же напасть…

Савка тут же встал — не так резко, как я, но все же не замешкался и не смутился. Наверное, все смущение вложил в выплюнутый в меня яд. Оливка, не найдя никого за зарезервированным столиком, сразу сделала шаг к моему, но я все же успела заговорить первой.

— Это минут на пять. Может, десять, я должна молодому человеку адрес показать, а то Гугл не справляется. Ты заплати пока за мой заказ. Но я все равно вернусь, — шепнула я, уже совсем поравнявшись с дочерью.

Оливка, кажется, что-то хотела сказать, но я стрелой пролетела к двери, и Савка еле успел придержать ее для меня. Побыть если и не мужчиной, то хотя бы уж джентльменом без возраста. И маленькие мальчики должны придерживать чужим мамам двери, если они хорошо воспитаны. А Савелия воспитали достойно. Просто не объяснили, что девочкам нужны не только хорошие мальчики. Иногда плохие девочки меняют их на деньги — ах, Леночка, Леночка, подкинула ты мне букетик еще тот!

— Ловко выкрутилась! — буркнул подарочек на улице. — И куда ты меня провожать собралась, скажи на милость, если я уходить от тебя не собираюсь?

Вот же ёкарный бабай!

— До метро, — не стала юлить я с ответом и пытаться как-то задобрить этот «банный лист». — Извини, что не могу отвезти тебя к маме на машине. Я за рулем не пью, а коньяк у них отменный. Поэтому я добрая и плохого слова тебе не скажу.

Я коньяка не чувствовала. Грудь рвало от совсем других горячих чувств. Мне хотелось прибить Савку и одновременно обнять, приголубить, сказать, что все не так уж плохо — что с утра, как в песне, будет сказка с хорошим концом, но уже без меня. Совершенно не хотелось говорить и объяснять, то есть врать.

— Пошли…

Он не двинулся с места. Вот же олень! Баран, упрямый! Бедный, мальчик…

— Нас в окно видно! — прошипела я. — Давай отойдем хоть на два шага.

И он нехотя двинулся в сторону перехода, но повернула не туда, не к нему, в сторону. Мы уже, конечно, прошли куда больше двух шагов. Но не бодро — точно ноги волокли: нацепили против воли сказочные железные башмаки, не истоптав которые, мы не получим от темных сил разрешения расстаться друзьями.

— Давай до другого метро дойдем? — пробормотал мой маленький олененок.

Глаза щенячьи — невозможно ж отказать ребенку! Кивнула. Молча. Все сказано. Даже больше, чем надо. Он взял меня за руку, я вырвала руку и взяла его под локоть — нет, плевать на мнение прохожих: мы выглядим, как моложавая мать со взрослым сыном: ни дать, ни взять.

— С чего вдруг ты решила снова с ним сойтись? — наконец решился на вопрос мой бывший.

Боже, теперь у меня два бывших — я же Лешке ничего не ответила на его предложение руки и штампа в паспорте и не знаю, что сказать. И сейчас — тем более не знаю, что ответить бывшему любовнику.

— Так старость на носу. Так нам с ним лучше на пенсии будет, — озвучила я Меленкину шутку, в которой слишком много было горькой правды. — Старость не радость, а великое счастье, ведь в жизни главное не финиш, а участье, — выдала я с усмешкой шутку школьных лет.

— Тебе до старости…

Савка нашел мои пальцы своими. Сжал. Стиснул. Причинил боль! Ответную — ему тоже было больно. Шесть месяцев. Гнать его надо было поганой метлой давно. Да не могла, сама прикипела, дура…

— Спасибо…

— За что спасибо? За правду? Ну нахрена тебе старик сдался? Из-за денег?

— Старик? — хмыкнула в болтающийся на шее шелковый шарфик. Висит тут для красоты или таких вот сопливых моментов, чтобы было чем подтереться. — Он меня всего на год старше.

— Так он мужик! Еще скажи, что он в постели так же прыток, как и двадцатилетний?

Я промолчала. Да, сам себя не похвалишь…

— У тебя все любовники моего возраста? — не прекращал зануда допрос, до которого за полгода ни разу не опустился.

Даже сейчас поднимался на носки, чтобы смотреть на меня сверху вниз.

— Нет, ты единственный, — почти не соврала я.

Пусть как хочет, так и понимает. Как его душеньке угодно. Я устала врать. Устала…

— Так зачем ты от меня отказываешься? Я есть не прошу…

Вот тут уже не смогла смолчать — нет, я ничего не сказала. Просто тихо хихикнула. Со мной, как с Бабой Ягой было: сначала накорми, а потом дело пытай… В смысле, в постель укладывай.

— Ты ответить не можешь? — не читал мои мысли Савка.

Им все нужно разжевать да в рот положить — такое поколение, своим умом ни до чего не доходят.

— Мне будет неудобно иметь любовника, — все же не стала я ничего разжевывать. Так пусть глотает!

— Стыдно перед мужем, что ли? До этого стыдно не было и вдруг…

Тупые они все же, молодые…

— Неудобно, потому что у меня в доме будет два ребёнка. Может, Оливию уже ребенком не назовёшь, но вот Лешин сын ещё в школе учится.

— Так у него ещё и сын есть?

Да, много для тебя сюрпризов в один день!

— Есть.

— А чего с матерью не оставит?

— Потому что это его сын. Ну не твоего ума это дело, Савелий, вот честно. Моя жизнь тебя никогда не касалась и не будет касаться. Я тебе желаю всего самого лучшего в жизни. Всего-всего…

Говорила я, считая шаги, которые делали мои туфли в обход неровностей тротуара.

— Вот так, гонишь, даже не поцеловав?

Я подняла глаза.

— И как ты представляешь это на улице? Тебе стыдно не будет со старухой целоваться?

— Давай во двор зайдём? Раз тебе стыдно за меня.

Глава 8.1 "Слепой котенок"

Питерские дворики — мое проклятие: они просто созданы для того, чтобы терять голову, отдавая всего лишь губы. И то на время, а вот голову — уже навсегда. Но, может, хотя бы сегодня Вселенная сделает для меня исключение? Это же не Лешка, это с ним у меня ехала крыша, а с Савкой срабатывало нечто другое. И в этот раз тело тоже не дало сбоя.

Я думала просто поцелую его… Нет, конечно же, отвечу на поцелуй — Савка протащил меня по грязной стене, совсем не заботясь о чистоте моей куртки. Слишком грязные у него в тот момент были мысли, а руки горячими, а мои ледяными, потому что я искала в шершавой стене подспорье равновесию, вместе того, чтобы проверять на колкость Савкины щеки. Мои он пробовал на упругость, разглаживая подушечками пальцев мимические морщинки, собравшиеся в уголках губ.

Всего один поцелуй, Надя! Наденька… Взывала я к разуму, но бесполезно — я ничего не могла сказать ни себе, ни Савке, потому что боясь моих обидных слов, он прикусил мне язык. Я попыталась хотя бы пошевелить языком, но звук вырвался не из моего горла — да и походил он больше на стон или крик отчаяния. Я бросила стену, которая все равно не могла больше удержать меня от падения — только он, только его плечи, руки, губы могли меня спасти или погубить окончательно…